Владимир Легойда стал телеведущим

Парсуна - портрет в технике иконы. В переводе на светский - это "Персона". В гостях у недавно выступившего на телеканале "СПАС" в роли телеведущего главы Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимира Легойды то и дело появляются известные, но не проходные персоны. И разговор идет вокруг веры.

Я много раз слышала в адрес ведущего даже от тех, кому несимпатична Церковь: "Легойда - образованный и интеллигентный человек". Хотя сама всегда заточенным на критику журналистским взглядом привыкла ловить в его поведении досадные элементы цензуры и самоцензуры, которая почему-то почти всегда сопровождает человека Церкви в публичности, застегивая его на все пуговицы и завязывая на все галстуки.

Но с телевизором Легойде повезло: он его неумолимо расстегивает и делает свободным, интеллектуальным, тонким, лишая оглядки на статус и пряданья ушами от мысли о врагах.

"СПАС", стремительно меняющийся при новом (эмигрировавшем с телеканала "Россия") главе Борисе Корчевникове в сторону сильных и смелых разговоров о вере (достаточно того, что в телеспоре с о. Максимом Козловым участвовал, например, Владимир Познер), кажется, угадал и с "Парсуной". Это вовсе не беседы о вере как постном абстрактном опыте, это чья-то жизнь, пробитая верой.

У разговора пять тем, рубрицированных знаменитой (для верующих) строкой из молитвы оптинских старцев "Господи, научи меня молиться, надеяться, верить, любить, терпеть и прощать". С гостем, верующим интеллигентом, как раз и затевается разговор о вере, надежде, терпении, прощении и любви. Но никакого бездарного и усыпляющего бубнежа на сугубо православные и заморочные для стоящего вне церковной ограды человека темы (которым так отличаются большинство православных телепередач) нет. Это не то чтобы верующие про свое, неверующие про свое "и вместе им не сойтись". Это вера, поверенная умом, опытом, переживанием, рассуждением современников. Пока их было трое - режиссер Юрий Грымов, епископ Тихон (Шевкунов) и писатель и профессор МГИМО Юрий Вяземский.

Мне, привыкшей думать о молодых "То же самое, что и мы, только ума и опыта меньше", слова епископа Тихона о "тайне" нового поколения, всегда неразгаданного и непонятного, лишь отчасти пускающего нас в свой мир, прозвучали как социологическое открытие. Думаю, что не один главный редактор вздрогнул от слов владыки о том, что нынешний бесконечный новостной контент есть "затягивающая пустота". А чего стоят его же слова, прозвучавшие в адрес авторов показанного на телеканале "Дождь" фильма о владыке: "Клевета - это грязь, но грязь - целебная".

"Я пришел в веру в здравом уме, в 31 год", - скажет о себе Юрий Грымов и начнет открывать секреты того, как неверующий может сыграть верующего, и говорить о том, что Христа в искусстве лучше показывать не напрямую, а через "отражающую реальность" - через то, что происходит с другими: от взгляда на Христа. И где мы еще узнаем, что он собирался привезти в Москву из Орла пять письменных столов великих русских писателей. Или вспомним слова Толстого о трудностях прощения: "Когда тебя предали - это всё равно, что руки сломали". Простить можно, но обнять уже нельзя.

Третьим гостем "Парсуны" стал учитель Легойды, профессор МГИМО Юрий Вяземский. И ведущий вмиг потерял изысканность интеллектуального дуэлянта (обязательную в хорошем интервью). Перед лицом учителя у него поубавилось свободы, зато появилась возможность достигать невероятного градуса сложности "диалога всерьез". Продравшись сквозь разговор о непродуманных высказываниях собеседника, зря и неудачно сравнившего атеистов с больными и животными, они заговорили о молодых из "поколения селфи", желающих быть успешными, несмотря ни на что, даже на собственные предназначение и талант. О том, что Шекспир может научить реакции на неожиданную ситуацию эффективнее, чем тренинги. О том, почему Данте приготовил сердцевину ада для того, кто предал доверившегося ему. И о том, как московский алтарник Георгий Великанов погиб, закрыв собою пьяного бомжа на рельсах. Вяземский рискнул поставить диагноз: мы живем во времени с модой на любовь. И это, в общем, хорошее время. Может быть, Церкви, всегда знающей, "как надо", удастся через "Парсуну" достичь того, к чему она призывает, - разговора без поблажек и поклонов греху телевульгарности.