Открывается 58-я Венецианская биеннале современного искусства

Открывается 58-я Венецианская биеннале современного искусства. В Павильоне России представлен проект Lc.15:11-32, куратором которого выступили Государственный Эрмитаж и Михаил Пиотровский.

О российском проекте, о том, что общего между Эрмитажем и Венецианской биеннале, Рембрандтом и современным искусством, говорят генеральный директор Эрмитажа Михаил Пиотровский и кинорежиссер Александр Сокуров.

"Возвращение блудного сына" в сады Жардини

Название проекта отсылает к евангельской притче о блудном сыне и к знаменитой картине Рембрандта. Повезете в Венецию "Возвращение блудного сына"?

Михаил Пиотровский: Нет. Мы везем музей. Эрмитаж как русскую сокровищницу мирового искусства. Очень, кстати, русская история во всех смыслах. Особенно если вспомнить слова Достоевского о всемирной отзывчивости русского человека.
Эрмитаж - это подлинники.

Михаил Пиотровский: Или, например, их образ в фильме Александра Сокурова "Русский ковчег".

Вы хотите сказать, что в Венеции будет мультимедийная версия знаменитого фильма?

Михаил Пиотровский: Отнюдь. Я хочу сказать, что без "Русского ковчега" не было бы "рембрандтовского" проекта в Венеции. Над ним с Сокуровым работают в том числе и мастера, участвовавшие в создании "Русского ковчега".

Фильм "Русский ковчег" - это движение не только по залам Эрмитажа, но и в глубь истории, в глубь памяти культуры. А биеннале - пространство современное.

Когда мне предложили сделать вместе с Эрмитажем проект для Павильона России в Венеции, я сразу подумал о "Возвращении блудного сына". Такой плотности художественных идей я нигде не встречал. Здесь вся история жизни человека, его сердечные надежды, хитрость и предательство, старение и милосердие…

Александр Сокуров: Чтобы двигаться куда бы то ни было, нужна точка отсчета. Современность же - не летающий остров Лапута, описанный Свифтом. Музей и есть та твердь, та одна из важнейших точек опоры, которую имеет национальная культура. У нас охотно цитируют фразу Александра III, что у России два верных союзника - ее армия и флот. Реже вспоминают, что именно Александр III основал Русский музей, который носил его имя до 1917 года. Иначе говоря, ему не надо было объяснять, что музей, искусство - та крепость, которая никогда не терпит поражения. Армия и флот могут проиграть битвы. Искусство - никогда. Кто бы мы были, если бы не Эрмитаж с его богатейшими коллекциями, купленными Екатериной II?

Почему вы выбрали именно картину Рембрандта, создавая проект для биеннале?

Александр Сокуров: Я хотел показать Эрмитаж в тесной связи с жизнью современных людей. Представить музей как ключевое звено, которое соединяет современность и историю, личную память и великое искусство, интимные переживания и весь мир. Поэтому, когда мне предложили сделать вместе с Эрмитажем проект для Павильона России в Венеции, я сразу подумал о "Возвращении блудного сына". Я очень люблю это полотно, как и небольшой "Портрет старой женщины". Такой плотности художественных идей, как в "Возвращении блудного сына", я нигде не встречал. Здесь вся история жизни человека, его сердечные надежды, хитрость и предательство, старение и милосердие… Мне захотелось "развернуть" свиток этой истории - эмоционально, чувственно... Представить, что было и что будет с ее героями. Мы видим сына в лохмотьях, который в раскаянии приник к отцу. Мы видим полноту любви отца, его боль, печаль, милосердие. Мы видим лицо отца. Видим ли мы лицо младшего сына?

Все помнят его пятки…

Александр Сокуров: Вот именно. Мы можем предположить, по каким дорогам он шел, зная, через что проходят сегодня миллионы молодых людей приблизительно его возраста и что происходит с ними и вокруг них. Если мы хотим найти актуальное событие в искусстве, посмотрите на "Возвращение блудного сына".

Мы не видим лица вернувшегося к отцу сына, но мы хорошо представляем мир, из которого он пришел. Сожженные города, погибшее искусство, люди, убивающие друг друга. Вопрос: что будет, когда сын поднимается с колен? Мы знаем, что сказал ему отец. Но что скажет вернувшийся младший брат старшему? Тому, кто стоит рядом. Тому, кто был верен отцу. Тому, который "осердился и не хотел войти". Что им неплохо бы выяснить отношения? И что он теперь имеет право на новую долю наследства?

Иначе говоря, как только мы поднимаем героя картины с колен, все начинается заново. Поэтому на одном из двух огромных полотен-экранов, которые будут в Павильоне России, - мир, откуда вернулся рембрандтовский "блудный сын". Там будут пылать городские руины, освещенные заревом пожаров и заливаемые "рекой крови". Руины, где беспрерывно стреляют солдаты, где прячутся дети, где бродят испуганные животные…

Таким образом вы соотносите свою работу с темой основного проекта Венецианской биеннале, предложенной его куратором Ральфом Ругоффом, "Не дай бог жить в эпоху перемен"? Это перифраз китайской пословицы…

Александр Сокуров: Нет, я об этом не думал. Я режиссер, и моя задача - создать художественную ткань и эмоции. Я не соревнуюсь с великим художником. Я надеюсь, что свои переживания, рожденные встречей с шедевром Рембрандта, смогу передать языком, понятным современным молодым людям.
Михаил Пиотровский: Пословица, кстати, не факт, что китайская. Похоже, она родом из дипломатического фольклора. Говорят, эту фразу сказал Чемберлен, сославшись на некоего английского дипломата, в свою очередь уверявшего, что слышал это выражение в Китае в качестве пословицы.

Так создаются мифы…

Михаил Пиотровский: Наш проект не имеет отношения ни к фейковым новостям, ни к постмодернизму, ни к мифу. Он совершенно про другое.

По направлению к "Вавилонской башне"

Есть несколько вариантов взаимодействия кинорежиссера с музеем. Одни, как Уэс Андерсон, который в этом году сделал проект "Мумия землеройки в гробу и другие сокровища" в Музее истории искусств в Вене, опираются на коллекции музея. Другие, как Питер Гринуэй, создают видеоинсталляции, с помощью света и видео "перемонтируя" смысл картины, как это было с "Ночным дозором" Рембрандта. Между прочим, Гринуэй в 2009 г. в Венеции делал видеоинсталляцию "Брак в Кане Галилейской" в аббатстве бенедиктинцев Сан-Джорджо Маджоре. Именно по заказу бенедиктинцев Веронезе писал свою работу, но после Наполеоновских войн картина оказалась в Лувре. Наконец, Ларс фон Триер совсем недавно на выставке "Меланхолия: Бриллиант" в Музее современного искусства в Антверпене (M HKA) показал реальный бриллиант рядом с виртуальным, заинтересовавшись соединением цифрового образа с предметом.

Чем вас как режиссера привлекла возможность работы на "соседней" по отношению к кино территории современного искусства?

Александр Сокуров: Я не представляю себе серьезной художественной работы вне рамок канона. Иначе говоря, без коридора ограничений. Работа с Эрмитажем предполагает работу с пространством картины. Тем и интересна.

Но выход в многоканальную инсталляцию - это работа с пространством, не только со временем, как в кино. Это же другая структура…

Александр Сокуров: Не совсем. Перед экранами будут скульптуры отца и сына. Это им я показываю картины сегодняшнего дня.

Кто автор скульптур?

Александр Сокуров: Скульпторы Владимир Бродарский и Екатерина Пильникова. Они хорошо решили поставленную задачу. Также в экспозиции будет больших размеров современный эскиз по мотивам Рембрандта, выполненный живописцем Алексеем Перепёлкиным. Все трое - выпускники Санкт-Петербургской академии художеств.

Мы увидим лицо вернувшегося сына?

Александр Сокуров: Да. Это персонаж Рембрандта триста пятьдесят лет спустя. И по тому, как сделан, как вылеплен сын, вы в нем узнаете современного человека. Рембрандт помог мне представить его и отца.

Вы соединяете героев разных времен?

Александр Сокуров: Я не вижу дистанции между героями Рембрандта и современными людьми. Да, он худой, у него еле-еле душа в теле, но посмотрите на его взгляд, на его лицо. Посмотрите, сколько в нем силы воли. Оденьте его в военную форму - любого государства. Представьте его с оружием. И вы узнаете то жестокосердие, я бы сказал - безмятежное, которое не является новостью. Пресечь его, остановить внутри натуры молодого человека - крайне сложно.

Но тогда вы от Рембрандта двигаетесь в сторону "Вавилонской башни" Брейгеля, с одной стороны, и Босха - с другой.

Александр Сокуров: Без всякого сомнения. Но о Босхе я бы тут все же не говорил. Он слишком страшен, чтобы в пространство его картин-видений включать образы наших современников. "Вавилонская башня" Брейгеля - другое дело. Я такой разрушенный полностью город видел в Грозном, когда был там во время войны и после нее - на съемках. Современное оружие все превращает в пепел…

Если не притча, то что для вас сюжет возвращения сына…?

Александр Сокуров: Моральная драма. Не хочу сказать - трагедия. Но то, что это драма - вне всякого сомнения. До Рембрандта это было, после него… Ничто не прекращается.

Марко Мюллер в бытность директором Венецианского кинофестиваля, говорил, что нас постоянно атакуют малые экраны. Вы предлагаете умножить количество экранов, давая три экрана в инсталляции?

Кинематографисты в сравнении с Рембрандтом - дети. В кино смысл высекается из движения. А Рембрандту оно не нужно. Он создает мизансцену, которая нас заставляет думать и переживать почти четыре века. В этом дистанция между цивилизацией настоящего искусства и тем, что мы называем современной культурой

Александр Сокуров: Нет. Я понимаю Марко Мюллера, поэтому в российском проекте пространство инсталляции соотносится с пространством больших картин.

Поначалу мы хотели видеоинсталляции поместить в окна, сделанные по образцу окон Эрмитажа. Но потом от этой идеи мы по разным причинам отказались. И решили делать видеоинсталляцию как картины огромного формата, три на четыре метра. Сегодня художники таких полотен уже не пишут.

Ансельм Кифер, например, работает в больших форматах.

Александр Сокуров: Это все же нечастый случай. Мне понадобился такой масштаб, потому что большое полотно позволяет показать много параллельных историй, дать широкий спектр переживаний. Но при этом я не ставил задачу создать своего рода ребус. Нет, все должно быть понятно и школьнику.

Но школьнику, который все же знаком с картинами Рембрандта в Эрмитаже…

Александр Сокуров: Да, в работе есть множество отсылок к шедеврам Рембрандта, от "Блудного сына" и "Портрета старой женщины" до "Данаи" и "Поклонения волхвов". Кинематографисты в сравнении с Рембрандтом - дети. В кино смысл высекается из движения. А Рембрандту оно не нужно. Он создает мизансцену, которая нас заставляет думать и переживать почти четыре века. В этом дистанция между цивилизацией настоящего искусства и тем, что мы называем современной культурой.

А кто занимался мультимедиа?

Александр Сокуров: Саша Золотухин помогал мне видео делать. Его дебютный фильм "Мальчик русский" включен в программу "Кинотавра".

В саундтреке будет тема опер Вагнера?

Александр Сокуров: Только одна музыкальная реплика. Основную часть музыки написал Андрей Сигле, с которым я работал над многими фильмами. Он блестящий композитор. Для венецианского проекта он создал музыку для рогового оркестра. Таких коллективов всего три в мире. Один из них - в Петербурге. Любой инструмент в таком оркестре может воспроизвести только одну ноту. Поэтому перед каждым музыкантом - несколько инструментов. Я их очень люблю слушать. Это и смотреть интересно. И абсолютно чарующая звуковая палитра.

"Всем любуюсь только я и мыши…"

В одном из интервью вы рассказывали, что проект "Lc. 15:11-32" в Павильоне России - трехчастный, представляющий музей как храм, как приют отшельника и аттракцион. Понятно, что слово hermitage в переводе с французского означает "приют отшельника". Но даже во времена Екатерины II этот образ выглядел заимствованным напрокат из пасторали. А уж сегодня, когда Эрмитаж принимает 4,5 млн посетителей в год, про приют отшельника совсем странно говорить.

Михаил Пиотровский: Да, образ приюта отшельника для Екатерины был игрой. Возможно, ее фраза о своих коллекциях: "Всем этим любуюсь только я и мыши…" - лишь продолжение этой игры. Но игра была связана с очень важным ощущением: наряду с пестрой суетой в жизни должно быть место и отшельнику.

Но сегодня музей, мягко говоря, - не место для уединения.

Михаил Пиотровский: Наоборот. В музее ты можешь отделяться от толпы. Особенно если ты в музее не первый раз в жизни. Другое дело, что в Эрмитаж, как выясняется, очень многие приходят первый раз в жизни или очень мало знают, что они приходят смотреть.

Речь о том, чтобы дистанцироваться от современности?

Михаил Пиотровский: "Блудный сын" в сто раз современнее многих вымученных вещей, которые обращаются к сегодняшнему дню. Он абсолютно современен, и это как раз Александр Николаевич показывает. Он дает ощущение, что есть территория, где работают другие правила, заданные историей культуры.

Александр Сокуров: …и где можно сконцентрироваться, собраться.

Михаил Пиотровский: Конечно. Музей - это возможность выстроить свой личный маршрут. Он может быть каждый раз новым, а может быть встречей со знакомыми шедеврами. Это шанс лучше понять не только искусство, но и самого себя.

Справка "РГ"

Венецианская биеннале - старейшая биеннале современного искусства. Здесь помимо основного проекта в Арсенале и Джардини, свои проекты представляют страны в национальных павильонах.

Комиссар Павильона России - Семен Михайловский. Название проекта отсылает к Евангелию от Луки, а именно - к притче о блудном сыне. Зрителям предложат путешествие от атлантов (тех самых, что держат небо на каменных руках у входа в Новый Эрмитаж на Дворцовой площади Петербурга) к "приношению Рембрандту" от Александра Сокурова - многоканальной видеоинсталляции, развивающей тему картины "Блудный сын", а далее - к театральному оммажу фламандской школе от художника Александра Шишкина-Хокусая.