18.02.2020 19:19
    Поделиться

    В Большом театре поставили оперную быль

    Самая интригующая оперная премьера сезона - "Садко" Николая Римского-Корсакова, представленная Дмитрием Черняковым на Исторической сцене Большого театра. Знаменитый оперный режиссер не появлялся на этой сцене девять лет - с тех пор, как случился скандал, вызванный его эпатажной трактовкой "Руслана и Людмилы" на открытии театра после реконструкции. За прошедшие годы режиссер создал почти тридцать спектаклей на западных сценах. Больше половины из них - русские оперы.
    предоставлено пресс-службой Большого театра

    В Москве возвращения Чернякова ждали. Интриговал и выбор режиссера: "Садко" - большая русская опера, презентовавашая когда-то художественный стиль Большого театра и не сходившая с его сцены до советских 80-х годов. Интриговала и перспектива его трактовки, учитывая его жесткий постмодернистский подход к интерпретации материала и его бескомпромиссный стиль конфронтации с произведением. Но Черняков повел игру с партитурой Римского-Корсакова и со зрительным залом, а точнее, с Большим театром, на другом поле. Его "Садко" - классический красочный спектакль в духе сценических полотен имперских и советских времен, с "историческими" костюмами и декорациями, богатой бутафорией и многолюдной массовкой: демонстративная дань традициям Большого театра, которой так ждали от него 9 лет назад, на открытии (получите). Идея сценографии - откровенно дизайнерская: галерея исторических эскизов декораций к разным спекталям "Садко", создававшимся русскими художниками, начиная с 1901 года - Васнецовым, Коровиным, Егоровым, Билибиным, Рерихом, Федоровским. На сцене их копии демонстрируются в разных вариантах: на баннерах-занавесах, задниках, опускающихся из-под колосников, в декорациях, вернувших к жизни коровинские паруса и новогородские башни, билибинский лунный пезаж и обильную бутафорскую утварь - кувшины, чарки, чаши, бочки, сундуки, тюки, ткани, деревянные рыбы с человечьими головами, которыми заполнены пиршественные столы и сцена.

    Такой апофеоз "театральности" у Чернякова саркастично оборачивает идею традиции в гротеск. Режиссерский подвох ощущается и в образах новгородцев - все, как на подбор, с одинаковыми льняными прическами, косами, бородами, в одинаковых старорусских костюмах (художник Елена Зайцева), с одинаковыми дружными реакциями.

    Основная коллизия в спектакле строится на том, что три молодых современных человека - Садко в джинсах и пуловере (а не в свите, как другие новогородцы), Любава в джинсах и темных очках и элегантная Волхова с чемоданом на колесиках, вовлекаются в квест, который они должны пройти в некоем Парке развлечений, переходя из одного павильона в другой и попадая в действие былины "Садко". Квест должен избавить их от собственных фрустраций, в которых герои признаются Чернякову перед началом спектакля, появляясь на экране и отвечая на вопросы его теста.

    Выясняется, что Любаву (Екатерина Семенчук) постоянно бросают ухажеры, Волхова (Аида Гарифуллина) мечтает о головокружительной любви, а Садко (Нажмиддин Мавлянов), которого мучает комплекс нереализованности и страх затеряться в толпе, мечтает стать былинным богатырем.

    Режиссер дает им шанс испытать желаемое, отправляя их в Парк, где распорядитель - Старчище с фолиантом "Садко" в руках, "рериховский" пращур с длинными седыми прядями и лысым лбом (Сергей Мурзаев). Он вручает гусли Садко и направляет его в первый павильон под названием "Пир в богатых хоромах братчины в Новгороде". Здесь, в антураже декорации Васнецова гудит пир горой: дружным хором величают Новгород, одобряют песню гусляра Нежаты (контральто Юрий Миненко), вызывающую приступ смеха у Садко. Для него происходящее - фантасмагория: бесконечные славословия, скоморошьи танцы, "дурень" Дуда верхом на скоморохе Сопеле. Песнь Садко о новых странах и новой жизни слушать не хотят: все должно быть "по-старинному". Садко изгоняют из павильона.

    Квест должен избавить Садко и Любаву от их собственных фрустраций, в которых они признаются режиссеру Чернякову перед началом спектакля

    Следующий павильон - "Берег Ильмень-озера", где Садко на фоне билибинского месяца и приозерных зарослей кручинится о своей творческой участи: "людям не надобны мои гусельки яровчаты". Появляется Волхова с чемоданчиком - "чудо чудное, диво дивное", Старчище пускает пар на сцене, переодевшаяся в струящийся цветной балахон Волхова становится "музой" изганнного героя. Их сцены строятся в духе рутины любовных дуэтов - "лёли-лёли, цветики": муза танцует, красиво размахивая фалдами балахона ("ночь напролет"), увенчивая своего героя цветочным венком и обещая подарить ему три золотых рыбки. Сцену прерывает царь морской Океан-море (Станислав Трофимов), появляющийся из-за кулис во всем своем грозном обличии, с круглым пузом-аквариумом, стразами, тинной бородой и трезубцем.

    Садко приходится перейти дальше - в "Светлицу в тереме", где он натыкается еще на одну участницу квеста - Любаву, исполняющую свой однообразный плач "всю ночь ждала… Садко меня не любит…" Раздраженный "супруг" вручает ей пяльцы и мчится поскорее на выход (не без драки) из этого павильона. Попадает на "Пристань в Новгороде на берегу Ильмень-озера". Здесь режиссер саркастически разделывается с трафаретами массовых сцен: новгородские люди катят бочки, торгуют, несут тюки, ящики, разворачивают ковры и ткани, в толпе появляются страшные иноземцы черных одеяниях с капюшонами, с рогами и бородами, калики перехожие, спорящие о Правде и Кривде, рефреном звучит фантасмагорически высокий голос Нежаты "славься, славься, славься!" Над Садко насмехаются. Но вот на сцену выносят три заветные рыбы в чаше, превращающиеся, согласно былине, в золото, и тут же происходит метаморфоза: все славят Садко. Он сам теперь выбирает из безликой массовки певцов - Варяжский гость( Дмитрий Ульянов), Индейский (Алексей Неклюдов), Веденецкий (Андрей Жилиховский). Садко с радостью ставит им номера, обряжает в шкуры, жемчуга, ткани, праздник набирает размах и удаль русскую, которую обрывает, как всегда некстати появившаяся супруга Любава с плачем "мать сыра земля… ты сокрой меня!" Разумеется, Садко она не останавливает: герой отправляется в заморские страны.

    Черняков ведет свою игру филигранно, ни на минуту не обрушая традиционалистской конструкции спектакля и не заставяя усомниться в том, что отдает дань всем ее сценическим постулатам, но сарказм его проступает в оптике, высвечивающей мертвечину "режимной" эстетики. Апофеоз - дефиле морских гадов в подводном царстве: медленное шествие по кругу костюмированных водорослей, морских коньков и звезд, гигантских рыбин и чудищ со стеклянными глазами, напоминающих персонажей фанастического хоррора. Эта феерия самодостаточна и абсолютно не театральна, подобно хороводу вокруг елки, но именно она впечатлила публику, завороженно следившую за неуклюжими движениями артистов в многокилограммовых сверкающих нарядах.

    Но в чем смысл этого квеста? Чем заканчивается поход по павильонам Садко, что он открывает для себя? Он теряет Волхову, покинувшую его, спящего, с чемоданчиком, и оказывается в окружении рабочих в комбинезонах и оранжевых бейсболках, отчетливо напоминающих "строителей", открывавших когда-то в его постановке Историческую сцену Большого театра. В той точке, вероятно, отражается и нынешняя трактовка Садко. Живописные банеры, декорации, бутафорские рыбы - все смешалось в финале на сцене. Садко расставляет артистов, но они снова поют глорию - слава морю, Волхове! Все вернулась на круги своя. Садко рыдает.

    Конечно, Римский-Корсаков писал свою оперу-былину не о таком Садко, но, как заметил в тесте перед началом спектакля Нажмиддин Мавлянов (Садко), сегодня таких героев и нет. Черняков же, несмотря на кажущийся компромисс, кратко заключенный с традиционализмом, остался на своей территории. Что касается музыкального воплощения Римского-Корсакова, то оно впечатлило бесспорно. Важно, что обошлись без грубых купюр, убивающих эпическое течение музыкального потока: величие и колористическая красота, мера и стройность в звучании оркестра (Тимур Зангиев), красиво и сложно устроенные хоры, которым еще предстоит филигранно скоординироваться с оркестром, великолепные работы солистов, которым пришлось не только исполнять в спектакле вокально сложнейшие партии, но и пройти через все слои хитрой театральной игры, предложенной Черняковым.