"Родина" продолжает вести рубрику, начатую в год 365-летия воссоединения России и Украины и напоминающую про общее прошлое двух братских народов
Хрупкие елочные игрушки сияют перед глазами четырехлетнего мальчика. На пианино играет Ольга. Мальчик смотрит на ее быстрые, мелькающие пальцы, поглядывает на маму.
Мама сидит у елки, чистит мандарин.
Ольга берет последний аккорд. "Пора", - говорит мама.
Натягивает на мальчика меховую куртку, шапочку. Шарфик завязывает Ольга. Мальчик знает цветы, которые пахнут так же приятно, как руки Ольги.
Ольга - двоюродная тетя мальчика. Он называет ее Олей. Он понимает, как она молода.
Этот мальчик - я.
Оля и мы
Ольга осталась без отца в 1938 году. Георгий Петрович Мишин, крупный горный инженер один из тех, кто создавал производственные мощности советского "Клондайка" - Донбасса. Незадолго до скоропостижной смерти в составе донецкой делегации он был в Москве, встречался со Сталиным.
Ольга с отличием окончила Артемовское музыкальное училище. После учебы преподавала класс фортепьяно в детских пансионатах. Перед красивой, хорошо воспитанной и способной девушкой открывались ясные перспективы. Полина Павловна - мать Оли и моя двоюродная бабушка, была первым музыкальным учителем дочери. Она и сама играла на пианино. Музыкальный инструмент - пианино "Леонид Адлер" (производство 1873 года) с бронзовыми канделябрами, оберегалось ею от царапин и малых повреждений до самой смерти.
Дом Оли и наш дом были рядом. Под землей деревья соседствовали корнями, а их кроны вкусными плодами над землей. Бескрайний сад посадил мой родной дед - Николай Яковлевич Бочаров.
Хорошее было время.
Хорошее время никогда не переходит в лучшее.
Оля и оккупация
Первые фугасные бомбы обрушиваются на наш поселок рано утром, когда люди еще не проснулись. А проснувшись, увидели, что все улицы, переулки и дороги забиты военной немецкой техникой. Ревут танки, рычат грузовики, трещат мотоциклы с "люльками" и солдатами в зеленых касках. В наш двор, опрокинув ворота, въезжают два огромных грузовика. В кузовах - ящики с боеприпасами. Один из немецких офицеров, осмотрев нашу квартиру, принимает решение: "Штаб будет здесь".
С этого дня наш дом - их штаб. А погреб - для взрослых и детей - наш.
Поселок шахты "Капитальная" оккупирован, Чистяковский район с шахтами "3-бис", "9-10" оккупирован. Через сутки - оккупирован весь Донбасс.
Мы знаем, что война началась не вчера. Отец и дядя Вася уже в ее мясорубке, из мужчин с нами - только дедушка. Но мы не знаем, что война с такой скоростью и внезапностью обрушится на наш порог. Немецкий язык - со всех сторон. Дикий виноград на веранде секут пули и ветры. Уголь в сарае кончается, дрова кончаются, кончаются хлеб, сахар, масло, соль...
Спички!
Спичек нет. Тетя Оля приносит как-то две. Две спички и квадратик наждачного картона. Я - хранитель. Величайшая ценность жизни.
В один из дней тете Оле удается раздобыть полный спичечный коробок. Мама целует ее, как когда-то меня трехлетнего.
Мы голодны. Мы днем и ночью хотим есть. От голода отвлекают только детские приобретения: пороховые стебли, гильзы от зенитных патронов, резинки всех видов. Особенно - резинки. Это для рогаток. Из рогаток мы стреляем по воронам. Сбили - горячий суп с мясом.
Проволочная прочность вороньих жил незабываема, как первый обман.
Офицеры гитлеровского штаба, нас, живущих в погребе, не замечают. Но когда двое из них - Ганс и Отто - начинают играть на губных гармошках, можно приходить их послушать. Если забегает к маме Ольга, они просят ее поиграть на пианино. Пианино у нас попроще, чем у Ольги, и играет она немцам с откровенной неохотой. Но лишь до тех пор, пока ей не начинают "платить". Платить двумя-тремя галетами, плиткой шоколада, печеньем. Заработок тут же делится Олей между нами, детьми.
Шоколад был немецким, а вкус - до сих пор - русским, Олиным. Однажды Отто подарил Оле кусок мыла. Она разделила подарок на три части: одну маме (на руках мамы нас трое), другую тете Люде. Последнюю оставила себе и Полине Павловне.
Ольга помогала моей маме во всем: стирала нашу одежду, присматривала за нами, лечила ссадины и порезы. Она стригла нас и мыла наши головы, выхватывала из-под колес машин, которые проносились мимо нашей калитки. Ольга была второй нашей мамой.
И любимой как первая.
Оля и Отто
Идет дождь. Штабистам привозят продовольствие. Солдаты переносят ящики на веранду. За их работой пристально наблюдаем мы: мой младший брат Аркадий и я.
Перенесли - уехали. Через 20 минут мы обнаруживаем: штаб пуст. Обследуем ящики. Уголки каждого прошиты легкой металлической лентой, но на одном ленты нет. Открываем. В древесной стружке - куриные яйца. Три забираю я. Два - Аркадий. Осторожно надбиваем верхушки, выпиваем. Пир!
Как быть со скорлупой?
Правильные решения принимаются только людьми голодными, а мы - сытые. Пять яиц!
Идем к печке. Открываем конфорки. Складываем выпитые яйца на раскаленные угли. Сгорите до пепла. Конфорки закрываем. Рядом никого.
Штабисты появляются через полчаса. Один из них - Отто - решает проверить печку. Могла прогореть. Сдвигает конфорки. Обугленная скорлупа яиц, сохранив форму, покоится на угасающем антраците. Отто зовет нас. Идем к печке. Он тычет пальцем в жаркий печной зев. Все как есть: пять формочек с надбитой верхней частью - словно на выставке. Форма идеальная. Только цвет не белый, а уже черный.
Молчим. Паралич.
Немец берет кочергу, проверяет как она посвистывает в воздухе, если резко размахнуться.
Посвистывает хорошо. В какую-то секунду Отто замирает. В солнечном морозном проеме двери - Ольга.
Или икона?
Отто перекладывает кочергу из руки в руку. Что-то негромко говорит. Внезапно смеется. Затем резко обрушивает кочергу на тлеющие угли и скорлупу. В следующую секунду той же кочергой, тремя крупными чугунными конфорками закрывает печь. Закрывает, приставляет кочергу к стенке, уходит.
Оля и мама
Гром освободительных боев нарастает. По улицам нашего поселка, в сторону Дроново, неровными рядами гонят пленных. Отлавливают немцев в высокой кукурузе. Ее поле рядом с окраиной поселка, прямо у свинарника бабы Каневцовой.
Танки Красной армии сдвигают с дороги брошенную немцами технику. Что-то хорошее, гордое, мучительно растянутое во времени, слышится в разговорах людей.
"Скоро заживем", - говорит Ольга маме и повторяет: "Скоро, скоро заживем, Галочка".
До Победы, до "скоро заживем" еще, однако, далеко. Но - скоро! Через много лет начинаешь понимать: единица измерения времени - человек. Человек, а не годы, и не минуты. Времени без человека нет. Даже если "скоро заживем" только надежда. Даже если это только шум дождя в пустыне.
Оля и наши
Три истребителя внезапно появляются над нашими головами. Улицу Ленскую, ее дома, дворы и сады захлестывает крупнокалиберный град авиационных пулеметов. Истребители несутся, едва не касаясь верхушек тополей. На их крыльях я вижу красные звезды! Наши! Но ведь и бьют-то они по нашим.
Летчики не знают, что немцы уже отброшены за Миус, что весь наш Чистяковский район уже освобожден. Что в нашем доме гитлеровский штаб уже два дня как сменился на красноармейский. Самолеты заходят на новую атаку, под их пулеметным огнем корежится металл навсегда сдохших немецких грузовиков и танкеток, но и черепица наших домов, крыша нашей летней кухни, ветки нашего орехового дерева. На крыльцо выскакивает штабист, он полковник, запрокидывает голову к небу, он недобрит, лицо в мыле, полотенце через плечо, он кричит: "Свои! Свои! Свои!". Кричит изо всех сил, и машет рукой радистам. Я с братом верчусь у крыльца. Мы слышим надрывное "Свои, свои, свои!". И тоже кричим "свои"! И вдруг я вижу, как изо рта полковника начинает хлестать кровь, он прикрывает рот рукой, но кровь заливает его пальцы и руку, и вся его грудь уже кажется в крови.
...его подхватывает санитар из перевязочной, что на веранде, а нам он кричит: "Уматывайте отсюда подальше". И кому-то еще. Он как будто не ранен, он сорвал горло, может захлебнуться... "Тащи сюда быстро...".
А что "тащи"? Радист из сирени пинком отгоняет меня и брата от крыльца, мама и Ольга волоком тянут нас в погреб, и не могут понять, как мы тут оказались под непонятным неожиданным огнем.
Погреб оглушает тишиной.
Оля и синенький скромный платочек
Забегаю к Полине Павловне. В квартире холодно, бабушка больна, лежит под тремя одеялами.
"Включи свет, Геша". "Зачем, день". "Включи. Может от лампочки будет теплее. Холод ужасный".
"От лампочки будет теплее?" Бабушкин холод был другим. Но я - еще ребенок.
Мама идет на работу. Она - откатчица на шахте "9-10". Вываливает породу из вагонеток. Шахты начинают работать. Начинается новая жизнь. Вскоре на "9-10" уже работает и Ольга. После полной Победы мама и Ольга получают медали "За восстановление народного хозяйства СССР".
А мы, дети, помогаем взрослым собирать щепки. Щепки для обогрева домов.
Уходит Полина Павловна. Уходит дедушка. Наш дорогой Николай Яковлевич.
Каждый вечер до наступления темноты я и Аркадий вскарабкиваемся на высокое дерево. Мы высматриваем маму - она идет с работы. Несет заработок: 300-400 граммов хлеба. Говорит: "Ешьте сами, меня покормили на шахте". Ольга работает в другую смену. В день "получки" заходит к нам, делит хлеб, говорит: "Ешьте сами. Меня покормили на шахте".
Мы смеемся, думаем: наверное, они подслушивают друг друга.
Ольга Георгиевна Мишина становится Ольгой Георгиевной Яценко - муж Николай Савельевич, горняк, начальник участка шахты "9-10". Рождается сын Володя. Теперь у меня - троюродный брат.
Возвращается отец. Возвращается дядя Вася. По двое из десяти ушедших. Улица вдов не скоро станет улицей жен. Но жизнь набирает скорость. Средняя школа-десятилетка и трехлетняя шахтерская школа - позади. Я покидаю поселок. Покидаю по существу навсегда. Короткие приезды к маме и отцу - не в счет.
Но в каждый из приездов встреча с Олей. И каждый раз она играет для меня на своем легендарном пианино "Леонид Адлер" неповторимый "Синенький скромный платочек".
Оля и жена
Уходит мой отец.
Я уже давно москвич, журналист, специальный корреспондент "Комсомольской правды". Вылетаю в Донбасс на прощание. В родительском доме не только горе, но и проблема: поселковое кладбище переполнено. Кладбище замкнуто двумя железнодорожными ветками. Одна - на Дебальцево, другая - на шахту "9-10". Хоронить негде.
Оля рядом с убитой горем мамой. Почтальон приносит мне телеграмму. Подчеркивает: из Москвы. Подпись под соболезнованием: Б. Панкин, главный редактор "Комсомолки". (Незадолго до распада Союза - Борис Дмитриевич Панкин - последний министр иностранных дел СССР). С помощью удостоверения "Комсомолки" и телеграммы Панкина добиваюсь бумаги:
"...отпустите тов. Бочарову Н.Н. одну выкопанную могилу".
Ольга обнимает меня за плечи...
Уходит мама.
Поминальный стол в центре двора. Родственники за столом. Только Оля и моя жена не за столом, а на скамье под ветвистым орехом. "Танечка, - спрашивает Оля, - а меня ты приедешь хоронить?".
Головы Оли и жены склонены одна к другой. Волосы на голове жены темны, у Ольги то ли серебро, то ли иней...
Больше я ее не видел.
Оля и я
Прошло четверть века. Попытки разыскать семью Мишиных-Яценко ни к чему не привели. В Донбассе их уже не было. Лишь однажды кто-то из земляков рассказал: Николай Савельевич умер, Оля в одиночку поднимала сына Володю, они жили в Ленинграде, Володя стал кандидатом технических наук...
Годы шли.
2020, 20 апреля, Пасхальное утро.
Телефонный звонок из Херсона. Володя Яценко!
"Я не верю, - раздается в трубке, - что нашел тебя. Не верю! Но мы поговорим, когда тебя услышит мама. Старших надо уважать, ей ведь 99 лет".
"Гешенька, родной! - звонкий, молодой, честный голос Оли. - Как я хочу тебя видеть...". И убийственно счастливый плач.
Кристальная память, чудесная речь и даже слово о сохранившемся до сих пор пианино (1873 год), и в самом конце разговора слова, единственно способные обходить земные пределы: "Я надеюсь... я надеюсь, что мы еще с тобой увидимся".
Надеюсь и я.
Конец истории тонкой как нить в измученном надеждами мире.
Геннадий Бочаров
Родился в 1935 году на Дальнем Востоке. Пережил немецкую оккупацию. Работал шахтером, монтажником, сотрудничал с казахстанскими газетами. С 1966 года - в "Комсомольской правде", впоследствии работал в "Литературной газете", "Известиях", ТАСС. Ныне - постоянный автор "Российской газеты". Регулярно публикуется в журнале "Родина".
Автор репортажей и очерков из 60 стран, в том числе из большинства "горячих точек". Кавалер ордена Красной Звезды. Автор более 20 книг. Лауреат множества советских и российских журналистских премий.
В профессиональной среде носит неофициальный титул "Король репортажа".