06.12.2022 21:14
    Поделиться

    Созданный несколько месяцев назад Новый театр удивил публику необычным представлением "Лубянский гример"

    Созданный несколько месяцев назад Новый театр удивил и порадовал публику необычным представлением "Лубянский гример". В программке обозначен жанр (написали с ижицами, ерами и ятями): "Первое в России представление крепостного иммерсивного театра". Игра с дореволюционным написанием неслучайна - ведь режиссер этого действа, худрук театра Эдуард Бояков, с командой сорежиссеров Валентином Клементьевым и Ренатой Сотириади показывают нам всю историю создания профессионального русского театра.
    Авторы ловко держат баланс между документальной достоверностью и театральной условностью.
    Авторы ловко держат баланс между документальной достоверностью и театральной условностью. / Предоставлено театром

    И хотя в основу положен известный рассказ Николая Лескова "Тупейный художник", представление - как шкатулка с секретом. Оно включает сразу три спектакля в одном. По ходу действия участникам "бродилки" в подробностях покажут удивительную усадьбу Салтыковых-Чертковых на Мясницкой. Кстати, немногие знают, что это едва ли не единственное здание в центре Москвы, уцелевшее в пожаре 1812 года. Говорят, сам Наполеон провел в нем две ночи и остался в восторге. А позднее владелец особняка, предводитель московского дворянства Александр Чертков собрал здесь уникальную библиотеку, которую посещали Гоголь, Пушкин, Жуковский, Михаил Щепкин. Еще позднее Лев Толстой работал здесь над материалами для "Войны и мира".

    Но все эти сведения звучат как бы походя, впроброс, а главными событиями при переходе из зала в зал становятся очень живые иллюстрации того, как создавался и действовал в помещичьих имениях XVIII-XIX вв. крепостной театр. То, что в рассказе Лескова занимает две-три фразы, здесь вырастает в полноценные мизансцены.

    Вот режиссер-француженка Софи (Светлана Воронцова) истязает крепостных актрис жестким тренингом: у балетного станка, у шеста, у клавесина артистки должны демонстрировать исключительную красоту. С садистическим сладострастием повествует она о наказаниях, которые последуют за неповиновение.

    Очень выразительно представлен в спектакле эпизод с Примадонной (Екатерина Дар), погибающей от падения декорации. Исповедующий ее священник - персонаж, которого нет в рассказе, но в спектакле линия духовенства, всегда столь важная у Лескова, присутствует весьма выпукло.

    Авторы инсценировки Алексей Зензинов и Эдуард Бояков вообще существенно изменили сюжет, насытив его новыми персонажами. Так в качестве ведущих здесь выступают сразу три человека: Мальчик-подросток (Арсений Каримов), который в спектакле превращен из воспитанника во внука героини Любови Онисимовны; некий Основатель театральной системы (Валентин Клементьев), все знающий про прошлое и будущее театра; а также сама героиня, постаревшая, но не утратившая ни грана актерского ремесла, что нам и демонстрирует с упоением обаятельная и забавная Евдокия Германова.

    Пожалуй, одно из лучших мест спектакля - вставной номер "Прекрасная Саконтала". Режиссеры не ограничились сюжетом Лескова и экскурсией по легендарному особняку. Им было важно показать, чем же увенчивались репетиционные муки крепостных. Здесь это поставленная по всем классическим правилам древнеиндийская драма "Прекрасная Саконтала". Филологи до сих пор спорят, в каком веке - IV или V - написал ее Калидаса, известно лишь, что русский перевод появился в конце XVIII века, а первым "Саконталу" поставил Таиров в 1914 году...

    В этом спектакле перед нами разыгрывается полновесная, очень красочная восточная сказка, наполненная танцами, музыкой, яркими костюмами (художник Алиса Меликова). И нельзя не поверить, что древнеиндийская мифология использована здесь вполне аутентично.

    Авторы спектакля вообще как-то очень ловко держат баланс между документальной достоверностью и театральной условностью. Например, перед тем как окунуть зрителей в сцену, где крепостную актрису ссылают "на телятник", их проведут через темноватые "сени": банные веники под потолком, крики петуха, а в загончике под лестницей - натуральный кусок хлева, с живой козой и курами... И этот натурализм вовсе не выглядит неким китчем, чужеродным элементом среди барского великолепия спектакля. Возможно, одна из причин - очень естественные, живые образы, создаваемые актерами.

    Наверное, строгий критик придрался бы к финалу спектакля: к трагическому рассказу Лескова постановщики приписали свой, пафосный хеппи-энд. Но укорять авторов за это не хочется. Так дети "переписывают" для себя финал страшной сказки, чтобы полюбившиеся герои обрели бы наконец счастье.

    Поделиться