Этот город вошел в мою жизнь вместе с иезуитскими вопросами следователя Санчука, допрашивавшего моего деда Моисея по "харбинскому делу" осенью 1937 года.
Музей города Ижевска
Харбин в начале ХХ века.
Удивительный город, построенный в конце XIX века русскими строителями Китайской Восточной железной дороги. Много раз переходивший из рук в руки - русские, китайские, японские - и ставший приютом самой трагической российской эмиграции. Подаренный правительством СССР китайцам в 1950 году. И свято хранивший русские могилы до 1968 года, пока их не разгромили хунвэйбины…
- Милый город, горд и строен,
- будет день такой,
- что не вспомнят, что построен
- русской ты рукой, -
это пророчество удивительного поэта-харбинца Арсения Несмелова, кавалера четырех орденов Первой мировой войны и белого офицера Гражданской. Одного из тысяч эмигрантов, арестованных в 1945-м году советскими особистами; вывезенного в теплушке из Харбина в СССР и скончавшегося от инсульта на пересылке в Гродеково. Он оказался прав: на уроках истории нам не рассказывали о гордом городе, о Биржевой и Ямской, по которым сновали рикши, о крестном ходе, заполнявшем на Пасху харбинские улицы и подворья русских храмов…
Чем-то невыразимо щемящим веет от слова Харбин. От русских лиц на фоне иероглифов, от китайских - на фоне "Блинных". И даже от этого странного ударения, которое не смогут объяснить филологи. А только глаза тех, кто ходил по скрипучим харбинским тротуарам. А только строчки забытых поэтов, приговоренных томиться, спиваться, умирать вдали от Родины…
- Грустим о Северной Пальмире,
- Но грусть о ней не так сильна,
- Когда с изгнаньем горьким мирит
- Руссейший облик Харбина…
В 1919 году в Харбин от погромов бежал мой прадед Михаил, к которому на каникулы приезжал туда из Читы сын-студент Моисей. Мой дед, расстрелянный 21 января 1938 года в подвале внутренней тюрьмы Хабаровского управления НКВД и реабилитированный через 20 лет.
Собирая материалы о моей семье, я обнаружил донельзя размытую фотографию. А когда жена-умелица почистила и отсканировала снимок, - за спиной деда Моисея на экране компьютера вдруг проявился удивленный маленький китаец. А на стене кирпичного дома возникла вывеска с иероглифами…
Это единственная харбинская фотография Моисея. Он был здесь всего два месяца, в июле-августе 1921 года, и гибельно рассказал об этом следователю НКВД. Моисею на снимке двадцать два года, на нем студенческая фуражка, светлый пиджак и парусиновые штаны, в правой руке деревянная трость. Он с застенчивой улыбкой смотрит на нас из солнечного харбинского лета. И мы через сотню лет улыбаемся ему в ответ.
