Поделиться
Книга посвящена истории любви двух поэтов - тридцатичетырехлетней Марины Цветаевой и восемнадцатилетнего Николая Гронского. Имя последнего известно благодаря Цветаевой, написавшей о нем статью "Поэт-альпинист" и посвятившей его памяти стихотворный цикл "Надгробие". Единственная книжечка Гронского "Стихи и поэмы" вышла в 1936 году в Париже тиражом в 300 экземпляров.
По словам Цветаевой, Гронский пришел к ней попросить одну из ее книг, вероятно, "Ремесло". Поэт окончил русскую гимназию в Париже, учился в университете на отделении литературы. Они жили по соседству в парижском пригороде, были знакомы семьями (в конце 1926-1927 гг. они даже были соседями по дому в Беллевю). Отец Гронского - Павел Павлович, приват-доцент государственного права Петербургского университета, в Париже был сотрудником русской газеты "Последние новости", где изредка печаталась Цветаева, его мать - Нина Николаевна - была талантливым скульптором, и сын помогал ей в мастерской. В книгу вошли 44 непубликовавшихся письма Гронского; из 61 писем Цветаевой впервые публикуются 39. В цветаевских строках запечатлено дыхание поэта, рвущееся настежь сердце: "Мой родной мальчик! Я в полном отчаянии от всего, что нужно сказать Вам: скажу одно - не скажу всего - значит не скажу ничего - значит, хуже: раздроблю всё. Всё, уменьшенное на одно, размененное на "одно" ("два"). Ведь только так и надо понимать стих Тютчева: когда молчу - говорю всё, когда говорю - говорю одно, значит не только не всё, но не то (раз одно!) И все-таки говорю, потому что еще жива, живу. Когда умрем, заговорим МОЛЧА".
Отношения "раздробились" достаточно скоро. "Он любил меня первую, а я его последним. Это длилось год. Потом началось - неизбежное при моей несвободе - расхождение жизней, а весной 1931 года и совсем разошлись: наглухо", - подведет в декабре 1934 года Цветаева знаменатель под историей отношений. "Мой любимый вид общения - потусторонний сон: видеть во сне. А второе - переписка. Письмо как некий вид потустороннего общения, менее совершенно, нежели сон, но законы те же..."
Муж Цветаевой Сергей Эфрон понимал, что Марина - "человек страстей: гораздо в большей мере, чем раньше". В письме к Волошину он проанализировал характер своей жены, с безжалостностью препарируя пером, как скальпелем, отношение Цветаевой к одному из ее возлюбленных - Константину Родзевичу: "Отдаваться с головой своему урагану - для нее стало необходимостью, воздухом ее жизни. Кто является возбудителем этого урагана сейчас - неважно. Почти всегда (теперь же как и раньше), вернее всегда, все строится на самообмане. Человек выдумывается, и ураган начался. Если ничтожество и ограниченность возбудителя урагана обнаруживается скоро, М. предается ураганному же отчаянию... Сегодня отчаяние, завтра восторг, любовь, отдавание себя с головой, и через день снова отчаяние... Громадная печь, для разогревания которой нужны дрова, дрова и дрова..."
P.S.
"...Всю жизнь напролет пролюбила не тех... Из равных себе по силе я встретила только Рильке и Пастернака. Одного - письменно - за полгода до его смерти, другого - незримо".
(МАРИНА ЦВЕТАЕВА)