Поделиться
Зоны бывают разные
Судьбоносное дело с таким мудреным и длинным номером касается тем не менее небольшой речушки, которую можно, если расстараться, обежать в кроссовках за день-два. Речка Сетунь - о ней речь - впадает в Москву-реку как раз у начала Воробьевского шоссе и одноименной набережной. Прибежала она сюда из недалеких солнцевских и одинцовских веселых перелесков, и весь путь ее отмечен кудрявыми ивовыми и ольховыми зарослями, местами настолько густыми, что в них без опаски гнездятся осторожные соловьи, оглашая окрестности два раза в сутки - на утренней и вечерней зорях - своими трелями, что навевают счастливые сны. По пути обежала Ново-Переделкино и Солнцево, вернулась в Переделкино, поклонилась златоглавой церкви Преображения Господня, которая уже много веков стоит на пригорке рядом с загородной резиденцией Патриарха Всея Руси; ближе к Первопрестольной углубилась в безымянный район, огороженный со всех сторон охраняемым и бдительным высоким забором, чтобы нырнуть под МКАД как раз рядом со Сколковским шоссе, ведущим в то самое заповедное Зазаборье.
А дальше - здравствуй, Москва-матушка! Только какая она матушка - злой мачехой оказалась для небольшой беззащитной речушки.
По пути Сетунь станет обрастать большими и малыми притоками, по-своему знаменитыми, как Раменка, и совсем неизвестными, как Сетунька, разве что все возрастающими чопорными поселками небожителей, к которым ведут частные умытые дороги с неумолимыми шлагбаумами для прочих смертных. Но, как говорится, нет худа без добра: грязная, с дурным запахом переделкинская Сетунь на подходе к той заповедной зоне и, протекая через нее, приобретает свое первородное свойство - становится чистой, студеной, дышит на тебя запахом сочного луга.
Будто затмило разум власти, демократически избранной народом и присягнувшей ему, - эта власть не сделала ничего существенного, чтобы остановить самочинное варварство по отношению к природе.
В нашу жизнь вместе со стандартными очагами бедствий - бедности, пожаров, потопов и выморочности незаметно, но напористо вошли и закрепились зоны процветания, благоденствия. А может, и зоны счастья. В этих новоявленных зонах тоже все как в настоящих, обнесенных колючкой и секретностями. Но, конечно, у них свой стандарт. К ним ведут ухоженные бетонно-асфальтовые шоссе, которые упираются в военизированно-охраняемые ворота. Дальше тебе ходу нет. А вправо-влево от ворот раскидывают объятия неприступные высоченные заборы, перемахнуть которые разве что сможет с разбегу знаменитый прыгун-шестовик Сергей Бубка. Если он в хорошей спортивной форме.
Моя речка Сетунь, из-за которой и разгорелся сыр-бор, уткнувшись в такое шоссе, нырнула под него и... пропала. За полотном дороги зеленел луг - стриженый, ухоженный, изумрудный, как ковер в зале приемов посольства великой державы. С внуком - восьмиклассником Петей и нашим неприступным догом, который в этой рискованной затее служил нам как бы прикрытием и проводником, беспрепятственно пересекли тот державный зал. За лужайкой, которая обрывалась метров через тридцать, речка снова появлялась на свет. Но это была другая Сетунь - хрустально-чистая, как слеза младенца, и русло - дно у нее было чистое-пречистое, будто выстиранное со стиральным порошком "Тайдом". А дальше начиналось совсем чудо-чудное: речка раздваивалась на рукава, охватывая рукотворный круглый остров, который венчала деревянная, резная веранда-чайхана. Горбатый деревянный, цвета мореного дуба мостик, вскинутый над левым рукавом Сетуни, грациозно ступал на прянично ухоженный бережок, аккурат на плиточно-узорчатую тропинку, что вела к хоромам царя Салтана.
И вот на соловьиных берегах этой-то речки-невелички (тем не менее занесенной в федеральный перечень 120 тысяч российских водных артерий длиной более 10 километров и персонально отмеченной в "Географическом энциклопедическом словаре 1998 года") и скрестили шпаги истцы и ответчики. Скрестили по исторически конкретному поводу.
Тут надо добавить, что "ельцинская эпоха" с ее блудливой заповедью "все, что не запрещено, то разрешено", беспощадно обрушилась на жизнь нашей ласковой речки, пытаясь ее добить. Несказанной красоты подмосковные прибрежные луга Сетуни были в течение двух последних пятилеток ХХ века преобразованы в частные владения "новых собственников". В основном двух-трехэтажные особняки с прилегающими к ним 12, 20 и 30 сотками земельных угодий были быстро-быстро оформлены дешевыми беспаспортными мигрантами из азиатских независимых государств на немецкий, французский, английский, словом, европейский манер: под бульдозерный аккомпанемент вся прелесть раздольного заливного русского луга была предана анафеме и загаженным мусорным валом сброшена в оторопевшую Сетунь. Прогресс демократии трансформировался в повсеместную вспышку самоуправства.
Дурной пример заразителен. Вместо того, чтобы не медля пресечь беззаконие и разор, власть вскричала: им можно, а нам нельзя?! И стала активно приобщаться к беспределу. Теперь и берега рек и речек, вопреки даже худосочным законам, слабо защищающим нашу природу и народ, оказались в частном владении самозахватчиков, коллективных и индивидуальных, так что не подойдешь к водице, чтобы в жару ноги и пыль омыть, поболтать ими с бережка в студеном потоке.
По округе курортно-творческого местечка Переделкино образовались Ново-Переделкино и Солнцево с московской пропиской. И в эти столичные, на природе, анклавы двинулась западная цивилизация - заводы "Макдоналдса", "Пепси-Колы", "Кока-Колы"... К этому времени у них под боком уже была готова Западная водопроводная станция, снабжающая москвичей питьевой водой из Можайского моря. Автобазы, базы стройиндустрии, гаражи, растущие, как грибы, автозаправочные станции и другие предприятия современной городской цивилизации - все кинулись на речку Сетунь; вся нечисть потекла в нее с новой крутой силой и без помех. Будто затмило разум власти, демократически избранной народом и присягнувшей ему, - эта власть не сделала ничего существенного, чтобы остановить самочинное варварство по отношению к природе.
Понимаю, что испытываю терпение читателя, столь подробно описывая житье-бытье крохотной речушки районного масштаба. Но я сознательно это делаю. Историю речки-невелички, о которой пишу, вы обнаружите в своем районе, городе, области, крае, республике - на всей территории нашего благословенного Отечества, богатого на природные ресурсы, - нефть, газ, золото, алмазы, лес, рыбу, полиметаллы... А уж воды - хоть залейся. Вот и зреют в головах наших вождей, всенародно избранных, прожекты один другого похлеще: то реки повернуть вспять и продать-отдать сильно жаждущим соседям, то лицензии на вылов рыбы, икры пустить на аукционы, да так ловко, чтобы своим не досталось. Масштабные проекты, трансконтинентальные, международные... И не упрекнешь: мы сами их выбрали, доверили приумножать наш достаток, но они говорят, что не так нас поняли. Поэтому все делают наоборот: гребут в основном под себя, приумножают свое.
А теперь вот и до Сетуни очередь дошла.
Чем хуже - тем лучше. Кому?
В федеральное государственное учреждение (ФГУ) "Московское бассейновое управление по охране, воспроизводству рыбных запасов и регулированию рыболовства" - "Мосрыбвод" - согласно существующему порядку обратилось МГУП "Мосводоканал". Просьба была рутинная, можно сказать, пустяковая: "Мосводоканал" просил согласовать новые нормы предельно допустимых сбросов загрязняющих веществ для Западной водопроводной станции в ту самую речку Сетунь. Нормы, урезанные не только количественно, но и качественно.
У России колоссальные ресурсы пресной воды - около четырех с половиной тысяч кубических километров, возобновляемые ежегодно. И все это умопомрачительное половодье начинается с речки-невелички Сетуни и 120 тысяч ей подобных. И ее персональные кубометры - грязные, засоренные, заплеванные и загаженные - вместе с такими же миллионами москворецких кубометров вливаются в тот всероссийский поток, всем цивилизованным миром причисляемый к национальным достояниям. Нами же де-факто не причисляемый. Нет, не причисляемый! Ни государством, ни частником. Ибо кто же, уважающий себя, свой народ, свою страну и свою родословную, станет добиваться через суд, при официальной поддержке административной власти, чтобы ему дали "законное" право наше, пока что общее национальное достояние, травить еще круче, чтоб ему ни дна ни покрышки.
Такая повсеместно распространенная практика, прикрывающаяся, как и в Москве, демагогическими разглагольствованиями о глобальных "интересах народа", имеет высокопоставленных сторонников во всех властных структурах. Хотя результат этой "политики" плачевен.
При неиссякаемом водном потоке пол-России сидит на скудном пайке. Вопиющая тому иллюстрация - жесткий дефицит воды во Владивостоке - городе, стоящем кругом на воде. Если бы только во Владивостоке... Два года подряд хозяйничают пожары в наших лесах - тоже национальное достояние (леса, конечно, а не пожары, нечем тушить). Не только техники маловато, но и нет воды. "Мосводоканал" загубил десятки миллионов голов ценной рыбы в 2002-2003 годах в водоемах Подмосковья из-за того, что обмелели "питьевые" водохранилища - Истринское, Озернинское, Можайское и другие. Выкачивал из них столько, что реки "не успевали" вовремя пополняться: водохранилища обмелели донельзя, зимой промерзли, начались заморы. А не успели реки потому, что выдалось жаркое лето. И потому что ежедневно, включая выходные, Москва забирала из них почти по 8 миллионов кубометров воды и, загрязнив ее до непотребного состояния, сбрасывала в основном в Москву-реку. Вокруг столицы образовалась зона общего загрязнения природы размером 7000 квадратных километров. Круговорот вопиющей бесхозяйственности, завершаясь, всегда порождает тупик. А тупик патриотическими речами не прошибешь. И даже революциями. "Мосводоканал", естественно, за это ответственность не несет - рыба не по его ведомству, она - головная боль "Мосрыбвода".
Нет, я не спорю с таким разделением ответственности - кто за рыбу, а кто за воду. Но ведь рыба живет только в воде, в рассоле даже селедка не живет. А что позволяет себе "Мосводосток"?
- Ой, не смешите, - сказали представители истца в суде, - скажите еще, что и Москва-река в районе Киевского вокзала, Братеева, Южного порта, Коломенского, Капотни рыбохозяйственная...
Ответчик положил на судейский стол паспорт реки Сетунь, подтверждающий не только ее российское гражданство, но и частную собственность в виде ихтиофауны, проживающей в ее водице, соответствующую справку Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии. Содержание этих документов подтверждается Кадастром промысловых рыб... В Сетунь еще во времена Юрия Долгорукого заходила на нерест и форель, и стерлядь, и другая "царская рыба".
А "Мосрыбвод" нынче сильно потратился - построил на выделенные государством средства экспериментально-производственный рыборазводный завод на Можайском водохранилище специально для спасения особо ценных видов рыб и массового "зарыбления" ими всех водоемов Подмосковья. В том числе и Сетуни. И уже выпустил за последние три года более полумиллиона мальков стерляди в Москву-реку, ее притоки и водохранилища. И "Российская газета" регулярно рассказывает, как идут у рыбоводов дела.
Каждый "водосток" знай свой шесток
Словом, "Мосрыбвод" начисто выиграл судебный процесс. Радоваться бы... Но В. Арсеньев, начальник "Мосрыбвода", сел писать письмо прокурору. То, что они обнаружили, готовясь к арбитражному процессу, не лезло ни в какие ворота природоохранной политики государства.
"Мосводосток" заключает договора с растущими, как грибы, автозаправочными станциями, промышленными предприятиями, государственными и частными, на предмет "очистки и транспортировки" сточных вод. К оплате предъявляет услуги по двум показателям очистки на сумму 1,5 миллиона рублей.
Арсеньев привлек к работе специалистов высшей квалификации. Они положили ему на стол расчеты: очистка по двум показателям не сделает стоки чистыми: чтобы они получили законный доступ в Москву-реку, должны быть очищены по 17 ингредиентам. Как того требуют существующие законные нормы и правила. А такая очистка на порядок дороже, стоит она не 1,5 миллиона, а более 1,5 миллиарда рублей. В "Мосводостоке" не могут этого не знать. Да и не благотворительная это организация. Рыночные отношения, как утверждает московское правительство, окончательно и бесповоротно победили в очень продвинутой столице.
Кому предназначаются и как реализуются эти 1,5 миллиарда рублей? Да и полтора ли миллиарда? И если "Мосводосток" так квалифицированно чистит грязные стоки, то почему в Москву-реку, Яузу, Клязьму сбрасывается нечисть, превыщающая установленные государством ПДК (предельно допустимые концентрации) вредных веществ до 100 раз?!
"Мосрыбвод", как государственная организация, имеющая законные права и полномочия взыскивать со всех природопользователей Москвы и Подмосковья за ущерб, причиненный окружающей природной среде, в этих условиях не знает, кому предъявлять счет - предприятиям-загрязнителям или "Мосводостоку"? Но предприятия уже заплатили ему, а "Мосводосток"?.. Классическая двойная бухгалтерия, которая пустила глубокие корни не только в Москве, но и по всем городам и весям России. Цепочку неуважительного отношения не только к нашей речке Сетуни, но и в целом к окружающей природной среде, венчает самоуправный пункт из распоряжения мэра Москвы за N 387-РМ, которым он фактически берет на себя право подправлять федеральное налоговое и природоохранное законодательство.
Написал и который месяц ждет ответа.
В государственных и других административных властных структурах любят ссылаться на так называемую 30-кратную норму. Она гласит, что 30-кратное разбавление чистой водой ядовитых стоков нейтрализует всю нечисть и делает такую водицу безвредной для гусей и карасей. Этим 30-кратным жупелом размахивают и на Байкале, и на Оби, на Волге, Кубани, да и в Москве, почему-то забыв присловие о ложке дегтя в бочке меда.
Но вот ученые Гидрохимического института и Института глобального климата и экологии Академии наук России провели независимые исследования и выяснили: тридцатикратный порог как норма не выдерживает критики. Во-первых, нормативную очистку воды в стране проходит менее 20 процентов загрязненных сточных вод. А в Волжском бассейне, куда входит и наша речка-невеличка Сетунь, и ее вышестоящая инстанция Москва-река, и того меньше - около 10 процентов. Во-вторых, есть реки, скажем, Дон и Кубань, стока которых на всем их протяжении на 30-кратное разбавление просто не хватает. И, в-третьих, в таких полноводных реках, как Обь и Енисей, всего в избытке - и воды, и отравы. Обь в районе Салехарда приносит воды за год около 480 кубических километров, получая около 2,5 кубокилометра нечисти. Теоретически и арифметически 30-кратное разбавление тут превышается примерно в 75 раз. А те же исследования показали, что при этом среднегодовые предельно допустимые концентрации нефтепродуктов в обской воде у Салехарда превышаются более чем в 20 раз! Значит, та водичка, которой разбавляют, сама насыщена и перенасыщена нечистью до такой степени, что не годится для разбавления.
Речка государственного значения
Не такая уж важная персона - эта речка Сетунь, чтобы привлечь внимание высоких научных и государственных сфер. Но, между нами, привлекает. И привлекала. Сами генеральные секретари и их свита устраивали тут себе загородные резиденции, а уж теперь-то, когда "дам чиновникам по калачу - и что захочу, то и ворочу", ее берега, как мухами, засижены крикливыми своей роскошью особняками.
Да и министерства федеральные, имею в виду прежде всего Минприроды РФ, похоже, мало волнуют наши рядовые ручейки и речки - масштаб не тот. Да и что с них возьмешь? Вот и проект нового Водного кодекса, разработанный в недрах Минэкономразвития и природоохранного ведомства и предложенный недавно вниманию Госсовета, в основном печалится: дешева, ох, дешева у нас водица. И даже посчитали, что плата за воду составляет в гидроэлектроэнергетике всего 0,4 процента продажной цены киловатта.
Для обоснования своей позиции авторы нового проекта Водного кодекса приводят сногсшибательный аргумент. У нас с водой, мол, головокружительные контрасты: там, где воды, как в Калмыкии, мало, ее цена ниже, а где ее много - выше. Надо бы уравнять - не по Калмыкии, а по тому адресу, где много. Господи, и это вещают судьбоносы - спецы XXI века! В безводных степях Калмыкии все живое зависит от воды, начиная от овцы и человека. Повысь на нее цену - и не надо войны, от голода и нищеты перемрут и овцы, и верблюды, и люди. Похоже, разработчики программы примитивно смотрят на проблему, хоть и перечисляют современные инструменты ее решения: самоокупаемость, платежеспособность потребителя, ренту и т.д. и т.п. Но все это для отвлекающего маневра, чтобы в итоге приговорить: воду продавать только через аукционы! Вот те раз! Слыхали. Проходили. Тех же щей, но пожиже налей. Лицензиация, аукцинизация природных ресурсов по Артюхову - это вторая серия жестокой, бесчеловечной, нечестной ваучеризации России.
Аукционы воды в той же Калмыкии выиграет все тот же капиталист Илюмжинов, и уж тогда попробуй кто проголосуй против держателя водных акций, если он захочет совсем обособиться.
Это декларативные аргументы и цели, если не сказать ложные: у нас все, что от природы, само себя окупает - лес, рыба, нефть, руды, как и вода. У нас не окупает себя только труд лесовода и дровосека, рыбака, нефтяника, шахтера, сталевара, инспектора "Мосрыбвода", словом, труд как источник создания ценностей.
Не их интерес ставят во главу угла, а жуликоватого "Мосводостока". Ну, какая же вода, какая природа, какой достаток народа выдержит такой аукционно-лицензионный натиск?
Вместо послесловия
У меня перед речкой-невеличкой своя вина. Один из ее притоков начинался в лесопарке в ста метрах от дачи, которую я арендовал еще в прошлом веке. Соседями оказались великие люди: слева, если стоять лицом к северу, известный в России, СНГ и далеко за их пределами деятель, каждый почтет за честь иметь такого соседа, хотя вот недавно ни с того ни с сего Штаты отказали ему во въездной визе. Сосед справа представляется спецпредставителем то ли по северному завозу, то ли по драгметаллам. Для простоты я называю его генералом, он не возражает. Лет пять назад сам видел, как на торжественном приеме в Кремле члены Правительства с ним за ручку здоровались. От него-то ко мне и забегал ручеек.
Кто-то умный, еще до меня, соорудил над тем веселым ручейком белокаменный мостик с деревянными перильцами, с бетонным ложем для потока и асфальтовым покрытием, чтобы можно было проехать к даче. Хотя ручеек тут - воробью по колено.
Кругом стоял вековой тенистый хвойный лес, и мать сыра земля дала слабинку как раз напротив ворот владения спецпредставителя: в десятке шагов от них выпустила на волю родничок. Вокруг него устоялось болотце - не болотце, а набухший влагой оазис размером шагов восемь - десять в поперечнике. Летом здесь вырастали несколько кустиков рогоза широколистого, на которых ближе к осени появлялись темно-коричневые початки. Из него-то и сочился ручеек, набухая в дождь и истончаясь в июльский зной, как-то просачивался через тропинку и уходил под забор к соседу-генералу: так ему было ближе до оврага. На генеральском участке он подавал первый голос, зигзагом обходил трухлявый пень с кустом бузины, попадал в живописную каменную западню, устремлялся под уклон через стриженую полянку и скакал вниз, а тут его поджидал мой мосток...
За полночь, с распухшей головой от запойной писанины, я выходил, шурша шлепанцами, под звезды, усаживался на ступеньке крыльца, одним ухом прислушиваясь к шепоту вселенной, другое привычно ловило картавый речитатив ручья, готового поговорить с тобой о том о сем в любую погоду... С нашего участка, как неугомонный малец, он прыгал к симпатичной соседке, от нее - к ее соседям, а дальше, перекрестясь, падал в овраг. Через сотню шагов по его дну уже катил повзрослевший, толкаясь в правый берег оврага двадцатиметровой ширины, который укрывал свою замшелую неприглядность плотными зарослями ольхи, черемухи, ивы и краснотала. Это же сколько веков, а может, и тысячелетий, надо было трудиться тому родничку, чтобы прорыть в тверди земной овраг десятиметровой глубины и в два раза большей ширины?! А все для того, чтобы добавить студеной кристальной силы речке-невеличке Сетуни. Докатила чтоб до Москвы.
Весь длинный дачный сезон мы засыпали под счастливые соловьиные трели и видели счастливые сны.
Наш ручей, выскочив из оврага, снова являл себя миру в нескольких шагах от Сетуни, которая и принимала его в свое лоно как раз в том месте, где делала крутой поворот к Москве, после него она уже не сомневалась в своей конечной цели. Струи его были так же прозрачны и чисты, как и у ключа, что пульсациями выталкивал из земных глубин студеную водицу. Казалось, что там, в глубине, бьется сердце Земли. А тут нырял он в мутный поток и смешивался с ним, лишь на метр от своего устья удерживая прозрачную зону.
Около полукилометра и был-то его путь, но... "малый след дорогу рождает, море из родника вырастает".
...После знойной и дымной московской недели примчался на дачу. Ночью привычно вышел послушать звезды, а повезет - обмолвиться с ними парой слов. Прошла минута, другая, десятая... Молчала ночь. Пахло гарью. Молчали соловьи?! Лишь звенела в ушах сушь и першила в горле неполынной горечью. Тревога появилась потом.
Утром вышел за калитку. Сонная нега еще не покинула лес. Напротив соседских ворот что-то белело. Подошел и обомлел: на месте родника возвышалась куча белого щебня. Два холмика рядом, а между ними седловинка. Два самосвала, значит, опрокинули сюда свою ношу. Внизу холмики были влажными, но русло ручейка уже не дышало влагой...
Нынче на месте ключа утвердилась асфальтовая, с высокой песчано-гравийной насыпью, частная дорога. На этом поприще объединились оба моих великих соседа. И нечего теперь кулаками махать.
С нашего конца овраг пересох и замусорился, дачники стали в него сваливать все, что им негоже. С другой стороны, от Сетуни, его принялись засыпать привозной землей, кирпичные особняки под металлочерепицей уже встали на месте того божьего ручейка во всю свою богатырскую мощь. Бульдозерный рев, от темна до темна перекрываемый русскоговорящим матом, до смерти перепугал соловьев, и они улетели, не простясь...
Теперь я себя уговариваю: ну что ты все в каждую дырку суешься?.. Земля за забором не твоя - государственная. И лес не твой. Вон за поворотом московское лесничество, хозяин этих угодий. А твои - сотки землицы, дача на них, дорожки, лютики-цветочки. Вот и окучивай. Надоест - дорожки подметай... И это надоест - свистульку смастери. И внуков научи - они себе сделают. Сядете вечерком на крылечке, приладите те свистульки - ты, Петя и девятилетний Михалыч - и дружно на три голоса, тремя музыкальными инструментами... Не соловьиная трель, конечно, но все же... А шепот звезд, Вселенная - блажь все это.
Да и соловьи, может, вернутся. Нынешний министр природопользования круто развернул лицензиацию природных ресурсов всея Руси. Соловьиный свист - чем не эксклюзивный лицензионный товар? Кто же не захочет, чтобы по утрам и вечерам услаждал твой слух своими руладами российский певчий птах... И заплатим. Мы даже морально готовы. А соловьиная ночная услада - это вам не услуга путаны, тут тариф должен быть выше. Та-а-кая копейка в руки просится!..
Прости и меня, речка-невеличка.