Три папки с нотными автографами своего старшего сына Леонид Витальевич Собинов привез из Германии в 20-е годы. Тогда невозможно было предположить, что эти ноты останутся единственным свидетельством жизни и творчества талантливого композитора, русского эмигранта Бориса Собинова. В Ярославль папки с нотами сына знаменитого певца попали в 80-е годы ХХ века, когда семья передала много личных вещей Леонида Витальевича Собинова для создания его дома-музея на родине певца. И хотя ценность их была неоспорима, возможность работать с документами появилась не сразу: много времени отнимали текущие дела – создание экспозиции, выставки, поиск материалов, организация и проведение концертов и фестивалей. Да и начинать надо было с жизнеописания сыновей Леонида Витальевича, о которых практически ничего не было известно.
Линия судьбы старшего сына Собинова выстраивалась медленно: работа музейщиков в московских архивах, переписка и встречи с родственниками певца, изучение воспоминаний людей из окружения Собинова – все это позволяло по крупицам воссоздать прошлое. Родился Борис в семье студента-юриста Леонида Собинова и будущей драматической актрисы Марии Каржавиной. Первый ребенок в семье родился мертвым, затем в 1895 году появился Борис, а в 1897 и Юрий. Когда мальчики были совсем маленькими, брак, заключенный по страстной любви, распался. Трехлетний Борис и полуторагодовалый Юрий остались с матерью, а их отец предпочел юридической карьере пение. Слава и успех не заставили себя долго ждать. Первый брак Леонида Витальевича так и остался загадкой. Почему он распался? Почему 20 лет потом не оформлялся развод? Как удалось сохранить с Марией Федоровной дружеские отношения на протяжении всей оставшейся жизни не только самому Собинову, но и всей его семье?А вот что доподлинно известно, так это то, что любил своих мальчиков Леонид Витальевич безумно. Сыновья отвечали ему взаимностью – в детских дневниках Юры постоянно встречаются записи об отце: «папа сказал», «папа приходил», «слушали
папу».
Мальчики были наделены разными талантами – хорошо рисовали, писали стихи и прозу, Борис – на французском. Но свое будущее оба связывали только с музыкой. Еще в гимназии Борис выступал концертмейстером. Но юношеские мечты о музыкальной карьере в Москве не осуществились. Революция разлучила их сначала с отцом, а потом и с Родиной.
Белая гвардия – их сознательный выбор. Юрий идет на фронт, а Борис уезжает с остатками армии Врангеля в Голиполи. Никаких сведений о его пребывании там нет. Как жили в этой ужасной местности, которую прозвали по созвучию «голым полем» русские эмигранты, хорошо известно – рыли землянки, ставили палатки, голодали. Далее путь Бориса лежал в Берлин.
В 20-е годы в столице Германии шестая часть населения – русские. Жил Борис Собинов на юго-западе города, где находились русские издательства, галереи, кинофабрики. Здесь он учится в Высшей школе музыки, по окончании которой концертирует и пишет музыку. В одно время с Борисом Собиновым в Берлине жили Набоков, Шкловский, Ходасевич. В одной программе концерта тех лет стоят рядом имена Ольги Чеховой и Бориса Собинова. С кем еще из русских эмигрантов встречался и общался Борис – предмет дальнейших исследований. До 1923 года он не давал о себе знать отцу, вероятно, опасаясь за его безопасность.
Что чувствовал отец, потерявший обоих сыновей – Юра погиб, а Борис пропал без вести, – невозможно даже представить. Вот почему полученное от Бориса письмо было равносильно его воскрешению. Счастливая возможность гастролировать сделала встречу с сыном реальностью. Вот тогда и привез Леонид Витальевич в Москву эти папки с нотами, благодаря которым мы можем иметь представление о композиторском таланте Бориса и о музыкальной жизни русской эмиграции в Берлине.
Как оценивал отец музыку Бориса – неизвестно, но в одних концертах с ним выступал с огромным удовольствием. В 1931 году Леонид Витальевич со второй семьей приехал в Ригу, откуда они вместе с Борисом совершили гастрольные туры по Европе. Программы этих концертов с именами отца и сына сохранились и находятся в ярославском музее. Имеются здесь и воспоминания очевидца об одном из таких концертов.
В Париже слушал Собинова еще один эмигрант, позднее вернувшийся в Ярославль, – священник Борис Георгиевич Старк. Зал был набит до отказа русскими эмигрантами, которые пришли на встречу со своей юностью, со своим кумиром. Когда Собинов вышел на сцену, по залу прокатился вздох разочарования – пожилой, грузный человек лишь отдаленно напоминал того Собинова, с которым они расстались в России. Но зазвучал его голос – и все встало на свои места. Это был тот Собинов, которого они ждали. Тоска по России захлестнула зал, душевным лирическим голосом любимого певца Родина словно звала вернуться. Не было тогда в зале человека, который бы не позавидовал Собинову, возвращающемуся в Россию.
Хотелось вернуться в Москву и Борису, но, как вспоминала Светлана Леонидовна Собинова, отец убедил сына не делать этого. Сам Леонид Витальевич только однажды оказался задержанным во время облавы в Крыму. Но впечатления были, вероятно, столь сильны, что рисковать жизнью сына он не желал. Собинов понимал, чем грозит Борису возвращение в Россию. Проведенные вместе гастроли по Европе, когда вся семья вновь соединилась, были, возможно, самым счастливым временем для отца и сына.
Судьба распорядилась так, что Борис смог проводить отца и в последний путь. Умер Собинов в Риге, в 1934 году. Сын летел проститься с ним на аэроплане, но все равно опаздывал.
Похоронная процессия готова была тронуться, но четырнадцатилетняя Светлана, обхватив гроб отца, не дала его увезти без Бориса. И он успел. Сын проводил отца до самой границы. Власти, гарантируя ему безопасность, предложили поехать на похороны в Россию, но и в этот раз он не решился.
И все-таки приезд его в Россию состоялся, но не такой, о котором он мечтал. В 1945 году, после Победы, военные попросили его выступить в одной из частей. Борис собрался, поехал и домой больше не вернулся. Оказался в лагере. Вторая жена Собинова, Нина Ивановна, хлопотала, как могла. Но ни ее официальные обращения к властям, ни дружба с Ворошиловым не помогли. Через своих друзей она посылала Борису продукты.
Более всего сына великого певца удручало то, что погиб весь его архив, не осталось ни одной нотной записи даже в Берлине. В небольшом письме матери он упоминает о том, что писать музыку у него уже нет ни желания, ни здоровья. Копия этого последнего письма из лагеря попала в ярославский музей совсем недавно. Родственники Марии Федоровны, обнаружив в Интернете сайт музея, прислали ее по электронной почте.
После лагеря возвращаться Борису Собинову было некуда. В Москве не позволяла жить формулировка « – 100». Некоторое время он тайком от властей жил на даче в Переделкине, а потом его приютили в Клину родственники Модеста Ильича Чайковского. Там он и умер от рака в 1955 году.
Возможно, ноты бы его и не стали никогда музыкой, если бы не создание дома-музея Собинова в Ярославле. Начинали работать с нотными автографами Бориса несколько музыкантов, но получилось только у пианистки ярославской филармонии Натальи Баюровой и солиста Андрея Микеничева. Сложная, интересная, не похожая ни на какую другую музыка Бориса Собинова звучит теперь и в музее, и в концертных залах Ярославля. Его возвращение на Родину все-таки состоялось. Вернулся он сюда своей музыкой.