Пароль: "Бельевая"
Я позвонила.
- Гостиница? Будьте добры Анну Петровну или Марину (имена изменены), - попросила я, четко следуя инструкции. - У вас можно приобрести постельное белье?
- Можно, подходите к такому-то подъезду в такое-то время, на охране скажете "В бельевую", дальше найдете сами.
В "Москве" я не была ни разу. "Покупка простыней" оказалась прекрасной возможностью пройтись по тем самым коридорам, где хаживал летчик-испытатель Чкалов, народный артист Райкин, экс-президент Ельцин и прочие знаменитости (как известно, их здесь перебывало немало).
У самого дальнего подъезда гостиницы стоит "Газель", рядом на асфальте - старенькие (из 70-х) потертые кресла, стол, зеркала, абажуры. Молодые парни деловито грузят все это в машину.
- Как бы мне пройти в бельевую, - интересуюсь у охранника, многозначительно поглядывая на него.
- Спускайтесь в подвал, там увидите.
Я подумала, что он шутит, и на всякий случай переспросила.
- Да вы не бойтесь, там никого нет. Разве что... огромные крысы, - обнадежил он, хитро улыбаясь.
Осторожно открываю узкую дверь и по серым ступенькам спускаюсь вниз.
Белые, серые и в клеточку
В подвале и в самом деле никого нет. Чуть слышно гудят лампы дневного освещения. Под ногами типичная советская плитка (такая раньше была в банях). Над головой типичные подвальные переплетения труб. Грязно-голубые стены и двери, двери, двери. На дверях - замки. И ни души.
Наконец вижу распахнутую дверь.
В комнатке за столом две женщины в халатах (такие носят продавцы или парикмахеры) пьют чай. Увидев меня, одна тут же поднимается и, ни о чем не спрашивая, ведет в открытую дверь напротив.
В большой комнате вдоль стен на полках аккуратными высокими стопочками лежат простыни, полотенца, пододеяльники (а вдруг этими самыми пододеяльниками укрывались Эдита Пьеха или Роберт Де Ниро).
- Значит так. Пододеяльник полуторный - 90 рублей, простыня - 40, наволочки - 20, полотенце банное, полотенце для лица, коврик для ванной, все б/у, - деловито перечисляет женщина, передвигаясь вокруг огромного стола, на котором тоже лежат стопки постельного белья.
- У вас, говорят, еще простыни были, махровые...
- Ну-у, это когда было. Вот все, что осталось.
Полотенце и в самом деле хорошее - белейшее, с фирменной надписью "МОСКВА".
- Я бы вот это взяла, - спрашиваю, робко теребя большое банное.
- Вы можете купить на тысячу рублей или на полторы, по штуке мы не продаем.
- Пожалуй, я подумаю. Только как же мне все это запомнить?
- Я запишу. Да, у нас еще скатерти остались: белые, серые и в клеточку, - говорит она, записывая все на бланк ОАО "Гостиница "Москва".
Одинокий рояль
- Мне бы диван еще посмотреть, - обратилась я к охраннику, выйдя из подвала.
- А уже ничего не осталось. Хотя спросите вон там, - показал он на рабочих, которые волокли новенький цветастый матрас.
- Прямо, направо, налево, направо, на лифте до шестого, - направил меня дежурный.
Пусто и холодно. Замирая от страха (что, если потеряюсь?) и удовольствия (стены, помнящие Софи Лорен, Марчелло Мастроянни, Фиделя Кастро...), иду по мраморному полу относительно молодого корпуса ("Москву" построили не сразу, в 30-х возвели одно крыло, через 40 лет - другое).
В огромном фойе сиротливо висят потускневшие от времени громадные люстры. Запах в "Москве" особенный. Так пахнет в музеях и библиотеках. Зеркала, дерево в кадке и черный рояль в красном выцветшем чехле (может быть, на нем играл сам Дунаевский).
Обычный лифт привез меня на шестой этаж. Стенные панели, недавно прикрывавшие шершавую кирпичную кладку, содраны. На полу еще лежит ковровое покрытие. В небольшом холле пусто. Здесь остались лишь стойка администратора и одинокий рояль.
- Мне сказали, у вас можно сногсшибательные диваны купить, - бросаюсь к первому попавшемуся человеку.
- Это вам Елену Афанасьевну нужно найти. Может, она на пятом.
- Они по-варварски или как, - киваю на рабочих, с треском отдирающих панели.
- Хотите покажу? - моя провожатая открывает один из номеров. - Ну, это еще ничего, - кивает она на кучи мусора, беспомощно торчащие обрывки проводов и новехонький паркет. - А так дверные короба чуть не со стенами выдирают! Да что там, - и горько вздыхает.
Muller, чемоданница и муаровые шторы
На пятом с потолка свисают провода, к которым привязан фонарь (электричество здесь отключено), на полу обрывки газет и строительный мусор. Вдоль темного коридора ровным рядком лежат на боку чугунные ванны. К некоторым дверям прилеплены листочки, на которых карандашом написано "Продано". Холодно как на улице.
- Вы откуда? От кого? - допытывалась Елена Афанасьевна, которую я нашла в другом крыле этажа. Здесь тепло и светло. - Да у нас почти все раскуплено, осталось чуть больше десятка номеров.
Вообще-то мне еще ни разу не приходилось покупать гостиничные номера. Я хотела только диван.
- А пианино или рояль у вас нельзя купить?! - спохватилась я.
- Инструменты у нас уникальные. Они пойдут в музеи, школы музыкальные... Инструменты хорошие, Muller например. Ну что, пойдете смотреть?
Мы идем смотреть номер с итальянской мебелью.
- А как же номера, где останавливались знаменитости? - не отстаю от Елены Афанасьевны.
- Что вы, их еще три года назад раскупили! Я вот успела себе кое-что на дачу прикупить из номера, где Дунаевский с Лидией Смирновой встречались.
- Ну вот, пожалуйста, - Елена открывает номер, - только как же мы с вами смотреть-то будем?
За окном уже темно, а в номерах света нет. Так что итальянскую мебель смотрю на ощупь.
- Шторы, покрывала муаровые двухсторонние, две кровати, ковер, зеркало, тумбочки, кресла, телевизор и чемоданница (огромная тумбочка без дверей, куда гости чемоданы складывали). Кровати идут с перинкой, подушками. Да, вот еще набор из санузла - зеркала, бра. 23 тысячи. Есть еще немецкая мебель. И хороший набор для дачи за одиннадцать. Хотите посмотреть?
Номер с "дачным набором" и в самом деле хорош. Впрочем, были бы у меня 23 тысячи, я бы и итальянскую мебель купила - все-таки история.