Поделиться
Арабов - единственный русский сценарист, получивший Пальмовую ветвь на Каннском кинофестивале за лучший сценарий ("Молох", 1999). В этом году он стал и лауреатом литературной премии Аполлона Григорьева - отмечен был его музыкальный ностальгический роман "Биг-бит". Но есть у Арабова и параллельное бытие, связанное с поэзией. Свои нервные и очень честные стихи он пишет с юности, выпустил несколько стихотворных сборников, о последнем из которых недавно писала "РГ" (см. N 98, 14 мая, 2004). С разговора о поэзии мы и начали наше интервью.
В кино другая отдача
- Вы всю жизнь писали стихи, но известность вам принесли сценарии. Кем вы сами себя ощущаете в большей степени - кинодраматургом, поэтом?
- Если я скажу, что я поэт, это прозвучит ужасно. Но я действительно поэт, а все остальное - это социализация, не в последнюю очередь вызванная нежеланием участвовать в литературной жизни, в литературном процессе, официально быть поэтом.
- Это тяжело?
- Отчасти. Литературная жизнь не очень привлекательна. Когда мне изменяет чувство юмора, я впадаю от нее в оторопь. Во-первых, от того жалкого материального положения, в котором находится писатель. Во-вторых, от того, что нужно входить в какие-то кланы, быть "своим" для одних и "чужим" для других. Хотя я ловлю себя на мысли, что так было всегда, во всяком случае лет 25 назад, когда я "входил" в литературу и делал первые шаги на этом скользком пути...
Нас, молодых, тогда стравливала между собой московская писательская организация: одних записывали в патриоты, а других - в жидомасоны. Уже тогда 200-300 человек в Москве распределяли всякого рода премии и были тоже писателями, которые ждали, что и их наградят позднее те, кто сейчас получил премии из их рук. Как это называется на языке физики? Круговорот воды в природе? В этой ситуации жить литературной жизнью возможно, лишь имея запас цинизма. У меня с этим запасом не все гладко.
- Но люди пишут не для того, чтобы жить литературной жизнью, а потому что по-другому не могут.
- Верно, в России каждый второй - писатель. Но я говорю о социализации, о том, почему, будучи поэтом, я вынужден заниматься кинодраматургией. Я могу написать сценарий и больше никуда не высовываться, нигде не бывать. Лавровые венки и ругань принимает на себя режиссер. Он на виду. И я могу спокойно существовать. А если бы я вел жизнь литератора, мне пришлось бы прилагать усилия. Только что меня с моим "Биг-битом" пригласили на книжную ярмарку в Варшаву - я отказался. Хотя знаю: нужно ехать, продвигать книгу. У меня нет на это сил. Я понимаю, что мои слова можно истолковать как гордыню: "Ах, ты, чистюля!". Но я просто физически, душевно для этого не создан. Когда я этим занимаюсь, у меня ощущение, что я у кого-то что-то украл.
- В кино те же правила игры - премии, жюри, знакомства. В чем отличие?
- Правила действительно те же. Но там игра крупнее. Кино - это дорогая игрушка, это так называемые "большие деньги". И это зрители. Я не знаю, сколько у меня читателей. Книжка "Воздух" вышла тиражом 1000 экземпляров. "Биг-бит" вышел тиражом 10 000, и хотя это роман, который получил премию и прессу, не знаю, разойдется ли такой тираж. Вместе с тем картина Сокурова "Мать и сын", например, прокатилась по всему миру - ее посмотрели явно больше, чем 10 тысяч человек. В кино совсем другая отдача.
История предательства
- Почему поэт, сценарист вдруг взялся за роман о битломании?
- У меня есть некоторый запас сюжетов. Этот сюжет я сначала хотел сделать для кино, но сценарист - это человек наемного труда. Обычно это происходит так. Звонит Феллини Тонино Гуэрро и говорит: "У меня вот что-то такое... Детство... Муссолини... Сделай мне красиво, как ты это умеешь". И Тонино начинает "делать красиво". Или звонит мне Сокуров: "Слушай, представляешь, такая история - Гитлер в исполнении Николсона и Ева Браун в исполнении Лайзы Миннелли ..." И из этого туманного облака совместными усилиями потихоньку вычленяется сюжет. Так что, к кому я пойду со своим "Биг-битом"? Продюсеры бы его даже не прочли, а крупные режиссеры заняты своими проектами и своими "облаками".
- Что же хотел сказать нам автор этой фантастической истории о мальчике, который бредил "Битлами", чудом повстречал их в Англии, а потом стал обывателем?
- "Биг-бит" - это история предательства моего поколения, да и любого поколения, которое фраппирует своей независимостью, слушает рок-н-ролл, бунтует, а потом играет для нуворишей в ресторане, делает "бабло", как говорят сегодня.
- А может быть, это история взросления? Блажен, кто смолоду был молод... А потом созрел.
- Может быть. Но в 1960-х годах было нечто очень ценное. Творческое кипение: на Западе - рок-музыка, а у нас барды, поэты. Что-то висело в воздухе, какая-то творческая энергия и поиск. И в том, что происходило, присутствовал мощнейший нонконформистский заряд и проглядывали христианские идеалы. Общины хиппи, слова о том, что любовь спасет мир, "all you need is love" - это, конечно, искаженное христианство с языческой приправой, но все же за всем этим Христа (а не только Кришну) можно было различить. Первоисточник угадывался даже в облике хиппи. И мне очень обидно, что этот нонконформистский идеал разлетелся и умер, как все умирает в этом бренном мире.
- В 1960-е, да в общем, и в 1980-е годы молодежь тянулась к нонконформизму, а теперь? Вам как профессору ВГИКа это заметно?
- Общество потребления и его воротилы поняли, что нонконформистский пафос можно хорошо обслужить, продавая молодежи как бы нонконформистскую музыку, как бы нонконформистскую одежду и потребительством подготавливая этих ребят или к смерти, или к вписыванию в истеблишмент. Этим занимаются MTV, глянцевые журналы... Это продуманная и очень тонкая политика. С железной хваткой.
- И все же сегодня по сравнению с советской эпохой поле для реализации талантов шире. Прежде, если ты был талантлив, но честен, перед тобой вставали неодолимые идеологические заслоны - теперь их нет.
- Одни заслоны исчезли, но появились другие. Культ потребления выхолащивает душу и ставит такую заслонку, через которую человек не может перепрыгнуть. Когда есть внешнее идеологическое и политическое давление, ты мобилизуешься. Правда, на этом пути ты можешь потерять жизнь. А потребительская свобода только расслабляет... И мобилизует в этой ситуации только слово "деньги".
Диалог или монолог?
- Только что Сокуров начал съемки последней части своей трилогии о вождях по вашему сценарию. Расскажите немного об этой работе.
- Бессмысленно пересказывать сюжет и идею картины, которая еще не снята. Я могу сказать лишь об историческом материале, который лег в основу сценария. Это картина о японском императоре Хирохито, одном из тех, кто развязал Вторую мировую войну. "Потомок богини Аматерасу", "сын Солнца" он снял с себя в конце концов божественный статус, когда Япония была завоевана американцами.
- Предыдущие герои этого цикла - Гитлер и Ленин в "Молохе" и "Тельце". В чем смысл их пути?
- Оба шли по пути абсолютной свободы. Но культ свободы - это путь зла, ведь добро - это система ограничений, а зло предполагает полную свободу. В свое время мне Саша Сокуров сказал: "Ты видел в хронике глаза у Сталина? Это глаза абсолютно свободного человека".
- Существует мнение: показывать в фильме так подробно страдания умирающего человека, как это сделано в "Молохе", безнравственно.
- Странно, что безнравственное по сути общество столь часто рассуждает о нравственности. Но, может быть, это и не плохо. Мне кажется, что страдающего от физической немощи Ленина можно показывать и исследовать, а Христа, на мой взгляд, нет. При всем уважении к целям Мэла Гибсона это недопустимо. У Христа главное - воскрешение и победа над немощью плоти. Если бы Гибсон более подробно показал воскрешение в своей картине, может быть, это частично бы искупило то безнадежно натуралистическое зрелище, которое он показывает. Эта картина полезна только тем, что она демонстрирует, что при помощи "монтажа аттракционов" духовные сюжеты не открываются.
- Как складывается ваш творческий диалог с Сокуровым? Или это монолог?
- Мы познакомились в 1977 году, нашей дружбе двадцать семь лет - это полжизни. И проблем у нас нет. Иногда налетают всякого рода инспирированные другими людьми "ветры" - кто из нас больше сделал... Вдруг я получаю Пальмовую ветвь в Каннах за сценарий "Молоха", и уже разные доброхоты начинают нашептывать: как же, это ведь несправедливо, тут что-то не то... что "не то"? Я всегда говорил и говорю, что фильмы не снимаю и снимать их не собираюсь. Я пишу лишь литературную основу. В целом же и мне, и Саше хватает ума и такта быть выше этого.
- Андрей Тарковский видел в Сокурове своего преемника?
- Тарковскому очень понравилась картина "Одинокий голос человека". Он сказал про нее: "Настоящая овчина, только пуговицы прикручены проволокой". И действительно стал видеть в Алекандре Николаевиче своего преемника. Хотя это не так. Оба эти режиссера не любят фабулу, оба не любят монтаж аттракционов, но Андрей Тарковский - проповедник, не совсем православный, хотя и христианский. У Саши другие отношения с Богом, он не проповедник. Он всегда чаще бывает документалистом, человеком, подсматривающим какие-то определяющие человека состояния. В этом разница их идеологий.
- Да и времена поменялись.
- Конечно. В советскую эпоху любая фига в кармане рассматривалась как космическое явление. И когда появлялись такие картины, как "Зеркало," это было удивительным явлением. Это ожившая поэзия на экране. А сегодня Александр Николаевич снял картину "Русский ковчег", за которую можно дать Нобелевскую премию. И что? Никто этого не оценил, обругали даже: "Театрально!" И пошли зарабатывать свои баксы в офисах. Вот контекст сегодняшний. А ведь "Русский ковчег" - это художественный подвиг. Можно спорить о том, что получилось, что нет. Но я как профессионал вижу, сколько там было сделано.
Что общего между Гоголем и Пастернаком?
- Вы пишете сценарии не для Сокурова?
- Сейчас в работе два телесценария - "Мертвые души" и "Доктор Живаго".
- "Живаго" - так поэтичен и "словесен", как делать по нему кино?
- Иногда хочется рискнуть, хотя знаешь, что это сделать нельзя. "Доктор Живаго" совершенно не переводится на киноязык, но в фильме присутствует некая смысловая доминанта, которая все стягивает. Доминанта примерно такая: человек должен делать своим близким добро вопреки революциям, вопреки истории. Как показал в "Войне и мире" Толстой, настоящая история - это не победа при Аустерлице и даже не 1812 год, это рождение ребенка, женитьба, похороны. Об этом и будет наш телесериал, режиссер его - мой старый товарищ Александр Прошкин.
- А "Мертвые души"?
- С "Мертвыми душами" случай уникальный. Сценарий к фильму (будет и кино, и телеверсия) пишет весь мой курс, который сейчас у меня учится. Фильм будет делать Павел Лунгин. Мы придумали довольно любопытную фабулу, которая с гоголевской только перекликается, - у нас действуют мертвые души, но без Чичикова. Так что собираем с группой сценарий по кускам, а потом я все свожу, переписываю.
- Что происходит сегодня в отечественном кино?
- Карен Шахназаров построил для своей последней картины про Савенкова небольшую улицу на Мосфильме. И вот на этой улице сейчас будут сниматься все картины, связанные с Москвой. На этой улице будут сниматься "Мертвые души" и "Доктор Живаго". Задачка: что роднит "Доктора Живаго" и "Мертвые души"? Ответ - декорации Карена! Вот состояние отечественного кино на сегодняшний день. Шучу, конечно... А если серьезно, у нас есть очень хорошая картина "Коктебель". Слава Роману Борисевичу, продюсеру, который осилил это на свои деньги. У нас есть "Звезда", "Бумер", "Русский ковчег"...