- Вы не раз говорили о своем неприятии современной режиссуры. И когда стало известно об эксперименте в Сантандере, многие ждали скандала: "Геликон" далек от академических прочтений.
- Я об этом ничего не знала. Дирекция фестиваля ставила спектакль на меня, и мне было предложено выбрать партнеров. А про режиссуру темнили, говорили: все будет нормально. В Москве мне сказали, что это будет "Геликон", и я подумала: какой-нибудь модерновый театр, ой-ой-ой! Не пора ли нам домой? Потому что "Норма" - опера моей мечты, но с самой первой "Нормы", которую я пела, я просто уехала. Дирижер не ловил мышей, и я сказала: я - на каникулы, ищите себе другую! Развернулась и ушла. И боялась, что такое повторится опять. А теперь мне очень стыдно, я даже хочу попросить вас написать об этом: когда на пресс-конференции в Москве меня спросили об этом проекте с "Геликоном", я так и сказала: не знаю ничего! А теперь счастлива, что с ним познакомилась. Потрясающий, уникальный коллектив. Хор, оркестр фантастического качества, просто супер. У музыкантов к тому же огромное терпение, когда им хамил итальянский дирижер, которого я же и пригласила. Больше его не буду никуда приглашать. Мы вообще разделились на два лагеря: русские и итальянцы. Я, естественно, примкнула к нашим.
- А вы Владимира Понькина не слушали?
- Вот только теперь с ним познакомилась.
- Он замечательный дирижер.
- Но я же не знала! Декорации Игоря Нежного, костюмы Тани Нежной, режиссура Дмитрия Бертмана - все это выше всяких похвал. Так что объявленное мною показательное аутодафе современных режиссеров отменяется.
- А почему вы так резко относитесь к новациям?
- За 18 лет карьеры мне встретились только три современные постановки, которые можно считать искусством. Но я еще не видела у молодых режиссеров такой ориентации на сегодняшнего зрителя и при этом с огромным почтением к музыке и либретто, как у Бертмана. Это уникальное сочетание.
- Вы впервые встретились в Сантандере?
Со мной режиссерам нелегко. Не потому, что я такая злая, а просто у меня свое видение и своя артистическая совесть.
- Ну да. Я летела из Лондона сразу после спектакля, и, как прилетела, мне сказали, что Бертман хочет меня видеть на репетиции немедленно. Ну и гусь, думаю! Дают расписание репетиций: каждый день с трех дня до двенадцати ночи! Ну да, думаю, разбежалась. Вот я вам честно говорю. Но на репетицию пришла - это уже вопрос чести. Увидела на сцене эту "летающую тарелку" и сказала себе: "Н-да-а!" А потом мы стали говорить с режиссером и полностью сошлись на том, что хоть "Норма" и написана в стиле бельканто, а петь и чувствовать ее сегодня нужно как оперу эпохи веризма. В этой постановке нет ни одного движения, которое было бы само по себе, - для всего есть внутренняя мотивация. Мне стало так интересно, как никогда в жизни. И я работала как проклятая. Были придуманы сложные декорации, в сцене убийства детей я поднималась на десятиметровую высоту и там буквально перешагивала через пропасть, когда внизу пустота. Зал замирал от страха. Туда хотели подняться технические работники театра - им стало страшно уже на середине лестницы.
- А вам пришлось?
- Что значит пришлось - я сама попросилась. Мы хотели поставить "Норму" так, чтобы все забыли и об опере, и тем более о бельканто. Чтобы смотрели как фильм, как драму, как судьбу. А опера потрясающая. Если бы меня спросили, какую оперу я хотела бы петь всю жизнь, я бы ответила: "Норму". И именно в этой постановке. Там все очень здорово придумано. С луной, например, когда я все пытаюсь до нее дотронуться, и вдруг она у меня оказывается в руке. Я тоже что-то придумывала, писала записки Бертману - он вызвал хор на репетицию и все сделал за полчаса. Потому что коллектив очень артистичный и все хватает на лету. Такого театра я больше не видела нигде. Со мной режиссерам нелегко. Не потому, что я такая злая, а просто у меня свое видение и своя артистическая совесть. Публика знает, что я никогда не стану делать того, что не исходит из моего сердца. Вот бас Джакомо Престиа на любую просьбу говорил: "No problem". А я спрашивала: "А почему?" Мне говорят: пройди сюда, я в ответ: а почему не туда? У меня свой стереотип, а режиссер хочет иначе. Я ему: не буду, лучше убейте! Потом посидела, подумала и решила, что придумано гениально. И уже сама продолжала его идеи. Это ведь я придумала - шагнуть через пропасть, прежде чем спуститься с ножом к детям. А детей поместили в загородку: они могут испугаться - чужая тетя идет с ножом! Хотя мы с ними подружились, я им игрушки покупала, они уже были как мои детишки... А вообще в связи с тем, что Бертман постоянно ставил новые задачи, я очень многое поменяла в своих представлениях о "Норме".
- У вас прежде было много "Норм"?
- Не очень. Первая - в Севилье. Там никто не интересовался мотивацией, просто пели - и ладно. В этом году была "Норма" в Майами. Но с "Геликоном" это первый спектакль, от которого я в восторге. Его даже трудно описать словами. Он так красив и так волнует, что нужно сделать все, чтобы его обязательно увидели в Москве. И я обещаю, что ради этой постановки обязательно приеду и спою. Эта работа не для денег, она из тех, ради которых стоит жить.
- Сколько раз прошел спектакль в Сантандере?
- Два раза всего! И успех просто ошеломительный.
- Кто, кроме Престиа, был вашим партнером?
- Адальджизу пела Лючана Д,Интино из Италии, но с ней было трудно: она-то считала, что нужно непременно бельканто и сразу сказала, что ничего делать не будет, только петь. И в результате играла так, будто танцует в театре Кабуки. Очень хорош канадский тенор Ричард Маргисон, он в финале плакал по-настоящему, смотрел мне в глаза и плакал. Были изумительные геликоновцы Лариса Костюк и Николай Дорожкин. Этот театр как единый организм, такого больше нет нигде. Когда после Casta Diva я спускалась по ступеням вниз, у меня зацепился плащ. Отреагировали мгновенно. Две девочки, артистки хора, синхронно наклонились, отцепили меня и сделали все так, словно и это задумка режиссера. Они просто спасли сцену, потому что, конечно же, на верхней ноте я рванула бы плащ, и нота тоже полетела бы куда-то совсем далеко.
- А вы видели другие спектакли "Геликона"?
- Пока нет, но когда приеду в Москву, обязательно пойду послушать.
- Почему вы так мало бываете в Москве?
- Я не была 13 лет, а теперь стала приезжать. Будут звать - я приеду, конечно, приеду. После такой вот жизни одинокой волчицы я вдруг поняла, что у меня есть берлога, есть родина. Куда можно приехать, где тебя любят, где тебя знают...
- И это говорит певица, которую знают во всем мире?!
- Да, конечно, знают, но везде я все-таки русская, понимаете? То есть для них чужая. И чтобы пригласили именно меня, нужно быть на десять голов выше - везде предпочитают своих... Знаете, у меня только что появился свой веб-сайт - раньше я считала это дело ненужным, потому что не пользуюсь компьютером. Но как только он появился, люди туда сразу стали писать совершенно обалденные слова, пожелания хорошие... Меня это очень трогает, я хочу обязательно приехать и что-нибудь хорошенькое спеть.
- А с Большим театром никак не складывается?
- Они не приглашают. Наталья Дмитриевна Шпиллер как-то встретила и сказала: "Что ж ты, деточка, поешь в "Ла Скала" и не поешь в Большом?" Я в Большом побывала, но Лазарев (в ту пору главный дирижер. - Ред.) очень неприлично себя повел, я хлопнула дверью и ушла. Понимаете, Большой будет Большим только тогда, когда там появятся настоящий дирижер, настоящая режиссура и настоящие певцы. А пока разброд и шатание - это просто базар-вокзал. А вот "Геликон"... вы простите, что я опять о нем, но я и правда им очарована. Я же во многих театрах пела и во многих странах, но здесь у хористов совершенно другие, осмысленные лица. И атмосфера удивительная. И никто не смотрит другому вслед с этаким прищуром. Я в полном восторге, и единственно, о чем жалею, что не могу там петь часто.
- Вот им построят новое здание, большой зал и нормальную сцену - будете приезжать?
- В "Геликон" я буду приезжать точно. Бывает же так: думаешь - все будет плохо, а получается совсем наоборот. У меня так было с Филидой Ллойд на "Макбете" в Париже. Меня предупреждали: Мария, ты осторожней! Она современный режиссер, и ты ее обязательно куда-нибудь пошлешь. Но начали работать, и мне так понравилось! Так что из современных режиссеров теперь у меня два любимых: Дмитрий Бертман и Филида Ллойд. "Макбета" этого я уже спела в Париже, Лондоне и Барселоне. И надеюсь, эта продукция Бертмана тоже будет по всему миру крутиться. Потому что именно так должна ставиться опера в наши дни - самобытно, интересно и неожиданно. Я уже сказала директрисе Сантандерского фестиваля: захотите снова меня вызвать - буду петь только с "Геликоном".