Поделиться
Я прибыл на постоянную работу в Японию еще за два года до этого, в разгар строительного бума, когда над лабиринтами токийских переулков круглосуточно возводились железобетонные эстакады и развязки. Местные власти были тогда напуганы предстоящим наплывом иностранцев. И не только тем, как доставить сотни атлетов и тысячи зрителей до нужных им спортивных сооружений. Их страшило отличие нравов и обычаев гостей от местных японских традиций.
Возникла, к примеру, проблема разделения общественных туалетов на мужские и женские. Японцы привыкли к тому, что в подобном заведении вдоль стены шеренгой стоят перед писсуарами мужчины, а рядом, перед большим зеркалом, беседуют и прихорашиваются женщины. Для тех, кому надо уединиться, есть кабинки.
Когда муниципалитет предписал туалеты разделить, возникла проблема, что писать на дверях. Ведь иероглифы будут не понятны для иностранцев, а буквы - для японцев. Устроили конкурс символов. Например: женская туфелька и мужская шляпа. А одна газета опубликовала снимок московской скульптуры "Рабочий и колхозница". И предложила рисовать на двери "Ж" - серп, а на двери "М" - молот.
Лично по мне ударило решение местного ГАИ: обновить автопарк олимпийской столицы, лишив регистрации все автомашины старше десяти лет. У меня в корпункте тогда был "кадиллак" 1950 года. Предшественник купил его за 500 долларов у какого-то американца, срочно покидавшего страну. Эта машина с восьмицилиндровым двигателем мощностью 240 лошадиных сил, видимо, стала потом прототипом для советского "членовоза" ЗИС-110. Так что дежурные в посольстве часто принимали меня за посла и бежали отворять ворота (потом же неистово ругались).
Конечно, подобную машину представительского класса нельзя считать экономичной. Но поскольку бензин оплачивала редакция, меня это мало заботило. На таком престижном "кадиллаке" я впервые в жизни осваивал в Токио искусство вождения. Ездил на нем как на танке, все шарахались от меня в стороны. И вот перед Олимпиадой 1964 года японские гаишники запретили использовать мой "кадиллак" по "возрасту". Редакция разрешила купить его по балансовой стоимости, то есть за 500 долларов. Я возмутился: за эти деньги ее приобрели восемь лет назад. Долларов 300 еще куда ни шло...
Но тут в качестве зрителей на Олимпийские игры из Москвы прилетели известные актеры и музыканты. Слово "кадиллак" повергло их в трепет, и они стали предлагать мне за мой "членовоз" кто три, кто пять тысяч долларов.
У меня самого таких денег не было. Пошел к заведующему гаражом посольства. И он посоветовал мне ни в коем случае не совершать никаких торговых сделок.
- Даже если ты честно оприходуешь полученные деньги, тебя все равно будут потом таскать по комиссиям и подозревать, что ты получил еще что-то на лапу. Самое безопасное - сдать "кадиллак" на металлолом. Его при нас же расплющат и выдадут квитанцию.
Так мы и поступили, составив надлежащий акт и получив по 32 доллара за тонну. А в 2000 году я узнал, что "кадиллак" 1950 года вошел в категорию антиквариата, а модель, на которой я пару лет ездил в Токио, стоит больше четверти миллиона долларов. Вот бы выкупить ее 40 лет назад за 500 баксов и поставить в сарайчик на даче! Тогда можно было бы теперь ее реализовать и отправиться смотреть Олимпиаду в Афинах на собственной яхте. Но, к сожалению, история, а тем более биография не знают сослагательного наклонения.