Поделиться
- Ситуация с охраной памятников кажется катастрофической. Пока мы думаем, как их сохранить, они умирают.
- Ситуация такая, что о ней трудно говорить, - тоска заедает. Страна на глазах меняется - исторические пейзажи, панорамы, огромное количество старых зданий исчезают. А мы до сих пор не выработали отношения к собственному историческому наследию. Мы только знаем, что должны его любить и уважать, раз мы культурные люди. Без четко сформулированной идеи, высказанной на самом высоком уровне, что это наследие для нас значит, боюсь, все бесполезно.
- А что оно значит? Сформулируйте сами.
- Что значит... Последние печальные события показали, что страна нуждается в единении. А объединяет нас не вертикаль власти, а язык и прошлое. В нашей, всех народов нашей страны, генетической памяти заложен вековой опыт жизни вместе. И этому есть зримые свидетельства и в пейзаже, и в архитектуре. В самом процессе жизни в исторической среде люди обретают единство.
- И не чувствуют себя одинокими, потерянными во времени и в пространстве.
В усадьбе надо вести хозяйство, в доме – жить, в церкви – служить.
- Я не большой поклонник Льва Гумилева, но тут можно с ним согласиться - человека делает антропогенный ландшафт, то есть ландшафт со всеми изменениями, которые внес в него человек. Нас воспитывают стереотипы жизни - то, что мы ездим на дачу, что едим, что квасим капусту и солим огурцы. И существование в определенной архитектуре тоже создает образ жизни. И у нас - от севера до юга - образ жизни уже много лет во многом един. Это произошло в результате усилий создания Российской империи и в результате советских усилий. Сама среда, созданная историей, и формирует основу единства России. Язык и жизненная среда с привычными жизненными факторами - это то, что не дает нам распасться.
- Так что же нужно делать, чтобы сохранить эту среду?
- Есть три участника процесса сохранения исторических памятников: государство, люди - народ, и те, кто имеет деньги. За охрану наследия отвечает государство, но осуществить эту охрану в необходимом объеме оно не может. Ни у одного государства мира нет таких денег. Но мы в отличие от других стран даже не знаем, какие в нашем государстве исторические ценности есть.
- Как не знаем? Свод исторических памятников уже много лет составляется Институтом искусствознания.
- Свод памятников архитектуры и монументального искусства Российской Федерации - это последнее официальное название - делается с 1967 года. Но до самого конца девяностых годов ничего из него не было напечатано. Составляет свод десяток научных сотрудников, а в стране 89 регионов. У нас есть список шедевров, но шедевры среду не создают. Они только визитная карточка культуры, а не ее текст. Научные сотрудники, занимающиеся сводом, ежегодно находят сотни памятников XVIII, XVII и даже XVI веков. Я уже не говорю о провинциальных шедеврах советского авангарда, о фантастическом классицизме сталинского периода, который составляет огромный интерес для мировой культуры. Мы почти ничего не знаем о наследии промышленной архитектуры, которой сейчас интересуется весь мир. Полного свода памятников нет даже по Москве.
- Но на местах же знают, что надо сохранять?
- В советские времена существовала система, когда на местах были паспортистки, которые выявляли памятники в регионах. Но все это уже давно не финансируется. Все управления охраны памятников находятся под муниципальной или другой местной властью, они не самостоятельны и абсолютно беспомощны. Московские научные сотрудники часто рассказывают людям из местных управлений, какие усадьбы и парки есть на подконтрольной им территории.
- Но это ненормальная ситуация.
- Она началась еще в 30-е годы, после уничтожения краеведческих обществ. Краеведческое движение возникло в начале прошлого века, активно продолжалось после Гражданской войны, но потом было жесточайше подавлено. Что-то с большими усилиями возродилось только в 60-х годах. Сейчас эти общества опять появились, но они не нацелены на охрану памятников. Там собирают фольклор, воспоминания о благочестивых людях, сведения о почитаемых иконах. Но спасти историческую среду провинциальной России можно только с помощью краеведческих организаций, которые сейчас работают на энтузиазме... и внутренней потребности энтузиастов.
Таких людей не много, но достаточно. Просто государство должно оказать им юридическую и финансовую поддержку. И, разумеется, государство должно давать гранды владельцам приватизированных памятников, если они правильно их используют. Так делается во всех развитых странах. Без приватизации сохранить памятники невозможно - ни федеральных, ни местных денег не хватит. Значит, необходим общественный договор, система, которая могла бы работать внутри общества. Если вы приватизируете здание, то заключаете серьезный контракт с государством, где точно прописано, что вы можете, а что не можете в нем делать. Если вы распоряжаетесь собственностью правильно, то государство выделяет вам средства. Это идея не очень популярна в официальных кругах, потому что требует денег. Но я убежден, без затрат приватизация памятников бессмысленна. Без финансового поощрения она превратится в хаотическую эксплуатацию исторических зданий.
В Европе история - абсолютная ценность. У нас же, в стране старой культуры и образованных людей, все варварски разрушается, сносится, перестраивается ради быстрой наживы. При полном равнодушии общества и попустительстве властей. Как будто инстинкт национального самосохранения отказал.
В западных странах в отношении культурного наследия очень жестко проводится политика кнута и пряника. Получить согласование на строительство в исторической зоне, например в Англии, стоит огромных денег, и на это уходит не меньше года. А там памятником - национальным достоянием - считается, например, сельский пейзаж. И если вы в него без разрешения внедритесь, вас ожидают очень крупные штрафы. У нас же не было ни одного судебного дела, связанного со сносом памятника, да и штрафы законом предусмотрены ничтожные. Но во Франции и в Англии, и в Италии государство осуществляет прямые денежные вливания на конкретные исторические объекты, находящиеся в частном владении. Но владельцу надо объяснить, на что именно будет потрачен государственный гранд. И в этих странах процветает туризм.
- А какой может быть туризм в стране, где нет старины?
- На западных обывателей, которых сейчас возят по волжским городам, вид наших памятников производит тягостное впечатление. Они не понимают, что брошенные, разваливающиеся здания в Костроме или Нижнем Новгороде - архитектурные шедевры. Не бывает запущенных, никому не нужных шедевров. У нас многие считают, что туризм даст деньги, на которые мы отреставрируем памятники. Но так не будет.
- Надо сначала дать туристу товар?
- И инфраструктуру. Италия получает огромный доход от туризма не только из-за своих великих памятников, там туристам очень комфортно. На дешевом туризме большие деньги, а нам нужны большие деньги, не заработаешь. Ошибка считать туризм рыночным методом охраны памятников. Туризм - индустрия. Ее сначала надо построить, а потом уже получать доход. Да и самим жить надо нормально. Обязательно надо расселить коммуналки в купеческих и дворянских домах. В провинции появляются люди, которые могут позволить себе ремонт старинных зданий. А сейчас состоятельные люди предпочитают строить новые особняки на окраине, на пустом месте, а прекрасные старые здания рушатся. Но новые особняки несравнимы с особняками старыми. Люди ведь могут получить настоящий дом в центре города. И тем сохранить нормальную, исторически сложившуюся, социальную структуру этого города.
- Но им это не всегда разрешают.
- Венецианская хартия, принятая еще в 1968 году, где прописаны принятые нормы охраны памятников, утверждает, что лучше всего использовать памятники по их прямому назначению. В усадьбе надо вести хозяйство, в доме - жить, в церкви - служить. Другого выхода для нас нет, особенно в малых городах.