Поделиться
Трудности сценария
Если бы у Дмитрия Нестерова хватило денег, он сейчас, может быть, снимал не киевский майдан, а фильм по собственному сценарию в Москве. Этот "сценарий за пазухой" и был той причиной, что заставила его оставить Харьков и ехать в столицу. Столиц, куда хотелось уехать, было две - Москва и Киев. Но в Москву надо было больше денег, и он купил билет до Киева. Курсы, мастерские, комедия в чужих декорациях - все это было лишь поводом для главного - пробить свой сценарий, выверенный, выношенный, расписанный до строки. По тому, как нерекламно и сдержанно Дмитрий рассказывает о нем, я понимаю, что речь идет о "заявке гения", фильме, который откроет всем нам - русским, украинцам, немцам, американцам - Дмитрия Нестерова.
У Хемингуэя есть новелла - разговор настоящего художника и подражателя, последний пытается спросить у первого секреты, как стать настоящим. Вот об этом фильм.
- Принимаем только на украинском языке, - ответила ему секретарша киностудии. Потом еще одного учреждения. Затем еще раз.
- Глупость! - возражал им Дмитрий. - Может быть абсолютно украинский фильм на русском.
И все - от вежливых секретарш до секретарей творческих союзов - соглашались с ним и презрительно отзывались о запрете: мол, формальность. Но разводили руками: перешагнуть эту формальность нельзя. Когда я конформистски предложила Дмитрию пустить титры на украинском, он посмотрел на меня, как на ненормальную: это же "украинский фильм на русском языке" - как явление культуры и лезть в него с политтехнологическими советами - несусветная пошлость.
"Революция" в жизни Дмитрия могла остаться всего лишь помехой в судьбе сценария. Он вышел на майдан посмотреть. Смотрел день, второй, а потом кое-что увидел.
Национальные революции делают бабушки
с варениками
Однажды вечером к собравшемуся народу подошла бабушка с пластмассовой коробкой из-под мороженого: в ней были вареники с вишнями.
- Я запомнил, - рассказывает Дмитрий, - они были чуть сыроватыми, спешила, недоварила. А кто-то неизвестный принес на майдан чай.
Договорились, списались, явились, изобразили действо - это же флэш-моб революция.
И долго следивший за страхом, надеждой, резкостью толпы молодой режиссер вдруг увидел, как люди спесивого, суховатого, замкнутого города с современным целлулоидным типом отношений вдруг стали меняться на глазах. Начали говорить друг другу "извините", поддерживать за руку поскользнувшегося, срочно искать девушку, выронившую кошелек. Словно по цепочке, по площади и по городу пошел дух добра все набирающий и набирающий свои "вольты"... Кто-то приносил вареную картошку, а кто-то привез грузовик с апельсинами и высыпал их в снег, не объявляя, из какого это магазина, не делая себе ни прямой, ни косвенной рекламы. Дмитрий позвонил в Харьков, друзья рассказывали о трудностях с билетами в Киев, мать ругала столицу "за стрельбу". И тогда он взял кинокамеру, чтобы потом показать им - маме и друзьям в Харькове - всех этих бабушек с варениками и апельсины в снегу. Концепция фильма в его голове еще не сложилась, он просто снимает и снимает лица, дискуссии, возникающие между сторонниками Ющенко и Януковича. В какой-то момент не выдержал, бросил все, побежал на квартиру, сделал чай и принес на майдан. Чая на площади хватало, но надо было что-то сделать. Политтехнологи могут смеяться, но акции узкого протеста приобрели характер гражданского деяния необыкновенно дорогого для тех, кто его делает, когда кто-то принес на майдан чай.
- Я - русский, учился в русской школе, украинский никогда не любил как навязанный язык, но три дня назад я стал украинцем, - говорит Дмитрий Нестеров. - И это серьезно.
А фильм заветный, желанный, по Хемингуэю и на русском языке он снимет сразу же после революции. Разве после такой революции могут быть препятствия для его фильма?!
Дмитрий так был в этом уверен, что я постеснялась ему сказать, что ровно через три дня, как он стал украинцем, в палаточном городке на Крещатике я увидела плакат:
"Черкассы - для настоящих казаков!"
Дмитрий, понятное дело, не казак. И Хемингуэй тоже.
Риски, которые всегда с тобой
- Не обращайте внимания, это все провокации, - сказал мне известный киевский арткритик и художественный консультант, помощник Богдана Ступки в его бытность министром культуры и хозяин мастерской, где жил и подрабатывал Дмитрий Нестеров, Евгений Карась, когда я ему рассказала про казаков. - Главное в другом. Разве вы не видите, что произошло?! Мы попробовали свободы! И мы уже "подсели" на эту иглу.
Однажды утром Евгений Карась разорвал старый оранжевый пакет и повязал на свою "Омегу" (для Украины автомобиль средних и высших слоев среднего класса. - Прим. авт.).
- У меня было три риска, - Евгений ставит передо мной чай с лимоном и предлагает коньяк. - Во-первых, мог задержать гаишник. Во-вторых, я мог бы запросто получить кирпичом в стекло. И наконец, я понимал, что могу потерять своих клиентов, у многих из них - известных политиков и банкиров, был другой политический выбор.
Евгению кажется, что оранжевый цвет никем не планировался, политтехнологи Ющенко готовили брэнд "каштановой революции". Но даже если политическое поведение кандидатов в президенты и причесывали политтехнологически, Ющенко причесали правильно. Съездить перед выборами к матери в деревню и попросить благословения, а затем поехать со старыми друзьями - альпинистами убирать от мусора Гаверлу (известная карпатская гора), что может быть точнее и правильнее.
Евгений смотрит на революцию глазами гражданина и художника.
- Мы сотворили самое модное, самое стильное, что есть сегодня в гражданской жизни мира. У нас модно сейчас фотографироваться на фоне майдана. Я вот не успел, надо успеть.
Каждый вечер знакомые Евгению бизнесмены созваниваются "поедем-погудим" и выезжают на дорогих машинах, и сигналят условным сигналом за своего кандидата.
Его друг, известный художник Влад Троицкий, затеял оборачивать один из киевских мостов в оранжевый, а перед кабмином выставил ряд поношенной обуви с табличкой "Пора менять", и каждый вечер в 20.00 стебные, циничные, принципиально асоциальные художники и интеллектуалы собираются на улице и поют украинский гимн. Никогда раньше этот гимн никого особенно не трогал, а тут вдруг на Украине к нему стали относиться, как американцы к своему флагу.
В этой кутерьме отчетливо прорезался мотив национального единения. "Национальное" понимается Евгением и Дмитрием не этнически, не узко, а с гражданской точки зрения.
Занимающийся среди прочего и национальным искусством Евгений говорит, что в советское время оно было сувенирным, инсценированным, а теперь стоит задача обнаружить и открыть аутентичное национальное искусство. Похоже, что нация в эти дни тоже становится аутентичной.
Передо мною в артмастерской Карася во всю стену полотно из синего - смесь ночи с васильками и еще с чем-то таинственно проступающим с тихой, но сильной экспрессией. Под ним - разделенные сухим букетом астр папки с надписью "гениальные художники" и украинские деревенские кринки из-под молока.
Собственное нежелание пьянеть от революции начинает казаться пошлостью, как учреждение общества трезвости в вакхические дни.
Люди не в стиле "геть"
Сценарий киевской "революции" прост, как новелла Хемингуэя.
Стоял палаточный городок протеста, как и все в мире палаточные городки, объединяющие узких протестантов, к которым вовсе не готово было присоединиться общество, в большинстве своем придерживающееся весьма осторожной гражданской морали "лишь бы не было хуже".
Потом кто-то присоединился к участникам протеста морально - принес еду, спальник, куртку, напоил чаем, и развернулось красивейшее полотно гражданского соучастия в судьбе страны и друг друга.
Но справедливости ради надо сказать, что киевский майдан вовсе не отражение того, что происходит в стране. И не только потому, что в Донецке и Харькове люди тоже переполняют площади с противоположными лозунгами. Во-первых, на майдан приходят и сторонники Януковича. Здесь через каждые 5 минут рок-концерты, здесь клево и стильно. Студенты с оранжевыми повязками, смеясь, говорят в телекамеру, что они вообще-то проголосовали за Януковича, а потом увидели "гарних" девчонок с оранжевыми шарфиками, познакомились с ними, повязали такие же и ходят на майдан.
- Я голосовала за Ющенко, а моя дочь за Януковича, - рассказывает Ирина Михайловна (45 лет, риелтор, фамилию называть не захотела). - Сказала: хочу стабильности. А потом, когда ее курс вышел на майдан, пошла тоже. Вернулась счастливая: "Мама, мне так понравилось! Я там наших мальчишек совсем другими увидела! У всех такие благородные лица, никто не матерится". А через день вернулась и отрезала: больше не пойду. И стала холодна к моим долгим телефонным разговорам с подругами на тему политического выбора.
Майдан - это, конечно, торжество стиля, тут Евгений Карась прав. И стиля не только стебного, прикольного, но и гражданского.
Но этот настоящий гражданский стиль майдана и раздающееся каждые три минуты скандирование "геть", "гоньба" и "так" вовсе не укладываются в один и тот же формат. Потому что граждане защищают свое право чувствовать себя людьми, не подвергаться административному давлению при политическом выборе, эффективно влиять на власть, лучше всего это собирается в слове "свобода".
- Я вовсе не безоговорочный поклонник Ющенко, - говорит Евгений Карась.
Думаю, три четверти нажимающих на клаксоны, носящих оранжевые ленточки, поющих и гуляющих со счастливыми лицами по майдану, как раз люди таких позиций - "с оговорками". Но в самой середине площади за линией пикетов - люди безоговорочных позиций.
Штаб в пивном зале
Штаб организации "Пора", за которой благодаря перепечаткам из "Гардиан" утвердился имидж мастеров-устроителей и экспортеров современных революций, находится на втором этаже кафе "Шато" на киевском Крещатике. Прямо за залом с обыкновенными пьющими пиво "Оболонь" гражданами квадратный зал примерно 6 на 6 метров, с полуарочным окном, романтично прикрытым стеблями засохшего винограда, компьютерами, столами, папками, пропусками и расписанием жизни на каждый день - в 11 утра неизменно оргсборы. В штабе пусто, парень в косынке с хипповской ленточкой и перышками в волосах с ходу отрекается от "Поры", он просто "активист", дежурящий в штабе. Активист с такими запинками говорит по-русски, что я, тоже начитавшаяся "Гардиан", начинаю думать, не заслан ли он в Украину из какой-нибудь Югославии. Оказалось, нет. Зовут его Антон, живет он в Киеве с мамой-менеджером по продажам и, как множество современных молодых людей, без отца. Через час в штаб заглянет его брат Виктор без оранжевых лент и хипповских косичек и скажет, что Антона уже 4 дня не было дома. На самом деле дома он не был все 2 недели, а 4 дня назад забегал помыться. У него стертые от 3-месячного лазания по Карпатам ботинки (из-за революции некогда купить новые), пропущенный экзамен по сопромату (учится в политехе на заочном) И... лучше бы его заслали, честное слово.
Но он свой, из последнего поколения киевских студентов, говорящих в основном по-украински. Его мама моего возраста бурчит, как бурчала бы я, что надо жениться, заканчивать политех и зарабатывать больше. Сейчас, описывая его, я понимаю, как много детского в этих его бесконечных лирических отступлениях на компьютерные темы, записываниях мне в блокнот бесконечных интернет-адресов и объяснениях, сколько мегабайт нужно для рок-концерта, который идет за окном... Если бы не знать, что этот 24-летний парень, всем известный под псевдонимом Ant, и есть одно из главных действующих лиц киевской революции.
Флэш-моб революция
Несколько лет назад он вошел в организацию "За правду", ставшую (не знаю и уже, по-моему, неважно) глубоко внутренней или инспирированной реакцией на убийство журналиста Гонгадзе. Годами эти ребята занимались какими-то акциями, перегораживали путь президенту к возложению венков в праздники. Для нереволюционизированной публики это выглядело полухулиганством, их хватали, сажали на полдня в кутузку, выпускали, для них это было нормально, входило в стиль жизни и называлось "быть активистом". Активничали в двух темах - борьба с Кучмой и защита всего национального. Никого вокруг это особенно не задевало и не трогало, но они действовали и действовали. Это особый тип сетевой организации, которой не нужны ни собрания, ни штабы, ни членские взносы. В любой момент они могут, неожиданно списавшись по SMS-кам или Интернету, собраться что-то сделать и распасться. Железный рой из фантастического романа Станислава Лема.
А после того как Аnt рассказал мне, как однажды он захотел подарить девочке Жене на день рождения что-нибудь необычное и подарил ей рок-концерт всего за 50 гривен (40 за запасную бас-гитару и 10 таксисту, который ее привез), а все остальное - бесплатно, за счет простой энергетики связи человека с человеком, и даже 10 милиционеров пришли его охранять после заявки городским властям, я поняла, что вопрос о заграничном финансировании организации, в которой будет участвовать Аnt, вторичен. Первичен сам Ант как человек и явление.
Передо мною сидел Плюмбум (фильм Абдрашитова неожиданно оказался актуален через столько времени и в другой стране), не понимающий, почему его мама в телефонных переговорах вдруг переходит на русский. Если он победит в этой революции, то, как Плюмбум отца, поставит ее за это в унизительную штрафную позицию глазом не моргнув.
Плюмбуму как борцу за справедливость капитализм не очень по душе. Его компьютерные знания позволяют ему зарабатывать по 500 долларов в месяц, он однажды устроился на 400, поработал неделю, сил стало хватать лишь помыться и посмотреть телевизор, а в выходные надо было что-то развозить клиентам. Пришел к друзьям, те удивились: ты уезжал, что ли? Нет, ответил Ant, работал. И завязал с этим капитализмом. У себя на сайте, борющемся за правду, он зарабатывает долларов 100, да еще видимо что-то где-то за счет видеопиратства. "Украина на втором месте в мире по пиратству!" - с гордостью говорит он мне.
Уже две недели в революции он живет "при коммунизме" - палаточный городок завален одеждой, икрой, туалетной бумагой. Уже давно большинство одежды отдается в "Красный крест". - Может, назад честнее отдавать? - робко спрашиваю я, вспоминая удивительное лицо плачущей женщины, рабочей из столовой, отдавшей на майдан две куртки, спальник... - Нет, - говорит Ant, - это неправильно.
А самое потрясающее заключалось для меня в том, что перед самой революцией он решил "забить на эти революции" и заняться компьютерами, но пришла знакомая девочка и сказала "там палаточный городок на Крещатике", и вот он дежурит в штабе.
- Это же у вас какая-то флэш-моб революция получается: договорились, списались, явились, изобразили действо. Бессмысленно, как флэш-моб.
И тут впервые по нейтральному, как компьютерное плато, расцвеченному лишь легким издевательством (как стилем) лицу моего собеседника проскользнуло что-то вроде обиды.
А когда я вечером, смеясь, рассказала об этой замеченной обиде Дмитрию Нестерову, режиссеру неснятого фильма по Хемингуэю, тот неожиданно тоже чуть обиделся.
- Флэш-моб - не бессмысленное занятие. Это действие, которое должно совершиться, несмотря на все обстоятельства.
И это была формула майдана.
Наполовину в шутку, наполовину всерьез я спросила на прощание Antа: годика этак через полтора к нам, небось, революцию завезете?
- Конечно. Только не через полтора года, а через полтора месяца, - ответил он мне.
На уточняющий вопрос, а что у нас поджигается и почему, ответил "надо подумать".
Революционные этюды для олигархов
Во время нашего разговора с Антоном в штабе побывало много людей, строгая пресс-секретарь, по-революционному проверившая мое удостоверение, член медицинской службы Александр, вытянувший два бокала пива. С улицы зашел Валерий, представившийся как человек, практикующий независимую гражданскую активность, который вот уже два часа не знает, чем ему заняться, и предлагавший всем патриотичное стихотворение на украинском какого-то колоритного провинциального казака. Пока решали вопрос, как ксерокопировать стихотворение, Валерий успел без спроса допить пиво члена медицинской службы Александра. Александр стоически выдержал выходку Валерия и заказал себе другой бокал. Без денег.
- Штаб платит вам хоть за аренду? - спросила я у официантки.
- Все вопросы к хозяину, - отрезала она.
- Нас пустили бесплатно, - убеждали меня в "Поре". - Представляете, потом хозяин кафе повесит на дверях табличку "Здесь работал штаб революции", у него же отбоя от посетителей не будет.
Насчет арендной платы мне не удалось выяснить, но помощь киевских бизнесменов майдану постоянно демонстрируется.
Киевский эксперт Вадим Карасев даже назвал все происходящее "революцией среднего бизнеса". Дескать, уставший от олигархии, чья эффективность обеспечивалась доступом к телу президента, средний бизнес, куда более честный и ничего не желающий, кроме ясных правил игры, хочет отобрать Украину у олигархов, и сделать ее не шахтерской, а "офисной", постиндустриальной.
Оставим пока в стороне вопрос, чем "офисная Украина" будет наполнять бюджет.
Но олигархические владения в виде трубопроката, стали и шахт никто не собирается сносить с лица земли: просто проверить справедливость приватизации. То есть устроить желанный передел крупной собственности. А для такого передела и страну нестрашно поставить на попа.
Олигарха от просто крупного капиталиста, эффективного и полезного с точки зрения повышения конкурентоспособности, отличает как раз готовность поставить страну на попа ради того, чтобы переделить желанный кусок в свою пользу.
Но это уже отдельный разговор о политико-экономическом устройстве современной Украины, которое сделало возможным нынешнюю ситуацию.