Поделиться
За свою жизнь я сменил не так много мест работы. За 45 лет поработал в пяти театрах: в двух в Питере, в трех - в Москве, причем в одном из них работал временно. Для меня никогда не имело значения, чьим именем назван тот или иной театр. Для меня всегда существовал дом по имени Театр. 11 лет я прожил в доме по имени Театр Станиславского, где я встретил потрясающих партнеров. Тогда труппа была просто замечательная: Сережа Шакуров, Альберт Филозов, Юра Гребенщиков, так рано ушедший из жизни, Лиза Никищихина, Аллочка Балтер, Жора Бурков... А какая режиссура была там! И Леонид Викторович Варпаковский, и Мария Иосифовна Кнебель, и ребята, которые пришли потом: Анатолий Васильев, Боря Морозов, Иосиф Райхельгауз...
- Театр им. Маяковского вы тоже считаете своим вторым домом?
- Нынешний сезон - 21-й по счету в этом театре. Я очень благодарен всем тем, кто здесь работает. Хорошее надо не вспоминать, а помнить. А когда люди по той или иной причине впадают в беспамятство, они должны помнить, что в такое же беспамятство уйдут и они. Отсутствие памяти - большой человеческий грех. Мы ведь не живы вечно. У меня очень долголетняя родня: дедушка ушел в 99, папа в 92, мама в 90. Аллочка подвела, к сожалению... Раньше я думал, что жизнь - длинная штука. Но когда в течение двух лет все это обрушилось, когда ушли мои самые близкие и дорогие, тогда я начал понимать, что жизнь не так уж длинна и надо постараться что-то в ней сделать не только для себя... Хотя и для себя - тоже. Раньше нам говорили, что для себя - это эгоизм, эгоцентризм. Сегодня понимаешь, что надо в первую очередь любить себя, тогда будет лучше и родине, и всем партиям, вместе взятым.
- Обычно театры дарят юбилярам бенефисы...
- Так и задумывалось. Я должен был к этому дню выпустить новый спектакль. Кстати, это не в первый раз, когда на мой день рождения в Театре имени Маяковского играется какая-то премьера. На 65-летие должна была состояться премьера по пьесе Артура Миллера "Спуск с горы Морган", где я репетировал главную роль. Но мы не успели. Ничего страшного, театр - живое дело. В прошлом сезоне в Театре им. Маяковского я сыграл спектакль, который мне очень дорог. Это пьеса Нила Саймона "Глава вторая". По сути, это история моей жизни, во всяком случае - последних четырех лет. И мне в этом смысле было легко. А по содержанию, конечно, каждый спектакль играть крайне тяжело. Но делаю это с удовольствием и думаю, что спектакль достойный. Каждый сможет прочесть в нем кусочки и из своей жизни. Но "юбилейная" премьера у меня все же недавно была, правда, в антрепризе. (Кстати, меня совсем не смущает слово антреприза. Я не отношусь к ней снисходительно, как многие критики. Я вкалываю в антрепризе точно так же, как и в государственном театре.) В этот раз для меня был важен материал. Пьесу, которая называется "Трио", написала американская пианистка Израэла Маргалит, которая играет и солирует с огромными симфоническими оркестрами. В спектакле много музыки в ее исполнении.
- А о чем спектакль?
- Это история личного характера, связанная с великим композитором Робертом Шуманом, его замечательной женой - пианисткой Кларой Вик и не менее великим композитором Иоганнесом Брамсом. Я играю Шумана. Как вы понимаете, я в театре и кино прожил огромное количество жизней. Но такую, когда человек ради возрождения немецкой музыки, ради профессии отдает самое дорогое, что у него было в жизни - любовь к жене, я еще не играл. Кроме того, это связано с трагедией: он в конце концов попадает в психиатрическую клинику и умирает.
- Вы человек не суеверный, не боитесь играть такие жизненные коллизии - на грани жизни и смерти?
- Это, действительно, грань между жизнью и смертью. Но я не боюсь. Я вообще в этом смысле упрямый, настоящий козерог: кошка будет перебегать, я не буду обходить, наоборот, пойду прямо. Кроме того, я за свою творческую жизнь столько раз сам убивал, столько раз меня убивали! В гробу три раза лежал... В кино, конечно. Так что все уже отрепетировано.
- Кино доставляет вам такую же творческую радость, как театр, или это только способ заработка?
- По-разному бывает. Сегодня (говорю об этом, краснея и стыдясь) я иногда позволяю себе то, чего ранее себе бы не позволил никогда. Например, могу попросить в театре не ставить мои спектакли, потому что неделю буду на съемках. Раньше бы не посмел. Причина этого не ах какое творчество, когда захватывает дух. Я, конечно, не соглашаюсь на все и вся, но материальный интерес присутствует. Хотя о деньгах я говорить не умею... Вообще, много снимаясь в кино, я до сих пор не имел там ни одной роли такого же масштаба, мощи, как в театре.
- Кстати, вас с кино связывали не только съемки, но и преподавание во ВГИКе. Продолжается ли ваша педагогическая деятельность?
- Нет. Я выпустил курс, это было своеобразное "приложение" ко ВГИКу. Обычно на актерском факультете учились четыре года, а здесь - два. Была попытка создания восточноевропейской киношколы, которая есть во многих государствах, но - не получилось. Я отдал ребятам все то, чему меня научили. Работал с ними почти каждый день. Но после того, как ребят выпустил, понял, что не могу дольше этого делать. Не потому, что не могу дать им те азы, которым учат в институте. Меня жутко мучает, что я не могу потом этих ребят трудоустроить: у меня же нет своего театра или своей киностудии. Мы с ними до сих пор в прекрасных отношениях, перезваниваемся, общаемся, встречаемся.
- И с режиссерами не конфликтуете?
- Стараюсь в первую очередь понять, что требует режиссер, что он хочет поставить. Не скажу, что я уж такой "подчинибельный". Вот Аллочка (Балтер. - Ред.) была очень покорной. Я всегда возмущался: "Ну что ты как пионерка?!" Она мне отвечала, дескать, подожди, давай посмотрим-послушаем, проверим. Вот этому меня Аллочка научила: я очень долго проверяю на себе, на партнерах, на режиссерах особенно. Меня сильно раздражает, когда режиссер приходит на репетицию неподготовленным, когда он только на месте что-то "рожает", ничего не продумав дома. Но я стараюсь этого не показывать. Потом, через энное количество времени, правда, это может вылиться в какое-то резкое слово или даже в уход с роли, такое тоже бывает. Не могу подставлять профессию.
- Хотелось бы спросить о вашем сыне Максиме. Радует ли он вас как актер и как отец ваших внуков?
- Ему уже 32 года, но он все еще как мальчишка. С другой стороны, мне нравится его целеустремленность. Он прошел хорошую театральную школу: был в ТЮЗе, работал с замечательными режиссерами Камой Гинкасом, Гетой Яновской. После этого он работал в "Ленкоме" у Марка Анатольевича Захарова. Сейчас он у Олега Павловича Табакова во МХАТе. Я посмотрел его последнюю премьеру, они играют спектакль вдвоем с Борисом Плотниковым. Он меня очень порадовал - вырос профессионально, набирается опыта. Кроме того, сейчас он увлечен телевизионной режиссурой, даже получил ТЭФИ за прошлогоднюю новогоднюю программу на REN TV. И в этом году он перед новым годом на телевидении дневал и ночевал.
- Бывает ли так, что Максим приходит к профессору Виторгану с просьбой дать совет?
- Нет, не бывает. Он может позвонить и сказать: "Папа, все-таки Новый год, может быть, ты споешь "Главное, чтобы костюмчик сидел"? И они меня все же уговорили: я в новогодней программе спел с ребятами из одной рок-группы.
- Я помню ваш замечательный спектакль по стихам Александра Володина "Стыдно быть несчастливым", который вы играли вместе с Аллой Давыдовной Балтер. У вас остается время, чтобы открыть томик Володина или почитать стихи с эстрады?
- Многие мои знакомые, которые бывают со мной на каких-то встречах, знают, что я буду обязательно читать Володина, в какой бы ситуации я ни находился. Мне говорят, дескать, может, ты наконец-то кого-то другого прочтешь. Я отвечаю: "Нет, только Александра Моисеевича!" Потому что он для меня - такая светлая память... Он был старшим другом нашей семьи, удивительно чутким, замечательным человеком, поэтому помнить о нем я буду всегда. Его пьесы известны всюду, но далеко не все знают, что Александр Моисеевич писал еще и стихи. Поэтому я читаю их везде, где только выпадает возможность.
- У вас бывает возможность остаться один на один с самим с собой и задать себе какие-то вопросы? Бывают ли среди них такие, на которые вы ответа не находите?
- Вопрос философский. Возникает ли желание остаться наедине? Да, бывает, несмотря на то что рядом со мной сегодня замечательная женщина, просто ураган, которая не может усидеть на месте. Она очень активна, очень дружественна по отношению к друзьям, приятелям, собирает какие-то компании, все время что-то организовывает. Ее так и называют "старшая пионервожатая". Она сама 14 лет назад, приехав в Москву, создала театральное агентство. Теперь опять существует "Виторган-клуб", в котором мы с Аллочкой когда-то принимали участие. Поэтому мне не очень часто приходится оставаться одному, если отвечать легкомысленно на ваш не легкомысленный вопрос. Но у меня есть свое место, где я могу остаться один, есть свой кабинет, о котором я мечтал когда-то, обитая в коммуналках и общежитиях. А если говорить серьезно о вопросах, которые сам себе задаешь, то, честно, я не задумываюсь так глобально. Так было у нас, наверное, всю жизнь: мы никогда не жили перспективами, мы всегда жили сию секунду. Очевидно, все так и осталось: сегодня есть работа - замечательно! Завтра ее нет - ничего страшного, появится! А я в это время почитаю что-нибудь.