Музыка его оказалась востребованной и новым поколением слушателей, она звучит теперь во всем мире: в Японии и Мексике, в Финляндии и Австралии. Причем творчество Шнитке воспринимают уже не как авангард, а как мир других измерений, в котором сосуществуют разные стили и времена, трагедия и гротеск, иррациональное и игра. Об этих гранях его творчества и состоялся разговор с вдовой композитора, пианисткой Ириной Шнитке.
Личность всегда идет своим путем
- Со времени предыдущего московского фестиваля Альфреда Шнитке прошло уже десять лет. Изменились ли за эти годы восприятие музыки Шнитке, манера, стиль ее исполнения?
- Могу сказать, что с каждым годом музыку Альфреда играют все больше и больше. Молодые музыканты из разных стран - Китая, Перу, ЮАР, Филиппин посылают мне факсы с просьбой дать ноты, приезжают в Гамбург за советом. Меня радует, что сегодня никто не стремится играть его музыку "авангардно", то есть в общепринятой жесткой, грубой манере. Новое поколение чувствует, что здесь нужен другой ключ. Что касается восприятия, мне кажется, что свойство любой одаренной личности - сохранять себя независимо от того, какая вокруг политическая система, какие чиновники, на каком жаргоне говорят. Личность всегда идет своим путем. Думаю, такие люди и приходят слушать музыку Шнитке. В Москве меня спрашивали: ждать десять лет - это так долго, неужели нельзя хотя бы несколько концертов устраивать каждый год?
- В нынешнем сезоне мы услышали несколько сочинений Шнитке, которые впервые прозвучали в России. А остались ли еще несыгранные партитуры, и какова судьба последней, Девятой симфонии? Известно, что вы наложили запрет на ее исполнение в редакции Геннадия Рождественского.
- В основном все уже исполнено и записано, даже его сочинение студенческих времен - оратория "Нагасаки". А то, что касается Девятой симфонии, то Геннадий Рождественский делал эту редакцию с согласия Альфреда. Муж в тот период был уже в тяжелом состоянии и написал партитуру очень неразборчиво. Рождественский взялся расшифровать, и Альфред по первому впечатлению одобрил эту редакцию. Но потом, внимательно ознакомившись с нотами, попросил не исполнять в таком виде Девятую симфонию. Рождественский же концерт в Москве не отменил. Я прилетала специально на премьеру и привезла потом Альфреду запись этого исполнения. Когда он стал слушать, страшно разволновался, выключил запись, вообще вышвырнул ноты. Я впервые видела, что он рыдает в голос, и сказала: "Девятой не существует. Этот вариант исполняться не будет". Уже после смерти Альфреда я отдала партитуру Николаю Кондорфу, который работал над ее расшифровкой, но он внезапно скончался, и сейчас партитура находится у Александра Раскатова. Мне кажется, он мыслит в близком направлении.
Всякий раз надо было добиваться разрешения
- В этом сезоне многие музыканты, которым Шнитке посвящал свои сочинения, выступили в Москве, Рождественский даже собрал к юбилею новую партитуру из музыки к фильму "Как царь Петр арапа женил". Но один из близких друзей Шнитке Курт Мазур почему-то в Москву не прилетел?
- Мазур очень хотел выступить на фестивале. Он сам предложил мне эту идею, звонил прямо из гастрольной поездки, из Израиля, где выступал с Натальей Гутман. Но в последний момент все сорвалось. Мазур заболел. Возможно, была и другая причина. В России как раз незадолго до фестиваля прошли теракты. А на немецком телевидении идет такая антироссийская пропаганда, что люди просто боятся сюда ехать. В Германии тоже полно бомжей, нищих, бандитов, но от знакомых я все время слышу: как можно ехать в Россию, там застрелят!
- Судьба Шнитке в России была сложной. Его музыка долгие годы встречала сопротивление у верхушки Союза композиторов, но уже тогда Шнитке знали не только в России, но и на Западе. Как его музыка попадала туда?
- В первую очередь через исполнителей. Марк Лубоцкий и Квартет им. Бородина одними из первых добились, чтобы им разрешили играть сочинения Шнитке на Западе.
- Получалось: здесь исполнять нельзя, а туда поехать сыграть можно?
- Да, такая странная была логика. Приезжал, например, какой-нибудь западный композитор, а нам надо было показать, что и мы не лыком шиты. Тогда приглашались Эдисон Денисов, Альфред Шнитке. У нас тоже есть! И тем не менее каждый раз, когда надо было добиться разрешения на исполнение, возникали препятствия.
- А в Союзе композиторов были люди, которые поддерживали его?
- Все нормальные люди в Союзе композиторов относились к нему замечательно. Родион Щедрин, бывший одним из секретарей Союза, подписал положительный отзыв на Первую симфонию Альфреда. Это дало возможность Рождественскому исполнить ее в Горьком. А после скандальной статьи по поводу этой симфонии в "Горьковской правде" Щедрин выступил в защиту Шнитке на секретариате. Тогда это было выступление поперек мнения председателя Союза Тихона Хренникова.
- Даже в те годы, когда Шнитке был невыездным, он хорошо знал современную музыку. Как ему удавалось быть в курсе музыкальных новинок?
Его волновала природа души человека, вечный конфликт его совести и желаний. Возможно, поэтому Альфред так стремится написать оперу «Доктор Фауст».
- Тогда было практически невозможно достать записи и ноты. Однако благодаря невероятным способностям Эдисона Денисова многое к нам попадало. Мы собирались в московских квартирах, слушали записи, изучали партитуры. А потом уже начались поездки на "Варшавскую осень". Альфред получал там массу интересной информации, знакомился с новыми сочинениями Кшиштофа Пендерецкого, Хенрика Гурецкого, Тери Райли. Уже позже он увлекся Карлхайнцем Штокхаузеном. Они встречались в 1977 году, и Штокхаузен прислал ему записи всех своих сочинений.
Выше всех он ставил Баха
- У Шнитке был интерес не только к авангарду. Его собственная музыка буквально прошита цитатами из классики, причем музыка всех времен воспринимается им как одно целое.
- Альфред слушал разных композиторов. И предпочтения у него менялись: он любил и Прокофьева, и Шостаковича, и Рахманинова, и Шопена, и Стравинского. Но выше всех ставил Баха. Он ведь достаточно поздно начал заниматься музыкой и многие произведения впервые услышал уже в подростковом возрасте. Однако через несколько лет, к моменту нашей встречи, он обладал совершенно поразительными знаниями, и ему легко было перемещаться по музыкальным эпохам и стилям. Я думаю, качество его собственной музыки происходит от смешения в нем многих культур: немецкой, русской, иудейской, австрийской. Ведь во всех нас живет генетическая память, причем ни одного поколения. Прожитые истории наших предков и будущее сосуществуют в нас одновременно. Возможно, реальность, которую мы воспринимаем, не единственная. Именно эта тема одновременного сосуществования разных миров в одном пространстве интересовала Альфреда.
- Известна история о том, как Шнитке увидел в Вене партитуру "Волшебной флейты" Моцарта и был потрясен, что она написана без единой помарки, без единого исправления. В его собственной жизни случалось что-нибудь подобное?
- Бывало так, что он видел заранее, как будто все уже написано на бумаге. Он говорил, что теперь ему неинтересно все это подробно выписывать. Как-то ему приснилась полностью часть Реквиема. А однажды, когда он закончил Виолончельный концерт, на него вдруг свалился новый финал. Это случаи, но Альфред всегда находился в особом состоянии: в нем постоянно звучала музыка. Как-то, когда он плохо себя чувствовал, он сказал, что постоянно слышит симфонический оркестр, играющий Шуберта. Спрашивает: где это играют? А оркестра никакого не было. Шуберт звучал в его голове.
Связь времен в работах сыны
- Юрий Башмет рассказывал о том, что когда впервые увидел ноты Альтового концерта, написанного специально для него, то почувствовал вдруг какую-то опасность. Потому что музыка эта отражает пространства, куда не дано заглядывать человеку.
- Альфред заходил в эти пространства не только в Альтовом концерте, но и в других сочинениях. Основной его темой была борьба добра и зла. Его волновала природа души человека, вечный конфликт его совести и желаний. Возможно, поэтому Альфред так стремился написать оперу "Доктор Фауст". Он искал ответ на вопрос: почему зло в мире оказывается сильнее добра? Но ответа так и не нашел. Потому что зло - такая же природа жизни, как и добро. И каждый в этой жизни делает выбор сам.
- Что вы ощущаете, когда играете музыку Шнитке?
- Мы прожили жизнь как бы в четыре руки - с утра и до вечера вместе. Когда Альфред уезжал по работе, мы тут же начинали разыскивать друг друга по телефону. Но даже рядом мы всегда ощущали грань, которая отделяет наш мир от другого - от людей, давно ушедших, но близких нам. И эта связь времен, разных людей, разных душ звучит в каждом его сочинении.
- Эта связь ощущается и в фотоработах вашего сына. Он профессиональный фотограф?
- Андрей занимается постановочной фотографией. В юности он начинал как биохимик, потом увлекся роком, выступал с группой, писал музыку для документального и художественного кино. Уже в Германии, когда восстанавливали фильм Сергея Пудовкина "Конец Санкт-Петербурга", он вместе с отцом создавал партитуру, причем свою часть музыки записывал сразу на электронике. Премьера прошла во Франкфурте. В зале был установлен большой экран, сидел оркестр. Музыка их соединилась замечательно. Есть какая-то связь, которую невозможно разорвать. Это чувствуется и в нынешнем творчестве Андрея. Его работы неоднократно выставлялись в России.
- Вы собираетесь вернуться в Россию?
- Мы Россию и не покидали. Мы не были эмигрантами. Был период, когда у Альфреда было много работы в Германии: контракты с театрами, заказы на новые партитуры, лекции. Ему и по состоянию здоровья было легче там жить. У нас оказалось два дома: в Москве и в Гамбурге. Теперь я буду все чаще и чаще бывать здесь, в России.