Поделиться
Конституционная процедура выпускания социального пара, которая называется вотумом недоверия, отшумела, как будто ее и не было. Теперь самое время разобраться в природе и цвете "песни протеста".
Общее мнение сводится к тому, что протест, отлитый в пулю вотума, был левым, а разыгранные в Думе мизансцены оказались этюдом, окрашенным в багровые тона. На первый взгляд, так оно и есть. Однако официальные претензии к правительству сводились к его неспособности, воспользовавшись чрезвычайно благоприятной мировой конъюнктурой, увеличить ВВП, а также эффективно провести реформы ЖКХ, здравоохранения и образования. Даже в гипнотическом сне левый политик не позволил бы себе упрекнуть правительство в недостаточном либеральном реформизме, да еще состоящем из весьма непопулярных действий! Но то ли радикальный либерализм стал знаменем уже всех политических сил (что сомнительно), то ли с необходимостью демонтажа последних элементов советской системы согласились уже и левые, однако факт остается фактом - инициируя вотум, никто не запрещал кабинету министров заниматься оставшимися социальными преобразованиями.
Значит, вотум оказался отнюдь не левым. Похожая история с протестами льготников. Можно предположить, что их выступления носили социалистический, левый характер. Однако они не были организованы левыми политическими силами, а их пафос сводился не к реставрации социализма и даже, по большому счету, не к борьбе с собственно монетизацией. Льготники выступали против отвратительного администрирования процесса перевода натуральных льгот в денежную форму. Это был политически бесцветный социальный протест против технологического бессилия исполнителей монетизации. Лучшее, что могли сделать левые партии и движения, - примазаться к волне выступлений, но отнюдь не оседлать ее и не возглавить протесты. (Надо сказать, что на критике монетизации "отпиарились" все партии, вне зависимости от их политической ориентации.)
Следующий сюжет. Студенческие движения, готовые в случае чего выступить с публичными акциями, руководствуются не бессмертным учением Мао и Че Гевары, а вполне внятными экономическими выкладками либеральных экономистов. И если состоится Май-2005, то он будет совсем не похож на Май-1968 - пафос не тот, да и идеологическая подкладка принципиально иная.
Коммунисты, "семигинцы", "Родина" в этом контексте вообще не рассматриваются как серьезная протестная сила. Это - номенклатурные партии, чья публичная деятельность тянет не на настоящий протест, а в лучшем случае на карикатурный перфоманс вроде голодовки "родинцев". У них нет ни идей, ни организационного драйва, ни молодого левого духа. Ни даже современной левой культуры, которая прежде всего носит эстетический характер и лишь в последнюю очередь политический.
Есть еще оппозиция, которая окрашена во все три цвета российского флага и которую полагается называть "право-левой". Но, во-первых, на этом триколоре несколько диковато смотрятся нацболовский серп и коммунистический молот. А, во-вторых, правых оппозиционеров среди них нет - есть левые либералы (или социал-либералы) в лице партии Ирины Хакамады и "Яблока". Правые либералы, скорее, составляют, пользуясь выражением Максима Соколова, "номенклатурную оппозицию" - группу высокопоставленных чиновников, исповедующих либеральные взгляды.
Существует еще правый и левый консерватизм, который в своих радикальных проявлениях превращается в левонационалистические движения, обладающие разной степенью приверженности расовым предрассудкам, ксенофобии и принципам державности и полусоветского империализма. Здесь красная и синяя краска, смешиваясь, дают коричневатый оттенок.
Такие вот цвета протеста... На фоне этой политической радуги те, кого сегодня называют левыми, способны на вегетарианский, эстетический протест, вытекающий из стилистических разногласий с властью и экстравагантных боданий с либерализмом. Как выразился недавно один из левых идеологов Борис Кагарлицкий, левые за права человека и демократию, но против частной собственности. Надо признать, что это скорее изящный словесный эпатаж, нежели руководство к практическому действию.
"Левое" просто сегодня в моде, оно эстетически привлекательно. Однако здесь же кроется и ловушка для модернизированного, молодого, бойкого, интеллектуального левого движения, на своем знамени начертавшего не марксистские лозунги, а символы Интернета. Все, что модно, очень быстро коммерциализируется и обуржуазивается. Любой нонконформизм, любое левачество в этом смысле не исключение.
Этот феномен хорошо описан Пьером Паоло Пазолини в одной из его публицистических статей 1974 года, которая называется "О чем "говорят" волосы". Великий режиссер, убежденный левый, для которого "правый" и "фашист" были почти равновеликими понятиями, изучил эволюцию "длинных волос" как социального знака. Сначала, у первых хиппи, волосы были сигналом Нового Левого протеста. Затем - после баррикад 1968 года - чего-то двусмысленного, Лево-Правого. И наконец, спустя несколько лет, в начале 70-х, стали символом буржуазности. Пазолини писал: "О чем говорили эти волосы? Мы не из тех, кто умирает здесь с голоду, не из этих слаборазвитых бедняков, застрявших в эпохе варваров! Мы служащие банка, мы студенты, мы дети зажиточных родителей, работающих в нефтяном государстве; мы знаем Европу, мы много читали. Мы буржуазия, и наши длинные волосы - свидетельство нашей принадлежности к современному, международному классу привилегированных лиц... Круг замкнулся. Субкультура власти поглотила субкультуру оппозиции, сделав ее своей составной частью: с дьявольским проворством она превратила ее в моду...".
Возрождающееся, точнее, модернизирующееся, ищущее новую идентификацию левое движение, едва избавившись от наследия советских коммунистов, готовится к тому, чтобы обуржуазиться. В чем, впрочем, нет никакой трагедии. Проблема для "новых левых" и правых либералов, которых объединяют ценности демократии, состоит не в способности различать политические цвета протеста. А в том, как в ближайшие годы они будут противостоять не власти, а крайне правым и крайне левым консерваторам, которых в свою очередь объединяют ценности ультранационализма и державности. Потому что есть гипотеза, согласно которой основным вызовом России станет наступление национал-социализма. И ему должны противостоять сплоченные политические силы, безотносительно к тому, что для каждой из них важнее - права человека или частная собственность.
...Кстати, один из способов противостояния - скорейшая, в пределах текущего политического цикла, реализация тех самых реформ, которые вроде бы объединяют разумных правых и рациональных левых. Хорошо, если их разногласия сведутся к поиску как можно более технологичных и безболезненных для социально уязвимых слоев населения путей реформирования тех же ЖКХ, здравоохранения и образования. Уроки из нынешнего вотума недоверия должно извлечь не только правительство.