Поделиться
Российская газета | Игорь Владимирович, понятно, что Великая Отечественная война становится историей, событием – и это особенно касается молодежного мировосприятия – не имеющим прямого отношения к современной жизни. Как научить нынешних подростков относиться к этому событию с должным уважением?
Игорь Романов | Я думаю, что вопрос надо ставить шире – говорить не только о Великой Отечественной войне, а о патриотизме вообще. Простой пример: недавно пятилетняя девочка с неподдельным интересом рассказывала мне, как они играли «в Чечню» (своего рода «казаки-разбойники» на современный лад): лежали в засаде в качестве боевиков и поджидали колонны федеральных войск… Почему в качестве боевиков? Наверное, с точки зрения пятилетнего ребенка романтики больше: бородатый решительный дядька лежит в засаде...
Если у нас не будет мощной идеологической платформы, то все остальные технологии воздействия окажутся бесполезными.
В чем видится проблема? У нас повсеместно навязывается суждение, что в любой войне нет правых. Может быть, с точки зрения истории это правомерно, но с точки зрения идеологии недопустимо. Дети-то все слышат, воспринимают – и в их сознании начинается великая путаница. Между тем человек вообще, и ребенок в особенности, должен четко различать, где «свои» и где «чужие». Это отнюдь не значит, что чужих можно не уважать или относиться к ним плохо. Разделение на своих и чужих необходимо прежде всего для того, чтобы у человека не размывалась базовая идентичность. Я хочу сказать, что на взрослом уровне мы можем сколько угодно рассуждать о ситуации в Чечне, но «стрельбу в затылок» открывать нельзя – этот посыл, в первую очередь, необходимо усвоить на уровне педагогики.
Почему у поколения нынешних 30-40-летних сохранилось особое отношение к Великой Отечественной войне? Потому что возле нас были люди – наши бабушки и дедушки, которые воевали, потом они восстанавливали страну. Мы были благодарны этим людям за мирную и безбедную жизнь, и мы восхищались их подвигом. Для нас это было психологическое «вчера», которое в отличие от психологического «позавчера», могло повлиять и влияло на наше отношение к войне.
РГ | Если говорить о непосредственном контакте с участниками событий, то сегодня встречи ветеранов с молодежью не кажутся столь действенными…
Романов | Оставшихся в живых участников войны сегодня превратили в «музейные экспонаты». К тому же 85-летний дедушка не всегда может интересно, живо и в красках, рассказать о том, что происходило на войне. Сегодня встреча с ветеранами – это скорее забота о самих ветеранах. Но есть другие люди, которые воевали сравнительно недавно – в Афганистане или Чечне. Их и надо привлекать для общения с молодежью. Я абсолютно уверен, что отношение наших детей к Великой Отечественной во многом определяется отношением к людям, которые воевали и готовы воевать за нас сейчас. Не может быть «отдельного» уважения к Отечественной войне, если нет уважения к армии в целом. Возьмите любую сильную зарубежную страну – везде выстроена мощная патриотическая мифология защиты Отечества. Лучше всего – у американцев, у них в сознании крепко сидит: если ты не уважаешь человека, который воевал – не важно, в какой точке мира, – за тебя и твою страну, то ты не уважаешь всю нацию.
Нельзя воспитывать на отдаленных исторических фактах, игнорируя при этом ту историю, которая происходит здесь и сейчас. Если у нас не будет мощной идеологической платформы – четкого понимания, кто такие «наши» и что мы все вместе защищаем, то все остальные технологии воздействия окажутся бесполезными.
РГ | Вы сейчас говорите о государственной идеологии?
Романов | Не только. Я сейчас говорю о том, что может сделать каждый конкретный учитель в своей школе, вожатый – в лагере. Ребенок ориентируется на живых людей, которые во что-то верят. И дети должны видеть «своих». Своих героев, если хотите.
РГ | Своего рода суперменов, если говорить современным языком?
Романов | Можно сказать и так. Суперменов – с правильным содержательным наполнением. Такие люди очень востребованы, но наша педагогическая система здесь не дорабатывает.
РГ | Есть ощущение, что у директоров школ, учителей нет желания и заинтересованности в поиске новых форм воспитания того же патриотизма и, в частности, в организации такого рода встреч. Как-то неловко списывать нежелание на маленькую зарплату, но, может быть, дело отчасти и в этом?
Романов | Это уже другая проблема. Сегодня наша средняя школа находится в глубоко невротическом состоянии, к тому же она маргинальна, ввиду чего не попадает в ту картину мира, которая сегодня является доминирующей. Ребенку в школе неактуально рассказывают об актуальных на самом деле вещах, а потом обижаются, что они «сеют разумное, доброе, вечное», а всходов что-то не видно. Школа, будучи маргинальной, не может воспитывать патриотов. Нужно не только поднимать зарплату учителям – необходимо принять государственную программу их реабилитации: вплоть до адаптационной психотерапии. Необходимо формирование (в хорошем смысле этого слова) мифа об учителе, необходимо вспомнить о том, что «учитель» – это слово, которое произносится с большой буквы. Школьные годы должны перестать быть для учеников временем, которое во что бы то ни стало надо пережить. Хотя, надо признать, что в деле воспитания патриотизма школьное обучение – лишь один из аспектов проблемы.
Если же говорить о конкретных технологиях, в том числе игровых, то это уже дело техники: компьютерные и «полевые» военно-патриотические игры, летние тематические лагеря типа «Славян», где своя атрибутика и своя игра, где вместо отрядов – племена (кривичи, древляне и т.д.), вместо вожатых – князья и княгини, вместо пионерского костра – проводы Ярила и праздник Ивана Купалы. Технологии работы с подростками хорошо описаны – начиная с Макаренко, заканчивая современными российскими исследователями.
РГ | В каком возрасте эффективнее всего начинать заниматься патриотическим воспитанием?
Романов | В подростковом: именно в 10-15 лет у человека формируется принцип социальной идентичности. Модели выстраивания этого принципа существовали всегда – достаточно вспомнить Тимура и его команду. Мы понимали, что Тимур прав, потому что он – «наш». Опять же, в эту модель было заложено игровое начало – соревновательность двух подростковых сообществ.
РГ | Сейчас возможно возродить тимуровское движение?
Романов | Нет. Это движение было морально устаревшим с момента его возникновения. Что такое команда Тимура? Это группировка пацанов, которая, соревнуясь с другой группировкой под руководством Фигуры, старалась быть максимально успешной. Повесть Гайдара, таким образом, реализовала модель подросткового тренинга. Что сделали потом наши педагоги? Они заявили: главное – не соревноваться, главное – помогать пожилым. И были неправы: ведь подросткам интересно поставить бабушке на порог молоко, спрятаться и увидеть, как она удивится этому «чуду». Впрочем, могло быть и другое: подросток пишет на заборе матерщину – и, опять же, радуется удивлению бабушки. То есть, имея в виду механизмы, детям все равно, чем удивлять взрослых, но задача педагогов, используя эти механизмы, направлять подростковую активность в нужное русло. Вместо этого сам механизм мы отбросили, оставили «правильную» социальную сторону: давайте просто разносить молоко. Так интересная игра стала скучной обязаловкой.
Да, сейчас другой мир – телевидение, сериалы, компьютеры, но законы возраста остаются: когда ребенок рождается, первое слово, которое он произносит – «мама». Он не говорит «синхрофазатрон», несмотря на то, что живет уже в другом мире. То же и с подростками: раньше они лазили по садам, сейчас садов уже не осталось, но появились компьютерные игры: содержание другое, а смысл – тот же. Надо быть героем, победителем и надо отстаивать интересы своей команды, своей страны. А можно и не отстаивать. Какой выбор сделают дети, зависит только от нас с вами. Главное – не упустить момент.
мнение |
В деле воспитания патриотизма необходим продуманный и последовательный государственный PR, выведенный на уровень идей, образов и символов. Мы тоже, кстати, пытаемся активно формировать притягательный образ российского контрразведчика. Уверен: для того, чтобы вернуть заслуженную репутацию отечественным спецслужбам, нужны современные герои, похожие на интеллектуального и хладнокровного Штирлица из «Семнадцати мгновений весны», романтичного и смелого майора Вихря из одноименного произведения, умного и решительного Йогана Вайса из многосерийного фильма «Щит и меч». Надо сказать, что ФБР и ЦРУ долгие годы целенаправленно работали над образами своих агентов, используя весь ресурс Голливуда. Поскольку понимали – это ключ к активизации национальных кадровых ресурсов, пропаганда образом жизни. Английская разведка также преуспела в позитивной рекламе. Подтверждение тому то, что сегодня мы, воспитанники другой системы, смотрим фильмы про Джеймса Бонда, восхищаемся его интеллектом и мужеством, его «непобедимостью». Парадоксально, но мы на его стороне даже когда ему противостоят смешные русские военные «в валенках». Значит, цель создания имиджа у них достигнута. У нас – пока нет. Нужна система патриотического воспитания. Надо использовать новые технологии PR-технологии, сериалы, мультфильмы, книги, компьютерные игры.