Поделиться
В самом деле, несмотря на то, что действие нынешнего фильма происходит ровно через тысячу лет после событий, о которых шла речь в предыдущем блокбастере Скотта - "Гладиаторе", а именно в 80-е годы XII века, временами возникает ощущение совершеннейшего дежа-вю. Однако есть в новом фильме и нечто выделяющее его из череды малоудачных поделок Скотта последних лет. И правильнее всего эту трудноуловимую субстанцию описывает словосочетание "подлинное чувство".
Молодой французский кузнец Балиан (Орландо Блум) в один день теряет любимую жену, наложившую на себя руки, и узнает, что является бастардом знатного рыцаря - барона Ибелина, который приглашает сына последовать за собой в Святую землю. Зарезав в порыве гнева местного священника, осмелившегося смеяться над покойницей, Балиан оставляет свою кузницу и отправляется в Иерусалим - навстречу славе, подвигам, новой любви и общей для всего христианского мира катастрофе.
Историю падения основанного крестоносцами Иерусалимского королевства Ридли Скотт рассказывает так, будто, во-первых, был непосредственным участником событий, а во-вторых, будто они произошли не далее как позавчера. Ужас и горечь тогдашнего поражения для режиссера ничуть не менее остры и свежи, чем ужас и горечь поражения, скажем, американской морской пехоты в Сомали, легшего в основу самого приличного из его последних фильмов - "Падения черного ястреба". Именно этот невыносимо высокий градус эмоционального напряжения самого Скотта наполняет жизнью и однообразную игру Орландо Блума (который, впрочем, вовсе не так плох, как принято думать, и уж, во всяком случае, даст сто очков форы Расселу Кроу в "Гладиаторе"), и ужасающе высокопарные диалоги героев, и плоскую любовную интригу.
И потому "Царство небесное" Ридли Скотта производит впечатление фильма по-настоящему глубоко искреннего. Есть истории, которые настолько красивы, печальны и пафосны сами по себе, что пытаться рассказать их каким-либо иным способом, значит, заведомо обрекать себя на неудачу. И тут присущая Скотту тяга к "большому стилю" в кинематографе оказывается как нельзя более кстати. Прокаженный король Иерусалима Балдуин IV (в его роли блеснул Эдвард Нортон, сумевший, несмотря на закрывающую лицо металлическую маску, создать один из самых ярких образов в фильме), и султан Саладин, состязающиеся между собой в благородстве, глупый шурин короля Ги де Лузиньян, толкающий свою страну к катастрофе, красавица принцесса Сибилла (Ева Грин) и даже барон Балиан Ибелин, возглавивший бессмысленную и оттого особенно героическую оборону Иерусалима, - все они существовали в действительности и, скорее всего, очень напоминали персонажей, созданных Скоттом. Иными словами, упрекать Ридли Скотта в самоповторах и пафосе бессмысленно: скорее уж режиссера следует поздравить с тем, что его индивидуальная творческая манера наконец-то идеально совпала с выбранной исторической фактурой.