Они станут участниками открывающейся здесь международной встречи "Роль ядерного оружия в XXI веке", которая приурочена к 50-летию Российского федерального ядерного центра ВНИИ технической физики. Накануне его директор, член-корреспондент РАН Георгий Рыкованов и научный руководитель РФЯЦ-ВНИИТФ академик РАН Евгений Аврорин дали эксклюзивное интервью "Российской газете".
Российская газета: Из недр вашего Центра вышло немало "изделий" с эпитетом "самый" - самый легкий боевой блок для стратегических ракет и малогабаритный ядерный артснаряд, самые ударо- и пожаростойкие заряды, самое экономичное по расходу делящихся материалов и даже самое "чистое" ядерное устройство для мирных применений. А есть такие рекорды и достижения, которые вы до поры не афишируете?
Евгений Аврорин: Хм! И думаете, мы вам первому об этом скажем?
РГ: Так есть или нет?
Георгий Рыкованов: Есть, есть еще... Не только из "новых" - кое-что осталось из прежнего багажа. Только время рассказывать об этом пока не пришло.
РГ: Хорошо, оставим дела секретные. А чем таким особенным может заявить о себе ВНИИТФ в области гражданских применений?
Аврорин: Если коротко, это разработанный у нас контейнер нового поколения для транспортировки ядерного топлива. Это топливные элементы - по программе водородной энергетики. Это светодиоды и, надеюсь, лазерные диоды в ближайшем будущем...
РГ: Как и в какую сторону меняется соотношение работ военного и гражданского назначения, которые выполняются в институте?
Рыкованов: В свое время по всему атомному министерству была принята программа конверсии. Она финансировалась за счет средств, получаемых от продажи урана. Ставилась задача развить новые направления, технологии, создать новые производства, чтобы в конечном счете диверсифицировать общее поле нашей деятельности. Давались деньги на развитие конкретных технологий, и тогда доля работ, которые мы выполняли в неоружейной области, возрастала.
Именно благодаря этой программе появились те направления, о которых говорил Евгений Николаевич. Мы занялись также радиационной медициной, создали комплекс для лечения злокачественных новообразований с использованием нейтронного излучения. Разработали и в начале этого года сертифицировали в минздраве рентгеновский компьютерный томограф. Сейчас стоит задача уже самостоятельно развивать эти направления. Поэтому пока говорить о резком изменении бюджета института в пользу неоружейных направлений рано.
РГ: Сколь заметна для кармана ваших подчиненных прибавка от проектов по линии МНТЦ?
Рыкованов: В год сотрудники Центра получают в виде грантов примерно 1,6 миллиона долларов. Это малая доля от общего фонда оплаты труда.
РГ: Вы, конечно же, отслеживаете все сколько-нибудь заметные события, заявления, тенденции в области современных разработок, связанных с ядерным оружием. Нет ощущения, что не сегодня завтра кто-то заявит о намерении возобновить натурные ядерные испытания - для экспериментальной оценки этих наработок или для проверки существующего боезапаса?
Аврорин: Разговоры об этом все время идут, но конкретных планов пока нет. И я не вижу оснований утверждать, что в ближайшее время они появятся. А что произойдет в отдаленном будущем, прогнозировать трудно: никто ведь не знает, как может повернуться ситуация. Если американцы захотят существенно развивать свои ядерные силы или модернизировать их коренным образом, то, конечно, потребуются ядерные испытания. Или если возникнут какие-то проблемы с продлением срока эксплуатации, с надежностью, безопасностью. Все гипотетические варианты трудно предсказать. Ведь лоббисты есть везде. И когда-то им, возможно, удастся убедить нужных людей, что возникли проблемы, надо возобновлять ядерные испытания.
РГ: А с нашей стороны вы такой инициативы не допускаете?
Аврорин: С нашей стороны, думаю, нет.
РГ: В свое время у вас были планы создать совместно с Уральским отделением РАН центр по комплексному исследованию свойств материалов. Как продвигается работа?
Рыкованов: Такая программа существует третий год. Сначала работали на оборудовании Института физики металлов Уральского отделения. Но в последние два года мы и сами оснастились достаточно хорошо. У нас появились современный рентгеновский дифрактометр, сканирующий электронный микроскоп, различные приставки для определения химического состава поверхностных включений в основной материал.
Появился просвечивающий микроскоп, который позволяет получать разрешение на уровне, близком к атомарному. Сейчас это оборудование в стадии обкатки и запуска. И как только мы его запустим, это будет центр коллективного пользования совместно с коллегами из Уральского отделения Академии наук. Дорогостоящее оборудование простаивать не должно - будем решать свои задачи, проводить совместные работы по тем материалам, свойства и поведение которых нас особенно интересуют.
РГ: Интересуют, как я понимаю, с точки зрения поддержания надежности существующего ядерного оружия?
Рыкованов: В первую очередь. А это ответственная и многогранная задача. Тут и углубленное изучение свойств материалов, и более точное математическое моделирование, и новые физические модели, которые из пальца не высосешь. Для этого надо исходную информацию получить...
РГ: Важно знать свойства и уметь прогнозировать поведение всех материалов, которые используются при создании ядерного заряда, а не только плутония-239?
Рыкованов: Конечно.
Аврорин: Но о плутонии речь особая. Это уникальный материал - он "живет", эволюционирует, не сохраняется в неизменном виде. При его распаде образуется гелий, появляются америций, другие примеси...
РГ: Эти закономерности и раньше были известны?
Аврорин: Они плохо были известны и мало изучены. И сейчас нам важно все проследить, просчитать, проанализировать, насколько сильно эти процессы влияют на свойства плутония как материала для ядерного оружия.
РГ: Вопрос это деликатный, и тут вы работаете изолированно от американцев? Как говорится, дружба дружбой, но о табачке, чтоб оставался он ядреным, каждый заботится по-своему?
Аврорин: Почему же? Есть кооперация в том, что касается фундаментальных, сугубо научных проблем. С Лос-Аламосом мы в этом направлении плотно взаимодействуем.
РГ: То есть нет такого: у вас - свой порох, у нас - свой. И как сохранить его сухим, всяк решает по-своему...
Рыкованов: Поддерживать свой порох сухим, конечно, мы будем сами. Но для того чтобы его поддерживать, нужен инструментарий. А вот инструментарий можно создавать вместе. Исследования, модели, квантово-механические расчеты - тут широкое поле для взаимополезного сотрудничества.
Аврорин: Как именно меняется или уже изменился НАШ плутоний в НАШИХ боезарядах - это, безусловно, вопрос исключительно НАШЕЙ, внутренней, компетенции.
РГ: А "наш" и "их" плутоний существенно отличаются?
Рыкованов: Скажем так: страна-производитель четко идентифицируется.
РГ: Насколько я помню, когда только задумывался ваш центр по исследованию материалов, его намеревался взять под свое научное руководство академик Александр Румянцев - тогда министр, а ныне руководитель Федерального агентства по атомной энергии...
Рыкованов: Он и руководит центром. И здорово нам помогает. Причем не только в оснащении центра необходимым оборудованием, но и в научном, я бы даже сказал - в идеологическом плане. Задачи ставит, помогает с кадрами - направляет людей к нам на работу...
РГ: И с председателем Уральского отделения РАН академиком Валерием Черешневым у вас есть контакт и понимание?
Рыкованов: Конечно. Делить ведь нечего.
Аврорин: Нам вообще-то повезло, что Румянцев и до того, работая в Курчатовском институте, тесно взаимодействовал с Уральским отделением. Он многих людей там знает, может быть, лучше, чем мы.
РГ: На памятной встрече президента Путина с учеными в Байкальске, где присутствовали и вы, Георгий Николаевич, зашел разговор об отношении к ядерному оружию, о тенденциях, которые здесь наблюдаются. Говорили, в частности, о разработках зарядов малой и сверхмалой мощности. Не ведет ли это, на ваш взгляд, к опасному снижению порога, к возрастанию риска применения такого оружия?
Рыкованов: Вопрос непростой. И в двух словах на него не ответить. Но не потому, что здесь тоже существуют определенные секреты и ограничения, а потому, что сама проблема далеко не однозначна. С одной стороны, мы понимаем: каким бы малым ни было энерговыделение, это все равно оружие ядерное по своей природе и поражающим факторам. Осколочная активность, радиационный след - никуда от этого не уйдешь. С другой стороны, масштаб бедствия, площадь загрязнений становятся совершенно другими, не характерными для ядерного оружия в прежнем его понимании.
Если с этих позиций смотреть - соблазн использования возрастает. Но тут уже не наша епархия, это пределы ответственности военных или, скажем так, политического руководства страны - применять или не применять такое оружие в случае его создания. Не секрет, что по силам общего назначения мы начинаем существенно уступать всему "окружению" нашему. И защитить свои границы, свой суверенитет, свои энергетические ресурсы в ближайшем будущем никакой другой возможности, кроме как ядерным оружием, может просто не оказаться. А уж дальше, какое оружие применять - малой, сверхмалой или большой мощности - будут смотреть по обстоятельствам.
РГ: А что вы об этом думаете, Евгений Николаевич?
Аврорин: Видите ли, когда американцы говорят об оружии сверхмалой мощности, они чуть не главным аргументом приводят пещеру, в которой прятался бен Ладен. Мол, ее ничем не возьмешь, поэтому нужно ядерное оружие. Это, конечно, лукавые соображения. Потому что если говорить об оружии сверхмалой мощности, то значит, нужны очень точные разведданные, точная локализация потенциальной цели. А если эта локализация есть, кто мешает послать туда отряд морских пехотинцев? Если знаешь, что он именно в этой пещере сидит, пусть ее перекроют. Я понимаю - на большой глубине может скрываться и все такое, но ведь выходы и входы какие-то все равно есть, блокируйте их...
Рыкованов: Пехотинцев, согласитесь, не всегда можно послать. Но я хочу о другом сказать: конгресс США отказал в выделении средств американским лабораториям на создание так называемых проникающих зарядов малой и сверхмалой мощности. Пока отказал. Что будет дальше - увидим.
Аврорин Евгений Николаевич - родился в 1932 году в Ленинграде, в 1954-м окончил физфак МГУ, направлен на работу в КБ-11 (ныне - РФЯЦ-ВНИИЭФ). Принимал участие в разработке первого советского двухкаскадного термоядерного заряда. С 1955 года - в Ядерном центре на Урале. В 1985-м назначен научным руководителем ВНИИТФ, в наиболее тяжелые для Центра 1996-1998 годы совмещал эти обязанности с должностью директора. За работы в области термоядерного оружия удостоен звания лауреата Ленинской премии, многолетнее участие в разработке зарядов для мирных применений отмечено Звездой Героя Социалистического Труда (1966), имеет другие награды, в том числе орден "За заслуги перед Отечеством" III степени. Академик РАН, почетный гражданин Снежинска.
Рыкованов Георгий Николаевич - родился в 1954 году в Вологде, выпускник кафедры теоретической ядерной физики МИФИ (1977), доктор физико-математических наук (1998), член-корреспондент РАН (2003), в ядерном центре на Урале без малого тридцать лет. При его непосредственном участии разработаны и переданы в серийное производство образцы ядерных зарядов, которые до сих пор состоят на вооружении Российской армии. В 1998-м становится первым заместителем научного руководителя и в том же году назначается директором РФЯЦ-ВНИИТФ. Лауреат Государственной премии (2002), Указом президента РФ от 7 апреля 2005 года награжден орденом "За заслуги перед Отечеством" IV степени.