02.06.2005 00:00
    Поделиться

    Корреспондент "РГ" попытался узнать правду о гибели военнослужащего

    Показания всех свидетелей загадочной гибели ефрейтора Кузьмина и участников предпохоронных процедур настолько разнятся, что приблизиться к истине в ходе самостоятельного расследования оказалось непросто. Но узнать хотя бы часть правды было крайне необходимо, ведь из-за отсутствия полной и достоверной информации о причине смерти 19-летнего парня по портовому побережью Приморского края поползли невероятные домыслы и зловещие слухи о «солдатике, которого убили, а следы преступления скрыли».

    Согласно материалам уголовного дела, которое в конце мая прекращено военной прокуратурой Дальневосточного военного округа, часовой Кузьмин погиб на посту в результате двух огнестрельных ранений в голову. Все установленные в ходе следствия факты и выводы психологов-судмедэкспертов подтверждают причину его смерти — самоубийство в результате скрытой невротической депрессии. И все же у матери погибшего солдата появились вполне обоснованные вопросы, порожденные отнюдь не безумием раздавленной горем женщины. Ответы на них пришлось искать постфактум.

    Гроб, который встретила на вокзале Любовь Анатольевна вместо живого сына, был доставлен к воротам местного морга. Желание матери попрощаться со своим мальчиком, безусловно, свято, но главный врач филиала краевого бюро судмедэкспертизы Александр Шатилов, как утверждают близкие Андрея, наотрез отказался вскрыть «цинк», якобы сославшись на некие указания сверху. Однако сам Александр Юрьевич теперь утверждает, что его учреждение вообще никакого отношения к телу, исследованному в Хабаровске, не имеет.

    По настоянию женщины гроб самостоятельно вскрыли мужчины семьи с помощью подручных инструментов. Для этого у родственников хватило и физических, и моральных сил. Вопросы начали появляться уже после того, как был разобран деревянный ящик, в котором находился металлический гроб. В нем почему-то не было «смотрового окошка».

    Когда удалось справиться со сварными швами, Любовь Анатольевна не только внимательно осмотрела все повреждения на голове сына, но и сделала прощальные фотоснимки, впоследствии представленные журналисту. На них, кроме зафиксированных судмедэкспертами пулевых отверстий, за ушными раковинами четко просматриваются швы, размер которых разительно отличается от стяжек при зашивании кожи после трепанации черепа. Для непосвященного эти хирургические отметины мало чем отличаются от ранений при выстреле.

    Именно они и заставили кого-то из присутствующих при осмотре тела высказать вслух версию о расстреле Андрюши. Вместе с невыносимой мыслью о «сокрытом запределе» родственники опустили гроб в могилу. Не случайно и прощальную канонаду взвода автоматчиков, доставленных от военкомата на кладбище, мать расценила не как почетную дань погибшему, а как скрытую издевку. Данный воинский ритуал во время проводов самоубийц не предусмотрен.

    Прежде чем отправиться в Хабаровский гарнизон, где Андрей проходил срочную службу, от земляков Любовь Анатольевны я узнал необычную историю. Пятнадцать лет назад супруги Кузьмины приняли непростое и бесповоротное решение — забрать к себе детишек близкой подруги, которая погибла в автокатастрофе вместе с мужем и отцом. Женщина, воспитывающая родного сына Алексея, выхлопотала опекунство над годовалыми девочками-двойняшками и пятилетним мальчиком. И однажды моряка Юрия Кузьмина после длительного рейса встретила большая семья. Мать временно оставила работу почтальона, занялась воспитанием четверых детей, а глава семьи обеспечивал их материально.

    Суть совместной жизни Кузьминых до второй половины 2004 года можно, пожалуй, отразить несколько сантиментальными, но зато искренними строками из присланного в редакцию письма от жительницы Находки Евгении Галенко: «Юра всегда привозил из рейса шикарные подарки: жене — шубу из Греции, духи — из Франции, но больше всего, конечно, получали дети. Они были всегда ухоженные, чистенькие, красиво одетые, сытые и обласканные. Со временем настороженные воробушки расцвели, поправились, в глазенках, наконец, появилось выражение детского счастья».

    В последние дни прошлогоднего лета ефрейтору Кузьмину командование предоставило отпуск в связи со смертью отца. После похорон папы Андрей быстро оправился и до конца бархатного сезона успел немного понежиться на местном пляже и даже помочь старшему брату в мастерской автосервиса. Продолжать службу под Хабаровском он отправлялся в конце сентября, по свидетельству многочисленных провожатых, бодрым и далеким от уныния. Спустя несколько недель, Андрей гордо и радостно сообщал по телефону о том, что перед дембелем ему обещали присвоить звание сержанта.

    Откуда же в таком случае в постановлении о прекращении уголовного дела взялись строки о «внутрисемейном конфликте, который на фоне присущих Кузьмину психологических особенностей перерос в суицидальное намерение…»? Вопрос не застал врасплох военного прокурора Хабаровского гарнизона. Полковник Игорь Сас в первую очередь подробно рассказал о «методе массового опроса», который, по его мнению, практически исключает сговор или подлог при попытках скрыть следы убийства в подразделении, где жизнь каждого солдата постоянно на виду у многочисленного коллектива.

    Кстати, как сообщил прокурор, именно с помощью индивидуальных анонимных показаний в одной из частей был выявлен беспрецедентный для гарнизона случай «лжесуицида» — повесили уже забитого насмерть солдата.

    Однако прокурор предложил мне самому убедиться в некоторых бесспорных фактах «дела Кузьмина», побывать в поселке Матвеевка и лично побеседовать с коллективом военных связистов, вместе с которыми Андрей последний раз заступал для выполнения боевой задачи в роковой караул. В штабе образцовой части, где собрались командир, заместитель по работе с личным составом, психолог и комбат, меня ознакомили с письмом от сестры Кузьмина, которое часовой, к сожалению, так и не успел прочитать — конверт поступил в часть через двое суток после гибели адресата. Из соображений этики я не буду его цитировать, однако факт внутрисемейного конфликта, скрытый от всего мира немногословным ефрейтором, полностью подтвердился.

    Офицеры части, понесшие заслуженное наказание, не снимают с себя вины за то, что допустили Андрея к несению службы во внутреннем наряде с огнестрельным оружием в руках, пускай даже спустя два с половиной месяца после смерти отца. Однако по свидетельству сослуживцев, Кузьмин сам неоднократно и убедительно просил об этом своих непосредственных начальников.

    После полудня, 15 ноября 2004 года на вышке поста прозвучало два выстрела. Показания свидетелей и описание подробностей этой смерти заняли не один десяток страниц в уголовном деле, но меня напоследок более всего волновал другой принципиальный вопрос — о происхождении ран за ушными раковинами погибшего воина.

    С посмертными фотографиями, которые перед похоронами сына сделала Любовь Анатольевна, я отправился в судебно-медицинскую лабораторию при окружном госпитале. Прежде чем я убедился в том, что аналогичных швов невозможно избежать при завершении любой посмертной операции, военным экспертам пришлось поднять едва ли не весь архив фотодокументации.

    Надеюсь, что публикация этих фактов, установленных в ходе независимого расследования, прервет поселившиеся в Находке зловещие слухи о «сокрытии расстрела сына моряка». Лично меня не отпускает другая мысль: никто из компетентных лиц, офицеров военкомата или специалистов-медиков не удосужился в минуты прощания семьи Кузьминых с Андреем попытаться успокоить мать. Ведь в специальной медицинской терминологии, которой в таких случаях изобилуют сопроводительные документы, порой трудно разобраться даже опытному юристу.

    Кроме того, на шестнадцати страницах приказа Министра обороны РФ № 500 «О погребении погибших военнослужащих…» не оговорено ни единого случая, в котором бы мать солдата не имела права попрощаться со своим сыном. Наказание за подобное безразличие к состоянию женщины, потерявшей сына, не предусмотрено законом, но с позиций простой морали нет прощения тем, кто оставил женщину сначала один на один с запаянным цинком, а после с шокирующим заблуждением.

    По завершению командировки в Хабаровский гарнизон военный прокурор ознакомил меня со статистикой суицида в поднадзорных частях. По данным полковника юстиции Игоря Сас пик самоубийств в войсках приходится на високосные годы. В 2004 году кроме ефрейтора Кузьмина в гарнизоне покончили жизнь самоубийством еще 12 военнослужащих. За первую половину 2005 года подобных трагедий в тех же частях произошло в четыре раза меньше. Офицер-юрист с многолетним опытом далек от суеверий и астрологии, но в его служебной практике отмечены периоды, когда в разных воинских коллективах по различным причинам вдруг сводят счеты с жизнью сразу несколько военнослужащих.

    Тем, кто сегодня готовит солдата к несению службы в карауле или боевым стрельбам, было бы глупо высчитывать судьбу подчиненного по звездам, но поговорить по душам, а не только по уставу, прежде чем вручить автомат, все же стоит. Может, тогда и не придется прятать глаза от солдатской матери.

    Поделиться