Поделиться
Российская газета | Гелий Александрович, кто придумал такое непонятное название для интереснейшей программы? Ведь на самом деле речь идет о космической погоде?
Гелий Жеребцов | Я так назвал. Потому что космическая погода - это чисто прикладные аспекты. А у нас фундаментальная физика. Не принято пользоваться жаргонами. Но уж чтобы совсем было понятно: мы выясняем, как наша жизнь зависит от капризов Солнца.
РГ | Если бы планета не умела защищаться от него магнитным полем и атмосферой, мы бы давно были уничтожены жесточайшим излучением. Ситуация парадоксальная: благодаря Солнцу мы живем, и оно же является для нас опаснейшим врагом?
Жеребцов | Так оно и есть. И чтобы понимать среду, в которой мы существуем, нужно обладать хотя бы первичными знаниями. А у большинства людей их нет. Отсюда - всевозможные домыслы. Одна из телеведущих центрального канала, когда предстояло солнечное затмение, прощаясь со зрителями, сказала: "До завтра, если оно у нас будет!" Мракобесие какое-то. Телевидение превратилось в средство развлечения. Стало нормой приглашать для объяснения различных явлений кого угодно, но только не ученых.
РГ | Ваши сотрудники два года назад мне говорили: "Службы Солнца в России нет. Все попытки Жеребцова привлечь внимание к этой проблеме не встречают понимания". Как же вам удалось из категоричного "нет" сделать основательное "да"?
Жеребцов | Убедил руководство Академии наук в важности этой программы и в том, что сама академия ответственна перед страной за наличие подобных исследований. Программа позволяет сконцентрировать материальные и интеллектуальные ресурсы самых разных научных коллективов. Мы получим важнейшие знания об околоземном пространстве, которые необходимы для комфортной и безопасной работы как в космосе, так и на Земле. Но нужно серьезно обновить экспериментальную базу. Сегодняшние обсерватории для наблюдений за Солнцем, как правило, очень устаревшие, есть только в Уссурийске, Иркутске, Зеленчукской, Кисловодске, Нижнем Новгороде, Москве и Санкт-Петербурге. Для России это все равно что отсутствие в быту термометра.
Предусмотрена также реализация космических проектов по изучению межпланетной среды и магнитосферы. Правда, деньги выделяются небольшие. Но мы постараемся их эффективно использовать, потому что нам обязательно нужно возобновить наблюдения со спутников.
Хочу подчеркнуть, что полной удовлетворенности от принятой программы у меня нет. Не только наука должна заниматься решением этой проблемы, но и министерства: обороны, транспорта, информационных технологий и связи... Поясню. Россия располагает самыми протяженными нефтегазопроводами и линиями электропередачи. Но во время магнитных возмущений, порождаемых Солнцем, в них возникают сильные токи, которые приводят к срабатыванию автоматической защиты и отключению этих систем. И точно так же выходят из строя телефонная, спутниковая связь.
Подвержена такому влиянию и современная авиация. Сейчас много говорят о регулярных трансполярных перелетах, но в тех широтах - область повышенного космического воздействия. А если произойдет большая магнитная буря или солнечная вспышка? Какая будет в этом случае связь, уровень облучения пассажиров и экипажа? Серьезные исследования не проведены. На Севере вообще другая геофизика. И мы должны ее понимать. Потому что у нас там треть территории страны. В развитых зарубежных странах этой проблеме посвящены крупные программы. И финансируются они не только государством, но и частными компаниями.
РГ | Почему эти исследования у нас постепенно потеряли актуальность, ведь, начиная с первых полетов в космос, им уделялось огромнейшее внимание?
Жеребцов | Потому что был перестроечный кавардак и этот фактор не воспринимался как серьезный. До сих пор хватает потерь от других многочисленных причин. Никто ведь не бьет тревогу, когда в трубах, во время магнитных бурь, возникают токи, создающие прекрасные условия для коррозии и разрушения. Кого это обеспокоило практически? А из-за этого мы теряем огромнейшие деньги.
Почему военные молчат, особенно на Севере, когда самолеты сбиваются с курса или когда у подводных лодок случаются непонятные сбои в электронике? Почему фирмы, запускающие космические аппараты, не реагируют, когда их изделие выходит из строя из-за вспышки на Солнце? А потому что мало запускаем. Мала частота сбоев по этой причине. То есть пока по дороге ездит немного машин - нет особого повода задумываться о безопасности движения.
РГ | На космическую погоду начинают обращать серьезное внимание в тех странах, где приживаются высокие технологии. Судя по принятой программе, у нас тоже ощутили в этом необходимость?
Жеребцов | Да. Как только начнется их активное использование, возникнет масса дополнительных вопросов. И ученые должны быть готовы дать на них ответы. Вот тогда и заработает служба Солнца. И у нас для этого есть преимущественные условия. Россия обладает большой географической протяженностью, и через создание наземных станций мы можем десять - двенадцать часов в сутки отслеживать Солнце и иметь собственную информацию о происходящих там процессах. Таких условий больше нет ни у одной страны в мире. Мы можем сами контролировать в этом плане почти половину земного шара. Можно, конечно, остаться в роли просителей. Но лучше сделать так, чтобы другие обращались к нам за сведениями о космической погоде. Тем более что обладание этими данными необходимо и для современного обеспечения безопасности России.
РГ | То, что солнечные выбросы влияют на работу техники, - факт неоспоримый. Но в отношении пагубного воздействия на человека много неясного. Будут ли проводиться работы по этой тематике?
Жеребцов | Обязательно. Иначе псевдоученые продолжат пугать народ всевозможными страшилками. А паниковать вовсе не надо, когда объявляют о мощных магнитных бурях. Человечество с колыбели живет в этой среде. Мы хорошо приспособлены к солнечным капризам.
Другое дело, что есть люди больные, метеозависимые. Они более чувствительны к этим воздействиям. Но мы до сих пор толком не знаем, как связаны метеофакторы с солнечной активностью. И задача ученых - научиться составлять прогнозы космической погоды.
РГ | Не секрет, что в свое время вы помогали создавать систему ПРО и сейчас не остаетесь в стороне от подобной работы. Даже гигантский радар некогерентного рассеяния, на котором сейчас работают ученые института, - бывший секретный комплекс ракетного предупреждения. Подобная интеграция - во вред или на пользу науке?
Жеребцов | На пользу. Эта инициатива совместной работы исходила от нас. Мы вышли на людей с государственным уровнем мышления, и нам разрешили работать. Это было очень правильное решение. Зачем создавать специальный инструмент, если он уже есть у военных и на нем можно получать фундаментальные данные?
Появление у российской науки такого радара - эпохальное событие. Сегодня такие крупные, сверхдорогостоящие проекты невозможно осуществить силами одной страны. А этот мощный модернизированный инструмент сейчас полностью в нашем распоряжении и входит в международную систему научных наблюдений. И если бы не наша активность, то этот радар был бы демонтирован.
РГ | Ваш институт находится в числе тех немногих научных учреждений страны, которые сумели сохранить всю экспериментальную базу. В том числе несколько лучших отечественных телескопов. Как вам это удалось?
Жеребцов | У нас люди неравнодушные. Им это все дорого. Несмотря на нашу бедность, мы каждые пять лет вводили в действие по одному новому инструменту... Мы - настоящие романтики. Жили как придется. Ели - как придется. Все строили сами. Но молодые сегодня жить так не хотят. И правильно делают. Только мы не можем предоставить им такую возможность.
Сегодня самая главная проблема в науке - закрепление молодежи. И дело здесь не только в зарплате. Нужно обеспечивать ученых квартирами. И если государство не начнет решать эту проблему - серьезной науки не будет. Уже началось разрушение научных школ, на создание которых требуется не менее 15-20 лет. Основоположники сейчас умирают, не оставляя последователей.
Есть хороший пример иного отношения к науке. В Китае. Там идет такое развитие, что нам и не снилось. Я тесно с ними работаю. И уверяю вас: наука Китая в скором времени станет такой же передовой, как американская или западноевропейская. Деньги там тратятся на это огромные. Причем политика проводится своеобразная. Без ложной гордости перенимается все лучшее. Как мне сказал один мой знакомый американец: в США не осталось, наверное, ни одной физической лаборатории, где бы ни работал сегодня китаец. И когда надо, они все вернутся домой. Потому что величие своей страны для них не пустой звук.
РГ | Термин "космическая погода" появился в мире благодаря нашим физикам и их исследованиям. Но сегодня многие из них работают в зарубежных центрах. Возможно ли их возвращение обратно?
Жеребцов | Нет. Я хорошо их знаю. Они - не из романтиков. Они - из прагматиков. Это совершенно другой сорт людей. Мотивы у них вовсе не такие, как у китайцев.
РГ | Но ведь это как раз те ученые, о которых постоянно говорят: "Лучшие уехали". Может быть лучшие как раз и остались?
Жеребцов | А я уехавших не уважаю. И мои коллеги в большинстве своем относятся к ним точно так же. Очень многие уехали ради денег, забыв о стране. Иногда я встречаюсь с ними. Но когда они начинают учить нас, что и как мы должны делать, я прекращаю эти разговоры. Нет у них на это морального права.
Прямо перед встречей с вами у меня проходило совещание. Знаете, что меня порадовало? Ученые повели разговор не о повышении зарплаты, хотя это и крайне необходимо, а начали выдвигать конкретные предложения по технической модернизации в рамках принятой программы. И если со стороны государства это не эпизод, а начало основательной поддержки, то мы сумеем восстановить те мировые приоритеты, которые имели в этой сфере.