Поделиться
На эти и другие вопросы отвечал на "Деловом завтраке" в "РГ" руководитель Федеральной службы по финансовым рынкам (ФСФР) Олег Вячеславович Вьюгин.
Российская газета | Принято считать, что биржевые торги имеют самое отдаленное отношение к реальной экономике. Продают и покупают в основном акции трех-четырех десятков компаний. Но вот совсем недавно вы заявили, что с 2000-го по 2004 год объем инвестиций, поступивших в российскую экономику через финансовый рынок, составил 3 триллиона рублей. Так сколько же денег поступило в реальный сектор?
Олег Вьюгин | Вся выручка от размещения корпоративных облигаций и акций поступает в распоряжение компаний и в основном используется на развитие. Поэтому мы считаем, что все выходы на рынок компаний - это форма получения инвестиций в развитие производства. В прошлом году объем инвестиций, полученных компаниями на финансовом рынке, был равен примерно 15 миллиардам долларов. В этом году за первые 4 месяца привлечено 6,7 миллиарда долларов.
Почему больше компаний и фирм стали прибегать к этому способу инвестирования? Связано это с тем, что прошло довольно много времени после 1992 года, после рывка в рыночную экономику. Очень многие собственники наконец решили публично объявить о том, что им принадлежит. И эти люди сейчас решают две задачи. Первая - это, по существу, публичное признание капиталов. Единственным способом обнаружить публично, что ты владелец капитала, это выйти на рынок со своими акциями. Инвестор их оценит, и станет ясно, сколько стоит твоя компания. Второе - компаниям для развития нужны инвестиции, и самый лучший способ их получить - выход на рынок и выпуск определенного количества акций.
РГ | Согласитесь, чтобы собственник раскрыл все свои карты, ему необходимо преодолеть определенный психологический барьер. Наконец, он должен смириться с положением, что покупатели акций тоже становятся совладельцами. Легко ли российский бизнес на это пошел?
Вьюгин | Процесс этот непростой, и у нас он только начинается. В профессиональной среде первичное размещение акций на бирже называют IPO (используя аббревиатуру Initial Public Offer - первоначальное публичное предложение). В 2003 году на российском рынке было одно IPO, в 2004-м - пять. В этом году, по оценкам, будет около десятка. Подчеркну, что сама подготовка к первичному размещению - очень хороший повод для того, чтобы повысить качество управления компанией и оптимизировать ее бизнес. Для того чтобы инвесторы по достоинству оценили стоимость компании, нужно детально рассказать о ее финансовых показателях, о положении на рынке, о том, как она управляется, существует ли нормальная система принятия решений, кто реальный владелец, кто реально принимает решение. Что касается собственников, то они в процессе такой подготовки иногда получают совершенно неожиданную информацию. Одна нефтяная компания, не буду называть ее, обнаружила, что в ее многочисленных подразделениях "оседало" до 20 процентов прибыли. Как только упорядочили денежные потоки, официальная прибыль стремительно рванула вверх. А с ней - и стоимость всей компании. Так что подготовка к выпуску акций - во всех отношениях полезный процесс.
РГ | Недавно бизнесу были обещаны послабления за приватизацию в девяностые годы. Ответственность за сделки будет ограничена трехлетним сроком давности. Станет ли это стимулом для того, чтобы предприятия как можно активнее шли на рынок акций?
Вьюгин | Нужны не послабления, а справедливые, равные для всех правила игры и ответственность институтов власти за действия, равно как и ответственность предпринимателей за нарушение законов. Хотя этот вопрос очень многослойный и непростой. Ситуация взаимного недоверия не приносит пользы никому. Скажем, налоговые инспекторы, наверное, вступали в сговор с плательщиками налогов. Грубо говоря, за взятку договаривались не признавать некоторые налоговые требования. Если мы сейчас будем производить ревизию до 1992 года, то многие могут оказаться в роли подсудимых. Ответственность власти в этом вопросе заключается в том, чтобы прекратить эту практику, не разрушив доверие, доказав, что теперь такие сделки между инспектором и компанией неизбежно наказуемы для обеих сторон. Я говорю о попытках осуществить такие сделки сегодня. Чрезвычайно опасно апеллировать к сделкам многолетней давности.
РГ | Можно назвать этот процесс "обнулением" ситуации со стороны власти?
Вьюгин | Скорее компромиссом. Три года - это все-таки не обнуление. Три года для квалифицированных инспекторов - достаточно приличный срок для выявления нарушений. Это решение можно рассматривать как попытку достичь договоренности о том, что отныне все стараются платить налоги в соответствии с законом. И тогда никто не будет копаться в далеком прошлом. Оно будет работать, если Федеральная налоговая служба будет брать "не числом, а умением".
РГ | Не спрашивайте меня, где я взял первый миллион. Так?
Вьюгин | Этот вопрос всегда был выгоден тем, кто имеет интерес получить выигрыш от передела собственности, передела, а не ее созидания. Вспомните, как Остап Бендер вымогал миллион у гражданина Корейко. Однако мы говорим о налогах.
РГ | Но очень часто происхождение капитала лежит в области неуплаты налогов в свое время.
Вьюгин | Речь идет о том, что есть три года, в течение которых правильность уплаты налогов сегодня должна быть или признана, или опровергнута. Слова об амнистии здесь неуместны.
РГ | Все-таки у инвесторов есть опасения, тем более что есть пример Украины, где фактически началась деприватизация.
Вьюгин | Я бы прямую параллель с Украиной не проводил. Там произошла единовременная смена властной элиты. Приходят совершенно новые люди на все этажи власти. Им нужна опора для власти. Если волеизъявления народа для этого недостаточно, то тогда смена власти может сказаться на определенных собственниках. Надеюсь, что Украина из нынешнего положения выйдет с честью и достоинством. В нашей стране изменения происходят постепенно, поэтому надеюсь, что мы сумеем избежать подрыва института частной собственности и выстроим не конфронтационную, а работоспособную систему взаимных обязательств между обществом и властью.
РГ | Год назад, когда вы пришли в ФСФР, вы говорили, что наше законодательство о финансовых рынках более чем несовершенно. И еще вы говорили, что вашей службе, несмотря на принцип проводящейся административной реформы, надо предоставить право заниматься нормотворчеством. Что удалось сделать?
Вьюгин | Во-первых, весь мировой опыт свидетельствует в пользу сосредоточения полномочий по регулированию, контролю и надзору (полномочий правоустановления и правоприменения) на финансовом рынке в одном органе. Причина этого в том, что финансовые организации берут на свой баланс крупные риски, способные повлиять на ход экономического развития, а сами рынки, на которых они работают, очень динамичны и требуют мгновенной реакции регулятора для осуществления контроля над этими рисками. Именно по этой причине регуляторы всегда наделяются полномочиями выпускать собственные обязательные для исполнения нормативные акты. ФСФР здесь не исключение.
РГ | А сейчас такие риски еще существуют?
Вьюгин | Существуют, но я считаю, что если мы пошли по пути сочетания правоустановления и правоприменения в одном органе, то надо делать и следующий логичный шаг - трансформировать ФСФР из единоличного органа исполнительной власти в коллегиальный орган, который управлялся бы советом директоров. Мы такие предложения сейчас сделали. Суть в том, что этот совет директоров должен формироваться по квотам от органов исполнительной власти, от профессиональных участников рынка ценных бумаг и от эмитентов. Совет директоров, состоящий из равных по статусу членов, и будет принимать нормативные акты, в которых отразятся интересы и взгляды ключевых сторон, участников процесса регулирования.
РГ | Как скоро можно ожидать появления такого органа?
Вьюгин | Это новаторское предложение для нашей страны. В развитых странах этот путь прошли. Ну а всякое новаторское предложение может столкнуться с естественным сопротивлением.
РГ | Тему сопротивления очень хорошо иллюстрирует судьба законопроекта о противодействии использованию инсайдерской информации и манипулированию ценами.
Вьюгин | Многие интересуются судьбой этого замечательного документа. Он затрагивает интересы и профессиональных организаций - участников рынка, и чиновников, которые владеют информацией. Действительно, закон пытались провести в предыдущие годы. Закончилось все это тем, что те варианты законов, которые вносились в Госдуму, были сняты с рассмотрения и, по сути, забыты. Мы фактически сейчас начинаем новый подход и должны предложить новый законопроект. В чем скрытые пружины противоречий? Во-первых, действительно есть естественное сопротивление, поскольку использование инсайдерской информации - это некая форма извлечения дополнительных доходов. Но если бы была только эта проблема! Дело в том, что само определение инсайдера, то есть субъекта, который может использовать информацию, недоступную другим, для получения выгод на рынке, к сожалению, не может быть четко сформулировано. В законодательстве многих стран формулировки, или определения, того, кто такой инсайдер, что называется, не закрыты. Это означает, что в конечном случае суд это определяет. Законодательство дает направление, а суд нарабатывает. И за счет этого у всех формируется понимание, что можно, а что нельзя. В России право по-другому построено. Здесь должно все в законе быть написано. А все просто физически нельзя написать в законе! Слишком непростыми могут быть пути движения инсайдерской информации на рынок.
Второе - это вопрос о том, что, по существу, орган по регулированию должен быть наделен правом проводить расследование. Потому что для того, чтобы установить факт инсайда, нужно опросить людей - как минимум. Для суда документом является только протокол допроса. А составление протокола допроса - это функция, присущая только правоохранительным органам. На сегодняшний день мы подготовили концепцию нового закона, согласовали ее со всеми ведомствами, включая МВД. Мы не претендуем на проведение следственных действий, потому что, по существу, это означает, что ФСФР должна стать силовым ведомством. Это, наверное, неправильно.
РГ | Не легче ли решить эту проблему через контроль за доходами?
Вьюгин | Нет, факт инсайда или манипулирования должен быть установлен. Я думаю, что не надо выстраивать слишком одиозную систему борьбы с инсайдом. Достаточно построить систему, которая позволяла бы в отдельных случаях его доказать. Потому что сам факт угрозы преследования за неправомерные действия имеет довольно большое значение.
РГ | В прошлом месяце ФСФР направила в правительство закон о российских депозитарных расписках. А когда он в Думе появится? И вообще: какие в ближайшее время законы должны появиться?
Вьюгин | Это закон, который, по существу, мы предложили по пожеланиям участников рынка. Так, иностранные компании, ведущие бизнес в России, хотели бы выйти на российский рынок: во-первых, получить инвестиции, во-вторых, публичное признание. И они ищут для этого механизм. Единственный механизм - это российские депозитарные расписки. Закон проходит рассмотрение в правительстве, а осенью он будет рассмотрен в Госдуме.
Еще мы внесли законопроект о коммерческих облигациях. Это закон, который дает возможность выпускать корпоративные облигации компании без регистрации их в ФСФР, что сокращает на несколько месяцев путь выхода на рынок капитала. Сейчас совместно с депутатами "двигаем" два законопроекта. Первый законопроект - это поправки, которые позволяют реализовать в нашей стране привычную для всего мира схему первичного размещения (IPO). А также находится на рассмотрении законопроект, который связан с урегулированием процесса поглощения. Это попытка противодействовать насильственным способом поглощения компаний, когда из них "выкидывают" акционеров без какого-либо возмещения и компенсации. Все знают, насколько это актуально.
Кроме того, мы готовимся вместе с Минфином России, Минэкономразвития России и Банком России внести законопроекты по очень широкому кругу направлений: по производным финансовым инструментам, о центральном депозитарии, о бирже и биржевой деятельности. Пытаемся вместе с Центробанком и минфином стимулировать развитие клиринга.
РГ | Как известно, были обнародованы данные, что управляющие компании, которые минфин отобрал для управления средствами накопительной части пенсий, по итогам прошлого года имели в среднем 2 процента доходности. О чем это говорит?
Вьюгин | Прежде всего о том, что пора четко установить, кто имеет право проводить такой анализ и раскрывать такую информацию. Я допускаю, что некая компания наймет других специалистов по рейтингам и по вычислениям доходности. И они сделают другие выводы. Как рядовому гражданину, который тоже теперь (хотя и косвенно) связан с рынком, принимать решение о том, кому доверить свои деньги?
Второе. В принципе пенсионные накопления - это инвестиции на очень большой срок. Речь, конечно, идет не об одном годе, а о длинном периоде. Поэтому делать далеко идущие выводы только по одному году нельзя.
Третье. Надо взглянуть на все управляющие компании по отдельности. Государственная управляющая компания имеет 3 процента доходности, компания "Х" - в минусе, компания "У" - 15 процентов дохода. В среднем получилось две или три. Нужно по всем 55 плюс одна давать полную картину. Вопрос информирования населения пока не урегулирован.
Проводя пенсионную реформу, власти должны помочь людям принять решение по управлению пенсионными накоплениями. В США, например, простой человек, который, кстати, обязан изъявить желание по поводу обязательной накопительной части своей пенсии, приходит в банк, и ему вручают несколько стандартных для всей страны деклараций, где описано, как могут инвестироваться его пенсионные средства, и дают рекомендации по выбору исходя из срока до наступления пенсионных выплат. То есть фактически там государство косвенно - через управляющих - дирижирует процессом. А у нас посчитали, что наши граждане настолько образованные, что, образно выражаясь, они без дирижера сыграют симфонию. А в результате граждане просто отказались играть.