"История - это отражение грубой реальности прошедших веков и десятилетий. В ней есть свои горькие и страшные страницы. Желание выдумать вместо них мифы объяснимо, но вряд ли имеет смысл претворять это желание в жизнь. Американский историк Уолтер Лорд написал о Перл-Харборе книгу, которую назвал "День позора". Такой же "день позора" для нас 22 июня 1941 г. Это грустно, это неприятно, но это факт, и от него никуда не денешься. Прятать, подобно страусам, голову в песок сладких мифов - малодушно и глупо".
Исаев А. И., "Антисуворов", М., Эксмо, Яуза, 2004, С. 416.
Можно ли согласиться с аналогией, которую проводит историк Исаев?
Сначала факты. Американская разведка, знавшая тайну "Перпл" - системы японских шифров, вовремя доложила политическому руководству страны об угрозе нападения на военно-морскую базу Перл-Харбор на Гавайях. Тем не менее 7 декабря 1941 года стало полной неожиданностью для США. Почему? Английские спецслужбы, разгадавшие шифровальную систему нацистов "Энигма", заблаговременно узнали о решении Гитлера "проучить Англию", стерев с лица земли один из ее городов. Тем не менее 14 ноября 1940 года сирены над Ковентри завыли не тревожней обычного. Почему?
Документальных "улик" история не оставила, ответы можно дать только предположительные. Потому что на столе Рузвельта преобладала информация о том, что первый удар Япония готовит по СССР. Потому что эвакуация жителей Ковентри могла насторожить нацистов, а в случае смены шифров защищаться от воздушных налетов стало бы трудней.
Наши союзники по антигитлеровской коалиции не простили своих "дней позора". В феврале 1945 года тысячи бомб с посвящениями "За Ковентри!" упали на Дрезден, руины которого много лет разбирала Советская военная администрация в Германии (СВАГ). Американцы еще в апреле 43-го, перехватив сообщение о полете адмирала Исороку Ямамото на Соломоновы острова, поквитались с ним за Перл-Харбор, но не удовлетворились и этим - через два года на Хиросиму и Нагасаки были сброшены атомные бомбы.
Мы тоже отплатили агрессору за унижение 22 июня 1941 года - ровно через три года, день в день, операция "Багратион" почти зеркально повторила немецкий блицкриг. После этого удара Третий рейх уже не оправился, война покатила назад. Но воспламенилась бы "народная, священная война" из одного только чувства возмездия? Нам нужна была одна Победа - не удовлетворенная месть, а награда за правое дело. Лишь такой наградой и можно было поделиться со всем белым светом. Подумайте над антитезой: разве можно "поделиться" Дрезденом или Хиросимой?
Но после ХХ съезда КПСС восприятие войны изменилось. Уже полвека топчем свое прошлое - "благодаря или вопреки Сталину" победили в войне"? Военная катастрофа начального периода войны стала рассматриваться как несмываемый и неискупимый "позор" национальной истории. Тень надвинулась уже и на 45-й год, ведь Победа "укрепила тоталитарный режим". А в последнее время во все иерихонские трубы запущена версия о том, что руководство СССР само вынашивало план захвата Европы, - и потому пренебрегло обороной страны.
Если бы все это соответствовало действительности, у нас бы не было побед вообще. Как же мы тогда победили?
Рассказывает бывший офицер генштаба 4-й армии вермахта, измеривший землю Белоруссии дважды: на восток его погнал Барбаросса, на запад - Багратион.
"Как в ставке фюрера "Вольфшанце", так и в штаб-квартире главного командования сухопутных войск Германии мучительно искали ответ на вопрос: "Что предпримет противник после весенней распутицы? Где он начнет свое летнее наступление?"
Гитлер и его советники дали ошибочный ответ на этот кардинальный вопрос 1944 года. [...] Гитлер убедил себя, что Сталин нанесет решающий удар не иначе как на юге, в Галиции, где перед советскими войсками открывалась блестящая стратегическая перспектива для наступления на Варшаву, к Висле и, следовательно, в тыл группы армий "Центр". Гитлер отбросил все сомнения: русские, заявил он, нанесут удар между Припятскими болотами и Карпатами! Они должны ударить здесь!
Изо дня в день Гитлер проводил долгие часы над картой Восточного фронта, изучая обстановку и планируя ход возможных операций. И в каждом составленном им плане он приписывал противнику свои собственные выводы. [...] Вследствие этого главное командование сухопутных войск Германии сконцентрировало все имевшиеся в его распоряжении резервы и, прежде всего, танковые дивизии в Галиции. Новый командующий фронтом генерал-фельдмаршал Модель также разделял официальный оптимизм: впервые, указал он, массированный удар советских войск будет встречен столь же мощным контрударом немцев.
Немецкое верховное командование пребывало в заблуждении до самой последней минуты, о чем весьма убедительно свидетельствует доклад об общем военном положении начальника штаба ОКВ генерал-фельдмаршала Кейтеля, сделанный им 20 июня 1944 года. В этом докладе Кейтель утверждал, что русские не начнут наступления, пока силы вторжения западных союзников, высадившиеся 6 июня в Нормандии, не добьются крупного успеха, и что главный удар русские после этого нанесут в Галиции, а не по армиям группы "Центр".
Спустя 48 часов утверждение Кейтеля было опровергнуто самым драматическим образом. Советские войска перешли в наступление. Но не в Галиции.
[...] Начало было положено партизанами. В ночь на 20 июня на территории за линией фронта партизаны провели широкие диверсионные операции. К рассвету 10 500 взрывов полностью вывели из строя железнодорожные коммуникации в районе между Днепром и Минском и к западу от этого города.
...Второй этап грандиозной битвы начался 23 июня. [...] Не веря своим глазам, Гитлер и его советники взирали на поступавшие с фронта тревожные оперсводки.
[...] К 28 июня карта военной обстановки в штабе армий группы "Центр" представляла собой ужасное зрелище. Какой-либо сплошной, прочной линии фронта не было и в помине, оборона немцев была прорвана во всех секторах. [...] Три недели спустя советские войска оставили позади себя Брест и вышли к Мемелю (Клайпеда) и на Вислу, где немецкие части с трудом сумели на какое-то время задержать их дальнейшее продвижение. За пять недель они прошли с боями 700 километров - темпы наступления советских войск превышали темпы продвижения танковых групп Гудериана и Гота по маршруту Брест - Смоленск - Ельня во времена "блицкрига" летом 1941 года".
Карелл Пауль, немецкий историк, газета "Дуэль", N 18-19 от 1 мая 2001 г.
Свидетельствует бывший генерал вермахта:
"В течение лета и осени 1944 г. немецкую армию постигло величайшее в ее истории поражение, превзошедшее даже Сталинградское. 22 июня русские перешли в наступление на фронте группы армий "Центр". Для этой операции русские сосредоточили огромное количество вооружения и боеприпасов. Вопреки предупреждению генерального штаба сухопутных сил, фронт обороны, удерживаемый группой армий "Центр", был опасно ослаблен, так как Гитлер приказал за ее счет усилить группу армий, расположенную к югу, где он ожидал наступления в первую очередь. Противник во многих местах прорвал фронт группы армий "Центр", и, поскольку Гитлер строго-настрого запретил эластичную оборону, эта группа армий была ликвидирована. Лишь рассеянные остатки 30 дивизий избежали гибели и советского плена".
Генерал-лейтенант Зигфрид Вестфаль, "Роковые решения", Воениздат МО СССР, М., 1958.
Как же после страшной катастрофы 1941 года наша армия сумела не только припасть к земле и встать как вкопанная, а обернуться на врага и погнать, наступая на пятки?
Продолжаем разговор в отделе истории войн и геополитики Института всеобщей истории РАН. Мои собеседники - кандидаты исторических наук, старшие научные сотрудники М. Ю. МЯГКОВ и Е. Н. Кульков.
Российская газета| Михаил Юрьевич, в одной из своих публикаций о трагедии Западного фронта вы сравнили ее с битвой на Калке. Но ведь были и другие поражения в 1941 году, по численности потерь даже более горькие.
Михаил Мягков| Были. Но трагедия Западного фронта была первой. Уже поэтому она во многом предопределила неблагоприятное развитие обстановки на всем советско-германском фронте в 1941 году, вплоть до перелома, который произошел только под Москвой.
Евгений Кульков| Можно говорить о факторе внезапности, но при этом нельзя забывать, что в огромной степени он связан с просчетами с нашей стороны. В соответствии с решениями ХХ съезда КПСС вина за неготовность Советского Союза к отражению агрессии и поражения на первых этапах войны стала возлагаться исключительно на Сталина. Эту концепцию - Сталин виноват, недооценил угрозу - провел в своих мемуарах Жуков, а историки развили. Концепция, которой они придерживались, в целом правдива: действительно, в 1941 году Советский Союз не был готов ни к отражению агрессии, ни тем более к наступлению. Этот вывод разделяет коллектив авторов, подготовивших 3-й том "Мировых войн ХХ века", подтверждается он и в 4-томной истории Великой Отечественной войны, выпущенной Институтом истории войны. Политическое и военное руководство СССР исходило из того, что Гитлер не может начать еще одну войну на Востоке, пока не покончит с войной на Западе, не сокрушит Великобританию и обеспечит себе надежный тыл. Однако не только Сталин был в этом убежден, но и Жуков, и Тимошенко, все наши военачальники.
РГ| Сегодня у многих историков проходит мысль о том, что Советский Союз был вооружен даже лучше, чем Германия.
Мягков| Все зависит от того, как читать статистику. Да, количественно сравнение было в нашу пользу. К началу войны у нас имелось 23 тысячи танков, у немцев - 4,5 тысячи. У нас 18 тысяч самолетов, у немцев - около 5 тысяч. Но в том-то и дело, что эти цифры совершенно не отражают реального соотношения сил. Треть наших танков требовала капитального ремонта. Основу парка составляли устаревшие БТ, Т-26 и легкие танкетки, а новых танков, Т-34 и КВ, в западных приграничных округах было всего 1800. На вооружение в Западные округа уже начали поступать новые МиГи и Яки, но экипажи еще не успели переучиться, и войну они встретили за штурвалами старых машин. А вермахт имел двухлетний опыт боевых действий, летчики и танкисты были испытаны в сражениях, танки были радиофицированные, легко управляемые, маневренные. Словом, как по качеству техники, так и по уровню подготовки личного состава мы абсолютно уступали немецкой армии. Вот это и было для нас самой большой неожиданностью, более серьезной, чем даже фактор внезапного нападения.
РГ| В обращении к народу 3 июля 1941 года Сталин говорил только о "вероломном военном нападении гитлеровской Германии", "неожиданно вероломном нарушении пакта о ненападении" - и ни слова о том, что война застигла нас врасплох. Получается, что мы просто "проспали немца"?
Мягков| Ну, "проспали" - слишком упрощенное объяснение причин наших неудач в 1941 году. У американского историка Дэвида Гланца есть такое понятие: институциональная готовность вооруженных сил. В Красной Армии перед войной была начата глубокая реорганизация. Шутка ли сказать: в конце 1940 года принимается решение о формировании двадцати танковых корпусов, по 1000 танков в каждом! А к чему это привело на практике? Была создана еще одна громоздкая структура, когда новые танки в достаточном количестве еще не поступили. И при первом же боевом столкновении с немецкими танковыми войсками эта структура показала свою несостоятельность. Только 6-й мехкорпус Хацкилевича оказал достойное сопротивление врагу, но и он буквально на третий день войны стал жертвой общей неразберихи. Его кинули на новый горячий участок, под Гродно, а когда он проделал почти 200-километровый марш и подошел к месту боевых действий - кончился бензин, корпус потерял маневренность. Немцы выдвинули противотанковую артиллерию и стали бить по нашим танкам прямой наводкой да еще утюжить с воздуха самолетами. Погиб командир, погиб практически весь корпус. Вот эта институциональная неготовность - армия находилась в процессе реорганизации, танковые корпуса были, по сути дела, еще не боеготовыми, летчики еще не научились воевать на новой технике - и стала главной причиной наших поражений в западных приграничных районах. Преодолевать ее пришлось уже в условиях войны.
Кульков| Это, если хотите, техническая сторона дела, а была еще и человеческая. В самый канун войны по армии прокатился вал репрессий. В нашей книге "Война 1941-1945", которая за два года вышла тремя изданиями, вы найдете отчет начальника управления кадров Наркомата обороны Щаденко, который докладывает наверх о том, сколько красных командиров было репрессировано в течение 1936-38 гг. Это почти 40 тысяч человек, из которых в 1939-40 гг. смогли вернуться в армию лишь чуть более 11 тысяч.
РГ| Появление этого приказа означало, что с репрессиями в армии покончено?
Мягков| Да. Но за год, оставшийся до войны, преодолеть гнетущий моральный климат, который они создали в армии, не удалось. Вот почему в первые месяцы войны в действиях наших командиров ощущалась скованность, многие просто боялись принимать самостоятельные решения. А какой же командир на поле боя, если он не проявляет инициативы? В немецкой армии было наоборот: полевые командиры принимали решения самостоятельно, по обстановке. Все кардинально изменилось после битвы под Москвой: теперь уже у немецких полевых командиров появилась неуверенность в себе, страх быть наказанными за ошибочные решения. А в нашей армии произошел прямо противоположный процесс: командиры воспряли духом, поверили в себя и своих солдат, в то, что могут бить врага. Это и был тот дух Победы, с которым наша армия дошла до Берлина.
РГ| Кажется, сам Гитлер, ругая своих военачальников за поражения в России, требовал от них драться, как русские в 41-м году?
Кульков| Совершенно верно, он так и сказал на одном из совещаний в своей ставке в 1944 году. За первые две недели войны немцы потеряли 1200 самолетов. Такое сопротивление и такие потери для них были несоизмеримы с кампаниями в Польше, Франции, на Балканах. Хотя и наша армия в то время несла огромные потери, немцы сразу почувствовали, что с таким противником они еще не встречались. А ведь шли на нас в полной уверенности, что Красная Армия - это "глиняный колосс без головы".
РГ| Прошло почти пятьдесят лет после ХХ съезда КПСС, который, к сожалению, породил немало фальсификаций в истории Великой Отечественной войны. И вот, кажется, нагрянула вторая волна, теперь уже с Запада. Если тогда на Сталина взвалили ответственность за поражения начального периода Великой Отечественной, то теперь уже стремятся сделать главным виновником Второй мировой войны: он, дескать, сам планировал нападение на Германию, но Гитлер его опередил. Книги серьезных историков, которые опровергают подобные измышления, выходят у нас тиражом 3, 5, изредка 10 тысяч, а сочинения авторов вроде Суворова или Бунича - миллионными тиражами. Что происходит?
Мягков| К сожалению, люди падки на всякого рода сенсации, не различая, проверенные они или нет. Ведь это непреложный факт истории: Советский Союз спас и себя, и мир от коричневой чумы, от порабощения. А для Суворова это миф. И если этот миф разоблачить, если оставить Советский Союз без Победы, это значит и Россию оставить без истории, ослабить ее морально, разоружить идеологически.
Кульков| Когда говорят о том, что Советский Союз собирался обломать Гитлера, у вас разве не возникает двойственное чувство? Ведь если бы действительно обломали до того, как он учинил мировую войну, было бы только лучше для всех, верно? Но парадокс в том, что выступить в роли укротителя фашистской Германии Советский Союз все равно не мог.
РГ| Согласен с вами, но от вопроса не удержусь: почему?
Кульков| А как отнеслись бы к этому Великобритания и США? Могла бы образоваться антигитлеровская коалиция? Если бы мы на глазах у всего мира выступили как агрессоры, Великобритания сказала бы: ну и воюйте, сколько вам угодно, мы останемся в стороне. Наверняка такую же выжидательную позицию заняли бы и Соединенные Штаты. И тогда наша страна действительно осталась бы один на один с фашистской Германией. Это отлично понимали Сталин и его соратники. И это доказывает, что никаких агрессивных планов у политического руководства СССР просто быть не могло.
Почему 60 лет спустя изменился американский взгляд на Вторую мировую войну?
Мартин ЗИФФ, международный обозреватель United Press International:
"22 июня следует отмечать две годовщины времен Второй мировой войны. Одну из них помнят все, вторую - почти никто. Но вторая неразрывно связана с первой и несет в себе важнейшие наставления для американской внешней политики.
Американцы должны знать, что великая победа союзников в Нормандии стала возможна благодаря успеху Белорусского сражения - операции "Багратион". Когда 6 июня генерал Дуайт Эйзенхауэр дал "зеленый свет" на проведение операции "Оверлорд" - высадке союзников в Нормандии и открытию второго фронта, - вермахт сумел противопоставить нашему наступлению 53 дивизии. Он мог бы собрать гораздо больше, если бы его силы не сковал Восточный фронт: там пришлось оставить более 180 немецких дивизий.
Операция "Багратион" не просто уничтожила немецкую армию на Востоке, она привела к тому, что Советский Союз почти на полвека стал доминирующей Евроазиатской военной силой - до распада СССР в конце 1991 года. Вся Центральная Европа, от Штеттина на побережье Балтики до границ Греции, оказалась под контролем Советской Армии еще прежде, чем англо-американские войска достигли территории Третьего рейха с запада. Поэтому так несправедливы упреки Франклину Рузвельту в том, что на Ялтинской конференции в 1945 году он якобы "уступил" русским Центральную Европу. Поступить иначе он просто не мог.
Разорения и страдания, через которые русские прошли в те страшные военные годы, кажутся все же не такими мучительными по сравнению с тем национальным унижением, которое они испытали после распада советской системы.
Нынешний президент Владимир Путин настойчиво и с поразительным успехом добивается стабилизации российской экономики и улучшения уровня жизни россиян после катастрофы последнего десятилетия.
Президент Джордж Буш-младший и его советники должны всерьез отнестись к недавнему высказыванию Путина: "Не исключайте Россию. Не думайте, что это держава, которую можно игнорировать или не придавать ей значения в установлении одностороннего курса американской мировой политики".
Апрель 1940 г. Выдержка из отчета о количестве арестованных и уволенных в 1937-1939 гг. командиров Красной Армии.
Очистка армии и пересмотр уволенных (без ВВС).
[...] В 1937 г. уволены 16 658 чел, или 13,1% к списочной численности (из них политсостава - 2194 чел). Из общего числа уволенных в 1937 г.:
а) арестованы - 4474, из них восстановлены в 1938-1939 гг. - 206;
б) уволены во испол. решения ЦК ВКП (б) N П47/102 от 29.03.37 (искл. из ВКП (б) за связь с заговорщиками) - 11 104, из них восстановлены в 1938-1939 гг. - 4338;
в) уволены по политико-моральным причинам (пьяницы, моральн. разложившиеся, расхитители нар. достояния) - 1139, из них восстановлены в 1938-1939 гг. - 109;
г) исключены за смертью, по инвалидности и болезни - 1941, из них восстановлены в 1938-1939 гг. - 8.
В 1938 г. уволены 16 362 чел., или 9,2% к списочной численности (из них политсостава - 3282 чел). Из общего числа уволенных в 1938 г.:
а) арестованы - 5032, из них восстановлены в 1939 гг. - 1225;
б) уволены во испол. решения ЦК ВКП (б) N П47/102 от 29.03.37(искл. из ВКП (б) за связь с заговорщиками) - 3580, из них восстановлены в 1939 гг. - 2864;
в) уволены по дирек. НКО от 24.06.38 N 200/ш (поляки, немцы, латыши, литовцы, финны, эстонцы, корейцы и др. урож. заграницы и связанные с ней) - 4138, из них восстановлены в 1939 г. - 1919;
г) уволены во исполн. прик. НКО N 0219-1938 (пьяницы, мор. разлож., расхитители нар. достоян.) - 2671, из них восстановлены в 1939 г. - 321;
д) исключены за смертью, по инвалидности и болезни - 941, из них восстановлены в 1939 г. - 4.
В 1939 г. уволены 1878 чел., или 0,7% к списочной численности (из них политсостава - 477 чел). Из общего числа уволенных в 1939 г.:
а) арестованы - 73, из них восстановлены - 26;
б) уволены во испол. решения ЦК ВКП (б) N П47/102 от 29.03.37(искл. из ВКП (б) за связь с заговорщиками) - 284, из них восстановлены - 126;
г) уволены во исполн. прик. НКО N 0219-1938 (пьяницы, мор. разлож., расхитители нар. достоян.) - 238, из них восстановлены - 23;
г) исключены за смертью, по инвалидности и болезни - 1283, из них восстановлены - 9.
[...] Мною в августе 1938 г. была создана специальная комиссия для разбора жалоб уваленных командиров.
Комиссией было рассмотрено около 30 тыс. жалоб, ходатайств и заявлений. [...] Всего восстановлены 11 178 чел.
Заместитель наркома обороны СССР Е. А. ЩАДЕНКО
РГВА Ф. 9, оп. 29, д. 482, лл. 4, 11-13.
Цит. по книге Е. Кулькова, М. Мягкова, О. Ржешевского "Война 1941-1945". М., "Олма-Пресс", 2004, с. 313-316.