Послезавтра Евгений Евтушенко читает стихи в Политехническом. В свой день рождения он представит 110-й сборник стихов. О любви.
О родине. О веке. Он долго не соглашался, но нам удалось уговорить Евгения Александровича, традиционно отмечающего свой день рождения в России, рассказать нам о своих новых стихах, взглядах, переводах, впечатлениях и первой любви.
"Российская газета": Евгений Александрович, ваш новый сборник называется "Памятники не эмигрируют. Стихи ХХI века". Как бы вы охарактеризовали это время, этот новый век? Какой он для нашей страны?
Евгений Евтушенко: Я считаю, что мы сейчас живем в такое время, когда Россия ищет свою новую идентификацию, хочет понять саму себя. Сейчас у нас некое плазменное состояние общества - из этой плазмы только намечается тело и дух завтрашней России.
С нами произошел огромный социальный катаклизм. Только мы почему-то забыли, что он был не случаен. Мы забыли страшные очереди во всех магазинах. Мы забыли поезда, которые называли "колбасными", потому что даже в близлежащих к Москве городах просто-напросто не было колбасы. Мы забыли, что был государственный институт цензуры, что без его штампа нельзя было напечатать ничего, даже свадебное приглашение. Мы забыли совершенно отвратительные выездные комиссии, которые унизительно проверяли наших граждан на лояльность. А если заглядывать еще дальше, там мы набредем на до сих пор лежащих в хрустале вечной мерзлоты, как в саркофагах, сотни тысяч тел людей, которые ни в чем не были виноваты перед своей родиной. Я вот сейчас с вами разговариваю, а передо мной висит такой колышек "Д-13". Я когда-то ездил на Колыму с известным золотоискателем Вадимом Тумановым, который был прекрасным гидом, потому что сидел там в лагере. Мы набрели на одного человека, который сидел на земле и пил водку из бутылки. Человек не был похож на бомжа, абсолютно интеллигентный. Разговорились, оказалось, что он из Петербурга, доктор каких-то наук, а здесь, по слухам, где-то похоронен его отец в общей могиле. Документы утеряны. И я вижу какие-то сгнившие столбики, под которыми, может быть, лежал и мой дедушка Ермолай Наумович Евтушенко, красный командир такого чапаевского склада. И я взял себе на память этот колышек, чтобы он всегда напоминал мне об этом. Люди забывают то страшное и отвратительное, что было у нас в прошлом и невольно начинают его идеализировать. Наше настоящее до сих пор не стало таким, каким его хотели видеть те женщины, которые с детьми в колясках стояли внутри живого кольца, окружившего Белый дом в 91-м году. Когда то самое прошлое могло к нам опять приехать на танках. Вы знаете, я столько хороших лиц, как в ту ночь с 19-го на 20-е около Белого дома, в жизни своей никогда не видел. Может быть, только в 45-м, в день Победы, на Красной площади. К сожалению, надежды этих людей мы еще не оправдали. Сегодня даже само слово "демократия" скомпрометировано в глазах народа.
РГ: Принято считать, что поэт Евтушенко - автор политических стихов...
Евтушенко: Это неправильно, что меня трактуют только как политического поэта. У меня издан большой том стихов о любви "Нет лет". Мое первое стихотворение, благодаря которому я стал известен, - "Со мною вот что происходит". Есть ли в России человек, который его не знает? Его переписывали от руки. А моя первая песня была тоже о любви, сейчас исполняется как народная, что является высшим комплиментом, - "Ах, кавалеров мне вполне хватает, но нет любви хорошей у меня".
Но я мог бы издать и том стихов гражданских. Я не люблю слово "политические". Все-таки "гражданские стихи" - звучит лучше. Настоящие гражданские стихи могут затрагивать политические темы, но они выше текущей политики, хотя могут быть основаны на текущих моментах. Я, например, очень счастлив, что запечатлел какие-то исторические моменты в своих стихах и по ним, в общем-то, можно изучать историю. Я, например, конечно же, был на баррикадах 19 августа, а потом видел, как безответственно Ельцин распоряжается своей властью, как будто он забыл доверие, оказанное ему рабочим классом, кстати, и интеллигенцией тоже. Знаете, кто для меня был героем в октябре 93-го? Один неизвестный человек, как мне говорили, поп-расстрига, который вышел и развернул белый платок, а его убили. Двумя пулями: одна со стороны Белого дома, другая - со стороны "ельцинистов". Вот этот человек для меня стал героем. Потому что он хотел это остановить.
Так что, Евтушенко только любовных стихов - это не Евтушенко. Евтушенко только гражданских стихов - тоже не Евтушенко. Поэтому эта книга "Памятники не эмигрируют"- очень моя, в ней все связано в один неразрываемый узел.
РГ: Ваши стихи на самом деле маленькие истории вашей жизни?
Евтушенко: Я исповедовался в стихах всегда. Люди, которые читают мои стихи, прекрасно знают меня как человека. Например, что у меня было четыре больших любви. Выше всего я ставлю благодарность к женщинам за то, что они позволяют нам испытывать это великое чувство. Но бывает, что неспособные к любви видят счастливых людей и стараются их рассорить. Это, кстати, бывает даже в дружбах. Так когда-то рассорили Маяковского с Есениным, Пастернака с Маяковским.
РГ: А расскажите о своей первой любви.
Евтушенко: Я никогда о ней не писал, но в этом сборнике есть стихи, посвященные этой любви. Не писал, потому что все-таки это интимная тема, кого-то из ханжей это, может, даже шокирует: мне было 15 лет, а этой женщине - 27. Она была пасечницей на Алтае. Там были деревни сплошь из вдов солдат, убитых на войне. Когда меня исключили из школы, я оказался на Алтае в геолого-разведочной экспедиции, потому что меня не брали никуда, я был с "волчьим билетом". Я привирал, прибавлял себе возраст. И вот эта замечательная женщина, когда узнала, что мне всего 15 (а она было очень религиозна), вы знаете, она так плакала, стояла перед иконой на коленях и просила прощения у Господа. И вот я вообразил: а вдруг она сейчас жива. Также живет на этой одинокой пасеке. И вдруг по радио или телевизору услышит эти стихи, где я благодарно помню о ней, и поймет, что ничего плохого она не сделала, просто показала мне душу женскую. И есть у меня предчувствие, что так оно и случится.
РГ: Так что же для вас любовь?
Евтушенко: По-моему, это удивительное слияние, высшая точка природы, когда мужчина и женщина не чувствуют границ между телом и душой. Этим любовь прекрасна, и ничего выше этого момента нет. Когда тело сливается с душой, ты не знаешь, где твоя душа, а где тело.
РГ: А любовь к родине - это что?
Евтушенко: Понимаете, родина - тоже живое существо. Оно состоит из женщин, детей, людей, которых мы встретили в жизни. Родина - это не набор политических лозунгов и фраз. Любовь к родине - это не любовь к политической системе. Это даже не любовь к природе (хотя природа тоже живое существо), но прежде всего это люди. У меня есть такие строчки о родине, я надеюсь, они будут очень важными для многих, я даже процитирую: Не сотвори из родины кумира/ Но и не рвись в ее поводыри./ Спасибо, что она тебя вскормила,/ Но на коленях не благодари./ Она сама во многом виновата/ И все мы вместе виноваты с ней/ Обожествлять Россию пошловато/ Но презирать ее еще пошлей.
Конечно, какой-нибудь лицемер скажет: "Как это можно: родина тоже во многом виновата?" Но родина - это ведь мы с вами! И мы должны за все отвечать, причем и за то, что было в прошлом, и за то, что сейчас. И только тогда у нас возникнет ответственность за будущее. У меня есть такое сатирическое стихотворение "В государстве по имени Как бы". Вы заметили, что сейчас очень часто люди употребляют словосочетание "как бы"? Почему? А потому что в жизни нашей очень много вот этого "как бы". Спрашиваешь: "а ты честный человек?" - "ну, как бы, честный". Даже говорят "я как бы влюблена". Поэтому я написал это сатирическое стихотворение. Я думал, его будет трудно перевести на английский, и если переведешь, то американцы, например, не поймут. И вдруг, когда мы с моими студентами перевели его для эксперимента, они сказали: да это же самое популярное слово сейчас в Америке! Это по-английски звучит sort of, получился замечательный перевод! И в Америке это звучит как стихотворение про Америку, а в России - как про Россию.
РГ: Большую часть времени вы проводите в Америке. Не могли бы вы сравнить ее с нашей страной. Какие достоинства и недостатки бросаются в глаза здесь и там?
Евтушенко: Мы привыкли обвинять во всех наших недостатках американцев. Обвинять кого-то в своих недостатках намного легче. Скажем, если у нас пошлая эстрада, говорят, что все это к нам из Америки пришло. Да мы сами гигантские производители пошлости! Наши многие недостатки и в Америке существуют, но в другом виде. Например, мы сейчас все меньше и меньше уделяем внимания образованию. Моя жена преподает русский в штате Оклахома -у нее 135 учеников разного возраста. Там есть прекрасные учителя, но преподавание в государственных школах субсидируется все скупее, а на частные школы не у всех хватает денег и там, и у нас. На мои курсы русского кино и поэзии приходят ребята прямо из школ, и я вижу, как они путаются в истории, как они мало знают. А с нашими что происходит? То же самое! Моя жена училась в Петрозаводском университете на филологическом и рассказывала, как пришел один парень и говорит: "Марья Владимировна, мне сказали что на вступительных экзаменах будут спрашивать "Повести Белкина", я все библиотеки обегал, нигде нет такого писателя!". А один мальчик, когда его спросили, кто был самый известный генерал во время Великой Отечественной войны, ответил - Суворов. Примерно такая же каша в детских головах везде на планете, и если бы только в детских!
Или взять, к примеру, политику. В Америке она деинтеллектуализирована. И у нас тоже политика не соединяется с философией общества. А в политике, безусловно, должен быть элемент философии общества. У Америки когда-то был Джон Кеннеди, когда мы вспоминаем его, сразу приходит на ум его фраза: "Не спрашивай свою страну, что она может сделать для тебя, а спроси самого себя, что ты можешь сделать для своей страны". Замечательная фраза, которую нельзя забыть. Но это было давно. А слова кого из последних политиков мы помним? Пожалуй, только афоризмы Черномырдина.
Сейчас все проблемы глобальные. И поэтому не надо сваливать на другие страны наши собственные недостатки. Что мы с вами такие хорошие, а их растленное влияние нас сделало плохими. Коррупция есть и у нас, и у них. И амбициозность. У нас она, правда, соединяется еще с комплексом неполноценности, но это уже наша добавка. Но есть общее, понимаете. Общие недостатки, общие преимущества - обе наших страны талантливы и в науке, и в литературе.
РГ: Как вам кажется, Россия станет когда-нибудь цивилизованной страной?
Евтушенко: Поскольку страна наша находится в плазменном состоянии, мы сначала должны ответить самим себе на вопрос, на который все избегают отвечать: какое общество мы строим? Никто не отвечает на этот вопрос. Почему? Потому что не знают ответа. Я считаю, что хороший ответ содержался в рассуждениях Сахарова о конвергенции. И у социализма, и у капитализма, как у превалирующих обществ на земном шаре, были свои плюсы и минусы. Нам нужно что-то третье, другая система, которая впитала бы все лучшие качества социализма, которые нельзя терять (например, бесплатное образование), и в то же время использовать гибкость капитализма.
И не надо бояться внутренней критики. Если государство боится внутренней критики - это первый показатель его слабости. Настоящая, хорошая критика в конечном счете конструктивна, потому что она заостряет внимание на самых ножевых проблемах. Но открыто говорить о таких ножевых проблемах - вовсе не означает,что это нож в спину твоей собственной стране. Это чаще всего скальпель, необходимый при общественных загноениях.
РГ: Вы сделали еще один перевод "Слова о полку Игореве", зачем?
Евтушенко: Этот перевод - одна из труднейших и серьезнейших для меня задач. Я не хочу зазнайски сказать, что мой перевод самый лучший. Если бы не было других переводов на современный язык, мне было бы намного труднее. В них много хорошего, но, мне казалось, что нет какой-то звонкости, не хватает удали, которая всегда была у русского народа. Когда я с Шостаковичем работал над "Ораторией Степана Разина", он сказал мне самый большой комплимент, который можно сказать: "У меня такое чувство, что вы в какой-то другой жизни присутствовали на Красной площади при этой казни". Я же просто постарался вжиться в тогдашнюю ситуацию. Так же и со "Словом". Я вдруг понял, что "Слово" было где-то кем-то цензурировано, то есть там есть провалы. Особенно в конце. Ведь по законам музыкального произведения (а поэма тоже музыкальное произведение) всегда существует какая-то связующая тема, которая проходит рефреном и обязательно возникает в финале. Это закон всех музыкальных произведений и древних, и современных. Наверняка как в самом начале "Слова" тема белых косточек - безымянных косточек, рассыпанных по степям, косточек людей, которые погибли в разных бессмысленных битвах, - была и в конце. Ведь когда князь Игорь шел в поход, его предупреждала природа (было затмение), предупреждал мудрый Святослав - не надо ходить, потеряешь людей своих. Но амбиции его уже толкали вперед. Он не хотел слушать предупреждения, потерял всех своих дружинников и сам оказался в золотой клетке у хана. Но ему было там не по себе, и он вернулся в Киев. И я понял - тут есть пустоты. Были люди, которые рады его встретить, но уж слишком много праздничных колоколов, и почему-то боли за тех, кто не вернулся, не было! Его встречали люди, которые потеряли своих родных и близких, взятых им в поход! И я понял - после каждого восклицания "Слава! Слава!", после удара колоколов должно идти, как и в начале, перестукивание этих косточек! Не могло этого не быть по музыкальным законам. Я дописал, и получилось все совершенно по-другому.
Я получил несколько писем от специалистов, и оказалось, что это вполне реально. Оказывается, действо, поставленное по "Слову", разыгрывалось однажды на первом княжеском съезде, когда князья собрались,чтобы объединиться во имя Руси. И, разумеется, не было ни нотки напоминания о косточках в финале этой вещи. В тот момент они решили "не трогать эту тему". Они хотели оптимизма. Хотели более мажорного конца. И убрали эту тему. Проще говоря, цензурировали. Из самых добрых побуждений. А когда это было исполнено, наверняка было всего десять-пятнадцать копий, переписанных от руки. Наверняка они взяли и "канонизировали" этот текст так, как он исполнен был на съезде. Это моя гипотеза. Я не говорю, что все это обязательно так и было, но уверен на 99 процентов. Кто знает, может быть, когда-нибудь мы еще найдем где-то лежащий подлинник "Слова". Кстати, может быть, отсутствие оригинала и объясняется тем, что они не хотели, чтобы он ходил по рукам.
Я смешал архаику со своими рифмами, которые не совсем правильно называют евтушенковскими, потому что вся моя рифма произошла от того, что когда-то на станции Зима я сидел на завалинке, слагал и пел частушки.