Поделиться
Проспект зовется Московским, однако столь любимой братом Галины Михайловны столицей на лестничной клетке не пахнет. А пахнет домашними животными и жженой газетой.
Мы пришли к ней в понедельник. В ряду лязгающих металлических дверей Галины Михайловны единственная деревянная, скрипучая. Позавчера у хозяйки день рождения был, 76 лет исполнилось, и бабушка с гордостью показывает нам музыкальную открытку от московской поэтессы. "В час ночи принесли. Не забыла меня. Хорошо ко мне относится и Колю любит", - говорит именинница.
Вся страна помнит ее великого брата, которому 3 января исполнилось бы 70 лет. А у Галины Михайловны Шведовой, в девичестве Рубцовой, нет света в прихожей, я снимаю ботинки при тусклой лампочке открытого туалета. В комнате уже упомянутая кровать, которая когда-то была диваном. Старая линяющая шуба приземлилась на четырехногий "аэродром" и честно служит старушке одеялом. В комнате имеется и еще кое-какая нехитрая мебель, немногим моложе самой старушки. Потолок в желтых струпьях, от побелки не осталось и следа. "Сосед сверху ее затопил", - говорит сын Галины Михайловны Сергей.
Вспомнилось интервью несостоявшейся жены Николая Рубцова, ставшей виновницей его гибели, Людмилы Дербиной: "Он был поэт, а спал, как последний босяк. У него не было ни одной подушки, только прожженная простыня и рваное одеяло". Значит, родственное.
Гостей Галина Михайловна встречает лежа. Для меня к кровати приставили стул. Чувствую себя врачом на приеме. Еще это докторское "ну-с" вырывается. "Вот нога болит. Упала я, ходить не могу совсем, лежу все", - говорит. Ну-с, начнем.
"Хороший парень Коля"
Признаться, ожидал встретить этакую веселую разговорчивую бабулю из рекламы молока "Домик в деревне" в переднике, с клубком седых волос, отшлифованными и разбитыми на главы за годы интервью воспоминаниями, то ли настоящими, то ли вычитанными в книгах. И слава богу, обманулся. Что выяснилось уже при первом вопросе: "А какой он был человек, Николай Михайлович?"
Во-первых, не сразу поняла она, о ком идет речь - это что же, директор какой или другой большой человек, что за Николай Михайлович? Ясно - впредь называю Рубцова Колей. Во-вторых, его она от других сестер и братьев не отделяет, рассказав о Колином детстве, считает необходимым уделить внимание и всем остальным в этой многодетной семье. "Была Надя, потом Алик, потом Боря", - перечисление доставляет ей неизъяснимое удовольствие. Имена знаменитых людей - брата, композитора Гаврилина (в его письме к ней он выражает желание написать настоящую "Рубцовскую" (так и вывел, с большой буквы) музыку), артиста Золотухина - мешаются в ее речи с соседкой, подругой Верой Владимировной, с которой работала в больнице. Сергей Александрович, сын, шепотом делает сноски - кто есть кто. Говоря о первых, ни нотки подобострастия в голосе, ко всем одинаково уважительно.
"Что за человек был Рубцов?" - тут и вовсе тяжело Галине Михайловне ответить. Подумала несколько минут, наконец нашла: "Хороший парень Коля, хороший". Уже в процессе беседы я понял, что "хороший" в ее лексиконе не то слово, с которым борются школьные учительницы в сочинениях учеников. Не затертый и скучно-примитивный эпитет. А такой, в который все положительные эпитеты сложи и еще место останется.
За вечер, проведенный у Галины Михайловны, кoe-какой портрет набросать все же удалось: невысокий был и худощавый, веселый, хоть на гармошке, хоть на гитаре. Стихи читал так, что и не понимаешь ничего, да хлопаешь. Много не пил, это наговаривают, а так, по закону столичной богемы, портвейн любил. Деньга у него водилась, и однажды, приведя Галю в шикарный по меркам советской Вологды ресторан, вручил в руки меню - "выбирай, что хочешь, на цены не смотри". За его счет, разумеется. Как, разумеется, и то, что не стала она злоупотреблять предложением и по примеру героини "Двенадцати стульев" заказала "чего-нибудь вегетарианского". Не матерился совсем, ни одного слова нецензурного в присутствии женщин, даже случайно, когда утюг упадет на ногу. А драться так и вовсе никогда не дрался - сестра припомнила один только случай, да и тот в детские годы. В Красковском детдоме враждовали деревенские с детдомовскими: особо рьяному драчуну будущий поэт смазал однажды по лицу горячей печеной картофелиной.
"Пойте песни и не будете ести хотеть"
Галина Михайловна - дочь Михаила Андрияновича и Александры Михайловны Рубцовых. Родилась в деревне Самылково. Семья переезжала в Емецк Архангельской области, Няндому, Вологду. В 1932-м в Емецке родился брат Альберт, в 36-м - Николай, годом позже - Борис. В 1942 году умерла мать, отец в то время был на войне, потом завел новую семью и для детей все равно что погиб. Биографию читаю я, Галина Михайловна слушает и кивает. "От порока сердца она, мама, умерла. В больнице лежала". Рубцов потом напишет в стихотворении "Детство":
Мать умерла.
Отец ушел на фронт.
Соседка злая
Не дает проходу...
Я смутно помню
Утро похорон,
Скудную природу.
О "Злой соседке" речь впереди. Упомянутое "скудное" воспоминание породит потом явные стихи. О доме, которого всю жизнь не было, о маме, оставшейся в душе чем-то теплым и бестелесным. Подчас изобретал недополученное в зарифмованных идиллиях: вот возвращается он на родину, такой городской и знаменитый, а мать встречает у порога. Есенин так писал, Пушкин тоже, хоть и про няню. А значит, и мне нужно.
Хромку снимет сестра с комода,
Скажет: "Спой про четыре года!"
Запоем опять мы, запоем,
И подсядет мать к нам обоим.
Старшей Галя стала поневоле, так получилось. "Сестер у меня почти не было", - ее фраза, брошенная мимоходом, показалась несколько корявой, пока не понял, что лучше и не скажешь. Первые две претендентки в старшие умерли от плохого питания и болезней: Тася в восьмилетнем возрасте, Надя в восемнадцатилетнем. Надя, певунья и хохотушка, до самой смерти преданная нянька маленького Коли. Сегодня из близких родственников Николая Рубцова на свете живут сестра Галина Михайловна да дочь Елена с семьей - летом они гостили в Череповце.
В 1941-м судьба дает семье Рубцовых еще одну Надежду. Грудная девочка умирает на руках Гали. "Тетка Соня с работы приходит - ой, кричит, заспала дитя. А я говорю - какое заспала, качала-качала, а она все плакала и померла потом", - бросает Галина Михайловна яростно, как будто тетка до сих пор сидит напротив и упрекает.
Трудно жили, впроголодь. К еде оттуда, из военных лет, особое отношение. Беседуя с нами, добрая старушка поминутно вскакивает и потчует вафельным тортом, температура чайника проверяется маленькой ладошкой и Галину Михайловну никак не удовлетворяет.
Едим для продолжения интервью. Успокаивается. "Есть-то когда нечего было. Сидим. "Галя, ести охота", - ребятишки плачут. А Коля на них: "Песни пойте и не будете ести хотеть". К слову, одним из первых услышанных мною воспоминаний о брате стала картошка с ливерной колбасой, которую он "смерть любил". "Да она есть ли теперь-то, ливерная колбаса?" - риторический укор непонятно кому, который не чтит поэта и брата, предал его.
Галя - первый издатель Рубцова
Мать умерла, ребят развели по детдомам, Галину не взяли - больно "старая", 14 лет. Жила с теткой Соней, сестрой отца, в Вологде. Время от времени на горизонте показывался постоянно убегавший из детдома Коля. Биографы любят описывать случай из того времени, когда Рубцовы снимали в Вологде квартиру. Пьющая хозяйка, потерявшая или прогулявшая продуктовые карточки, обвинила в краже шустрого Колю. Тот после этого исчез и неделю пропадал - сбежал в лес и жил там под елкой.
Комментарий сестры Галины: "Как пропал, я сразу в милицию побежала, искали мы его. Как нашли, он мне стихи прочитал. Первые, он их в лесу сочинил, я их переписала, и теперь они в книжках даже есть". И первый "издатель" читает тем же бесстрастным тоном без смысловых ударений и актерства: "Вспомню, как жили мы с мамой родною всегда в веселе и тепле. Но наше счастье распалось на части, война наступила в стране".
Сын Сергей, которому уже тоже под пятьдесят, напротив, имеет склонность к эффектам. В разговоре он участвует как иллюстрация или музыкальное сопровождение. А подчас и как конферансье: "Вы только подумайте, обыкновенная русская женщина спасла гения, а вместе и всю нашу поэзию. Если бы не она, Николай Рубцов так и умер бы в лесу. Гениев растят такие простые русские женщины"...
Галина Михайловна увлеченно смотрит в пол, вздрагивая от похлопываний сына по спине, улыбается своим мыслям и по поводу спасения отечественной поэзии произносит вдруг: "А зубы черные-черные, дудками неделю питался".
Дядя Коля
Выискав паузу, что в нашем рваном разговоре сложности не представляет, Сергей принимается читать Рубцова: "В горнице моей светло. Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, молча принесет воды"... Читает хорошо, с покачиванием головы, дирижерскими взмахами рук и театральными вздохами. "Ведь это стихотворение, "В горнице" мы читали в его письме. Садись, Сережа, говорит мама, дядя Коля стихи прислал. "Слушай", - говорит он.
Племянник силится называть Рубцова "дядей Колей", но скатывается на "Николай Рубцов". Прочитал он уйму книг, стихов именитого родственника знает много и свои пишет в подражательном духе. Как-то так получилось, но дядю он никогда не видел, хотя в день его смерти ходил в
12-летних отроках. Отсюда и несколько книжное отношение. Вот и сейчас все имеющиеся в доме тома и томики приготовленной к приходу журналистов стопочкой лежат на столе. Сверху желтого цвета брошюрка с интригующим заголовком, обещающим открыть нам тайну гибели поэта. У автора брошюры двойная фамилия, разделенная тире. Не доверяю я двойным фамилиям, подмочили их дешевыми духами влюбленные в красоту звучания артисты водевилей XIX века, все эти Славяновы-Райские, Лидины-Байдаровы... Вот и этого только с канканом объявлять. Гляжу, и Галина Михайловна с дефиса на книге глаз не сводит. "Открытки все присылают, пишут Шведовой-Рубцовой. Какая же я Рубцова теперь?"
Череповецкие тапочки
Знать, есть в фамилии Рубцов что-то воздушное, побросало ее носителей по свету, никого не пощадило. Пожалуй, только Галя далеко с родины не отлучалась, а став Шведовой и вовсе осела в упомянутой квартире на Московском проспекте. Работала учителем пения, а потом долгие годы числилась в больнице. Сиделкой. Еще по отрочеству с детьми нянчилась, своими (братьями) и тетисониными. Школу так и не закончила. С 15 лет пошла в люди: в семье вологодского архиерея отвечала за чистоту полов и плодородие огорода. Завербовалась на строительство Череповецкого металлургического завода. Жила в общежитии, которое посетил и Коля однажды, в очередной раз откуда-то отчисленный, в очередной раз проездом из Кологрива в Моршанск через Бобруйск. Десять лет не виделись, но долго пожить не разрешили. Общежитие женское все-таки. Сестра помогла, чем могла - купила ботинки, собрала нехитрый скарб и отправила в архангельскую мореходку учиться.
История с ботинками повторилась спустя еще лет с десяток. Уже напечатанный, и не раз, приезжал Николай и на эту квартиру, что на Московском. И тут без истории не обошлось. Сошел в Череповце, в руках кукла для дочери и чемодан. Был слегка выпивши: по богемному кодексу выпить в дороге святое дело. Прилег на вокзальную лавочку и на тебе - во сне "лишился" не только куклы с чемоданом (для нашего ворья это даже почти простительно), но и ботинок. В дом к сестре пришел в выданных милицией тапочках. Прожив несколько дней в Череповце, посетил все местные рестораны и близко сошелся с мужем Галины Михайловны, о котором так ей самой и говорил: "Такой у тебя Сашка, что ты его мизинца не стоишь".
"Совершенно мне сейчас необходимо"
Перед тем как приехать, Николай долго искал ее. Сохранилось заявление в горотдел милиции Череповца (декабрь 1965 года). Официальная бумага, а и здесь поэт высовывается. "Уважаемые товарищи! Очень прошу сообщить адрес Рубцовой Галины Михайловны, г. р. 1929-й, которая сейчас проживает в г. Череповце. И еще очень прошу сообщить мне об этом не задерживаясь, т.к. мне это совершенно сейчас необходимо". И с отступлением в пару сантиметров - "Она моя сестра". Ударная фраза. Как в пушкинской "Мертвой царевне" - "Я жених ее..." Эмоциональный запрос - новый жанр современной литературы. Ответ был дан незамедлительно: и Елисею, и Рубцову.
В столицах он скучал, рвался домой, а дорвавшись, поучал бредивших Белокаменной и Невским земляков - мол, не там счастье, а здесь у вас.
Живу я в Ленинграде
На сумрачной Неве.
Давно меня не гладил
Никто по голове.
Обращение адресное. Не к любимой женщине, а к чему-то родному, из детства. К Гале, заместившей в его душе маму.
Стихов он ей не посвящал. Зато в письмах на Вологодчину никогда не забывал приписать - "Гале привет" или "Гале поклон".
Смерть первая и вторая
Зато и муж Сашка погоревал, когда телеграмма пришла о смерти Николая. "В Вологду мы вместе ездили, он в Доме художника лежал. Народу-то, народу, цветов сколько", - вспоминает Галина Михайловна. "Я умру в крещенские морозы", - пророчил Рубцов (скончался 19 января 1971 года). Его читатель, не в пример пушкинскому, от Рубцова рифмы "розы" не ждал. "Я умру, когда трещат березы", - очень по-рубцовски продолжается стих.
Вторую Колину смерть Галина Михайловна пережила нынешней осенью, когда неизвестные вандалы уронили бюст брата Коли в одном из череповецких скверов. Тронуло это старушку несказанно, никто не ожидал такой грусти по безмолвной бронзе (о смерти внука и тезки поэта, 16-летнего Николая Рубцова ей вообще не говорят). "Жалко его. Мы ходили, смотрели - трещина какая на плече... мамочки мои. Там он на себя очень похож: улыбка и все... Как выздоровлю, снова пойдем. Да, Сережа?" - обращается к сыну. А тот снова заводит энциклопедическую шарманку. О том, что в этой квартире надо открыть музей Николая Рубцова и что стоит тот "между Блоком и Есениным, на стыке городской и деревенской лирики". "Лекция" снова прерывается словами матери, как будто некстати и невпопад: "Вот здесь Коля спал, когда к нам приезжал. Здесь, у батареи, раскладушечка стояла". И показывает на белую батарею-гармошку, которая на пару с шубой, тоже, должно быть, видавшей Рубцова, хранят старушке тепло. Собственно, эта батарея пока единственный экспонат будущего музея. Все фотографии, семейные альбомы и письма выпросили у старушки представители уважаемых музеев, в "том числе и столичных". Молча проходили они прихожей, где нет света, молча глядели на шубу вместо одеяла и молча пили чай с вафельным тортом. И говорили, когда дело касалось семейного архива. А она отдавала и не спрашивала, когда вернут. Теперь от них ни слуху ни духу. У Галины Михайловны не осталось ничего, кроме памяти, которая теперь тоже стала подводить. Сын Сережа, который сейчас постоянно возле матери, для нее и муж Саша, и брат Коля - со всеми троими разговаривает. По радио, когда передают какую-нибудь из рубцовских песен: "В этой деревне огни не погашены" или "Я долго буду гнать велосипед", не выдержит - подпоет.
Первое стихотворение Рубцова, написанное в лесу, в моем двухтомнике нашлось. Мелким шрифтом, в разделе "Неопубликованное". Кроме процитированных Галя услышала тогда сквозь черные зубы братика, сжатые еще не пережитой детской обидой, и такие строки, которые не смогла или не захотела вспомнить:
Прощай, моя дорогая сестренка,
Прощай, не грусти и не плачь.
В детдоме я вырасту, выучусь скоро,
И встретимся скоро опять.
Счастливой, веселой заживем с тобой жизнью,
Покинем эти края,
Уедем подальше от этого дома,
Не будем о нем вспоминать.
ДОСЬЕ "РГ"
Сестры и братья Николая Рубцова
Надя - родилась в 1922 г. в деревне Самылково (Вологодская обл.). Умерла в Няндоме (Волог. обл.) в 1940 г.
Тася - родилась в 1923 г. в деревне Самылково. Умерла в 1931 г. там же.
Галя - родилась в деревне Самылково в 1929 г. Живет в Череповце.
Альберт - родился в Вологде в 1932 г. Умер, но пережил брата Николая.
Борис - родился в поселке Емецк в 1937 г. Судьба его неизвестна.
Несколько детей Михаила Адриановича и Александры Михайловны Рубцовых умерли во младенчестве: в том числе вторая Надя - родилась в 1941 г. в Вологде. Умерла в том же году.