Опера Глюка в Большом зале Консерватории
"Орфей и Эвридика" Глюка принадлежит к тем бесспорным шедеврам, о которых знает буквально каждый. Однако знакомством с его музыкой могут похвастать уже гораздо меньшее количество человек. На слуху ария "Потерял я Эвридику" и проникновенная мелодия для флейты, бытующая уже почти независимо от целого. Остальное - удел не столь уж многочисленных звукозаписей. В Европе, заново открывшей для себя старинную музыку в последние десятилетия XX века, выбор "Орфея и Эвридики" для концертного исполнения может показаться тривиальным. Для России это все еще редкость.
Тем не менее продюсерский центр "Классика вива", организовавший концерт, сумел найти основные силы для адекватного воплощения замысла, можно сказать, у себя дома. Камерный хор Московской консерватории под управлением Бориса Тевлина принадлежит к числу коллективов, умеющих исполнять музыку разных стилей и эпох. Оркестр "Pratum Integrum" (художественный руководитель Павел Сербин) также родился в недрах Московской консерватории. Его музыканты играют на исторических инструментах, частью подлинных, частью точно воспроизводящих оригиналы XVIII-XIX веков.
Именно оркестру принадлежит решающий вклад в успех проекта. Чуть приглушенное, как будто "засурдиненное" звучание старинных инструментов, менее звучных, чем их современные аналоги, определило эстетику исполнения. Интенсивность переживания взамен громкости, точность интонации не в ущерб свободе музицирования - эти лучшие черты аутентичной манеры оказались вполне достижимыми для отечественных музыкантов.
В опере Глюка, помимо хора, всего три действующих лица: Орфей (в редакции Гектора Берлиоза, избранной для исполнения, эту партию поет меццо-сопрано), Эвридика и Амур (два сопрано). На эти вакансии были приглашены три зарубежные исполнительницы, специализирующиеся на музыке XVIII века. Об их уровне говорит хотя бы тот факт, что Анна Бонитатибус (Орфей) и Дебора Йорк (Амур) не далее как минувшим летом участвовали в постановке "Орфея и Эвридики" на Мюнхенском оперном фестивале. Они так же, как и Лидия Тойшер (Эвридика), принадлежат к числу подлинных специалистов в своей области.
Организаторы концерта, выбрав качество в ущерб рекламным возможностям, не стали искать стареющую знаменитость и пригласили активно действующих исполнительниц, пусть не слишком известных в России. Не обманув доверие публики на этот раз, они получили больше, чем просто сбор от продажи, - доверие в дальнейшем. Заинтересованное внимание зала и овация в конце концерта говорят о том, что у идеи концертных исполнений опер с привлечением первоклассных голосов есть будущее.
Аплодисменты по ходу действия - оперная традиция, непривычная в филармонических стенах. Часто привычка не нарушать тишину между частями произведения останавливает публику от бурных проявлений восторга. На этот раз деваться было некуда, и уже в финале первого действия зал заглушил звук оркестра. Виртуозно проведенная Анной Бонитатибус сцена включала в себя виртуозные трели и глиссандо, быстрые пассажи, динамические контрасты. В этот момент вспомнилась Чечилия Бартоли, освободившая меццо-сопрано следующего за ней поколения от комплекса золушек. Бонитатибус принадлежит к генерации "постбартолиевских" певиц, полагающих эмоциональный напор непременной составляющей старинной музыки.
Лидия Тойшер, певшая Эвридику, принадлежит к более традиционной артистической манере. Ее чистое светлое сопрано рисовало образ более статический. Мягкость тембра ее голоса была выгодно оттенена звонкими нотами Деборы Йорк, запомнившейся несмотря на скромное место ее персонажа в сюжете.
При всем несходстве трех голосов Бонитатибус, Тойшер и Йорк составили отлично подобранный ансамбль. На самом деле ансамбль был гораздо шире - в него на равных вошел хор (превосходны были фурии, преграждающие дорогу Орфею) и оркестр. Теодор Курентзис - дирижер безусловно большого дара внушения. Он уже демонстрировал Москве свое умение создать целостное произведение из разнородных компонентов, когда знаменитая англичанка Эмма Керкби в "Дидоне и Энее" была стилистически равна молодым певцам из Новосибирска. "Орфей" Глюка получился еще более гармоничным и притягательным. Дистанция между нами и оперой XVIII века оказалась гораздо меньшей, чем это представлялось каких-то пять-семь лет назад.