В Саратове слушается дело о защите чести и достоинства. Местное отделение "Единой России" судится с газетой "Саратовский репортер". В ее январском номере было напечатано: "Единая Россия" в Саратове - это партия карьеристов, лизоблюдов и приспособленцев". Сколь такая характеристика справедлива по существу - не в суде разбираться. Суд сосредоточился лишь на том, что входит в его компетенцию: является ли приведенное печатное высказывание оскорбительным? Языковеды провели лингвистический анализ публикации и разошлись во мнениях. Эксперты со стороны истца усмотрели в ней прямое оскорбление. Эксперты со стороны ответчика пришли к выводу, что "исследованный текст не содержит в себе сведений, порочащих репутацию истца", а оспариваемая фраза "несет в себе негативную оценку, выраженную нормативными языковыми средствами, и поэтому не может рассматриваться как оскорбление".
Процесс продолжается. Саратовские партийцы требуют опровержения. А в качестве компенсации морального вреда намерены взыскать с редакции 500 тысяч рублей. Впрочем, истцы готовы отказаться от материальных претензий. При одном условии - если "Саратовский репортер" обязуется до конца года не публиковать о деятельности названной парторганизации критических материалов.
Эта тяжба сама по себе ничего необычного не представляет. С юридической точки зрения - дело рутинное. Взыскивать за ущерб, нанесенный деловой репутации, право имеет и партия. Любая. Но тут есть одно не вполне тривиальное обстоятельство: "Единая Россия" - партия власти. Поэтому категорический императив: "В оставшиеся полгода о нас - либо ничего, либо только хорошее" - не кажется лишь досадным казусом. Особенно в свете грядущих поправок в Закон "О противодействии экстремистской деятельности". Предлагается расширить понятие "экстремистская деятельность". В частности, считать таковой еще и "публичную клевету в отношении лиц, замещающих государственную должность РФ или субъекта РФ".
ЕСЛИ эти поправки пройдут, к экстремистам нетрудно будет причислить любых критиков власти. А также и прессу - за "публичные выступления, которые побуждают к осуществлению или допускают осуществление экстремистской деятельности". Ведь "публичным выступлением" экстремистского толка при желании можно признать газетную статью... ну, например, прогнозирующую массовые выступления против повышения тарифов ЖКХ.
Однако пресса и без того постоянно чувствует на себе суровый взгляд закона. Центр экстремальной журналистики на днях призвал изъять из Уголовного кодекса некоторые статьи или отказаться от их применения: "Нельзя называть людей преступниками за слова. Для этого существует гражданское законодательство - демократическая процедура выяснения вины журналиста за искажение фактов. И тем более недопустимо сажать журналистов в тюрьму".
По данным Центра экстремальной журналистики, против репортеров ежегодно возбуждается 40-50 уголовных дел. Донесений с фронта судебной борьбы не против представителей прессы, а в их защиту куда как меньше.
Эта форма расправы с журналистами - через уголовное преследование за клевету - становится все более популярной. Элементарная месть за публикацию камуфлируется судебным разбирательством. Расчет тех, кто осваивает новые технологии давления на журналистов, вполне понятен. После пары вызовов в суд у автора возникает естественное желание избежать третьей повестки.
По обвинению в клевете в Москве едва не отправили за решетку корреспондента журнала "Компьютерра" Дмитрия Коровина, разоблачившего компьютерных пиратов. В Рязани отдали под суд журналиста Михаила Комарова за то, что героя своей статьи назвал олигархом. За подписание номера с "клеветнической" статьей едва не схлопотал тюремный срок Максим Глазунов, заместитель главного редактора популярной в Красноярске "Сегодняшней газеты". По подозрению в присвоении 2,9 млн. рублей в Калининграде требовали привлечь к уголовной ответственности руководство медиахолдинга "НТРК "Каскад": кто-то просто намеревался взять этот медиахолдинг под контроль.
Прежде такого не было. Я имею в виду конец 80-х - начало 90-х. В ту пору авторитет прессы в обществе и доверие к ней были чрезвычайно высоки. Попробовал бы кто-нибудь предъявить автору газетной статьи или телесюжета обвинение в клевете с вытекающими отсюда тюремными последствиями - шум поднялся бы до небес. Потому-то и правоохранительные органы не поощряли "кровожадность". Тем, кто считал себя оскорбленным, прокуроры и следователи рекомендовали защищать свои честь и достоинство путем подачи гражданского иска. Так в конце концов легче получить сатисфакцию: любые ложные сведения, коли суд их признает таковыми, подлежат опровержению. В гражданском процессе у истца немало шансов, а в уголовном - практически никаких. Чтобы осудить за клевету, надо доказать, что виновный заведомо сознавал ложность распространяемых им сведений, имел преступный умысел, злонамеренно пытался опорочить. Должны быть установлены и мотивы - месть, зависть, ревность и т.п. Все это малодоказуемо. К тому же гражданин не может нести уголовную ответственность, если сведения, которые он считал правдивыми, оказались ложными. Словом, подобные дела были почти безнадежными, обвинительные приговоры по ним выносились в редчайших случаях. А чтоб за клевету дали срок журналисту - это было вообще немыслимо.
Теперь же суды охотно принимают такие дела к рассмотрению и бестрепетно выносят вердикт: виновен.
ЕСЛИ так пойдет дальше, в стране утвердится невиданный ни в советские, ни в постперестроечные времена вид цензуры. Это будет цензура судебная. И сопутствующая ей самоцензура, потому что кому же захочется рисковать свободой "ради нескольких строчек в газете". Три года тюрьмы (таков максимальный срок за клевету) - лучшая профилактика острых, принципиальных публикаций, верный залог журналистской беззубости.
Но тут я уже слышу: "А вам не приходило в голову, что заказные дела против журналистов - это адекватный ответ на их заказные статьи? Вы играете без правил и при этом требуете, чтобы с вами играли по правилам. Так не получится". Отчасти согласен. То, что чиновник, мстя журналисту, может оказать давление на правоохранительные органы, а бизнесмен с той же целью способен подкупить следователя или судью, вполне очевидно. Но с тем, что это адекватный ответ на газетную заказуху, я бы все же поспорил. Тюрьма (причем наша, российская) - это уж слишком. Во всем мире практикуется иной способ наказания информационных киллеров - денежный штраф. И нередко такого размера, что оболганная фирма или частное лицо могут разорить редакцию. Довести до сумы (а не до тюрьмы, что в условиях западной пенитенциарной системы, возможно, было бы гуманнее) всякого клеветника с пером, микрофоном или телекамерой.
ЕСЛИ мы и тут хотим приблизиться к европейским стандартам, уголовное наказание за публикацию ложных сведений следует заменить денежным взысканием, отражающим меру ущерба, нанесенного чести и достоинству или деловой репутации. Иначе журналистам, еще не потерявшим вкус к честной работе, придется выбирать между свободой слова и просто свободой. И каков будет выбор, я предсказать не берусь.