Когда 6 апреля пришла весть о том, что в Колумбии, в Боготе, от инфаркта скончался Давид Боровский, в голове все время вертелось: "Комиссаржевская умерла в Ташкенте от оспы". Есть судьба в этом нелепо-случайном: "В Ташкенте от оспы". Есть судьба в этом странно-закономерном: "В Колумбии от инфаркта". Он полетел туда на открытие своей первой в жизни персональной выставки, а закончилась она смертью. В России же у него, "царя Давида", "Давида-строителя", давно признанного театральными художниками первым среди них, - персональной выставки никогда не было.
Последним спектаклем Боровского стал "Король Лир" в МДТ. Он выстроил для спектакля Льва Додина пустующий черно-белый Храм классической трагедии, где современность наполнена лачужками. Убогие ряды тесных грязных времянок загромождают в финале то, что было общим пустым пространством. В каждой индивидуальной трагедии - свой закуток, но все - "бомжи" на этой земле, без определенного места проживания: и Лир, и Глостер, и их дети. Отдавший тридцать лет Театру на Таганке, строитель его славы, сам Боровский был в последние годы изгнан из своего "королевства" и не имел определенного "места жительства", хотя много работал в России и в мире (в МДТ впервые выставлены его оперные эскизы для крупнейших театров Европы). И вот теперь не Таганка, о чем с горечью говорил на открытии выставки Эдуард Кочергин, а МДТ собрал друзей на небольшую выставку.
Макеты, костюмы... На мониторе - живой Боровский на выпуске "Короля Лира" этой весной и крупнейшие российские театральные художники в фойе театра. Кочергин сказал потрясающую вещь: оказывается, ни одна работа Боровского не подписана. Он, великий, не считал себя рисовальщиком, отдавал себя театру как мыслитель (и в этом знал себе цену). Но, прекрасный художник, он не считал себя таковым. "У него были проблемы с выставочной стеной, он комплексовал", - сказал Кочергин. То есть проблема с экспозициями, выставками. Может быть, потому и не собирал их? "С уходом Боровского наш театр потерял свою совесть". Звучит объемно, не так ли?
Лев Додин говорил, что лучше любого режиссера Боровский чувствовал актерскую фальшь - он ловил ее через движение, через форму. А Сергей Бархин сказал о том, как, в сущности, похож был Боровский на Марлона Брандо. Когда-то молодой Высоцкий придумал на Таганке два определения - "экзюперизм" (это нечто сладко-романтическое) и "марлонство" (настоящее мужественное искусство). Боровский был представителем настоящего "марлонства": стоит вспомнить его "Гамлета", "А зори здесь тихие", "Высоцкого": доски, становящиеся жизнью, пустоту - пустоту космоса. Теперь со стен МДТ глядят замечательные эскизы, и никаких "проблем со стеной". Давид Львович Боровский наверняка был спокоен, наблюдая из мира иного свою первую выставку на Родине. Его большой портрет, подвешенный высоко-высоко, фиксировал строгое присутствие Мастера среди нас.