Кажется, что сейчас они расскажут и споют необычайную по силе и напряжению историю о своей черной земле, а за ней мы узнаем другие черные земли, и образ вырастет до вселенского мифа. Но вскоре дух отпускает.
Они и в самом деле рассказывают много совершенно удивительных историй на протяжении почти двух часов без антракта, добавляя все больше и больше мрачных красок. В этой черной венгерской земле с каждым годом все больше самоубийц и абортов, самосожженцев и параноиков-политиков, проворовавшихся мэров, бегущих от правосудия, и врачей-убийц, с легкостью оперирующих на мозге без всякой надобности.
А еще в центре их черной земли стоит огромное яйцо - памятник Евросоюзу, в который вступила Венгрия совсем недавно. Правила объединенной Европы добавили своих черных красок в общую палитру - и вот артисты Шиллинга поют и рассказывают длинную историю про нелепые выборы в Европарламент с их бюрократической казуистикой. А потом - про судебный иск по отношению к тяжелоатлету, отказавшемуся предоставить нужное количество своей урины для тест-контроля: и вот стоит голый тяжеловес на столе, а со всех сторон его по-английски и по-немецки просят то поднять руки, то прекратить разговаривать. Нежная европеянка стыдливо держит у его пениса баночку в ожидании капель, а их все нет и нет, и разъяренный инспектор комиссии вопит на бедного парня как в концлагере.
"Черная земля" Арпада Шиллинга и впрямь расширяется до всемирной - и вот уже агрессивная леди по-американски деловито теребит пенисы трех мужчин со спущенными штанами, прижимает их розовую плоть к глазку видеокамеры, чтобы создать на экране впечатляющую видеоинсталляцию. Немыслимая история про агрессоршу и ее послушных жертв длится очень долго, они тычут друг друга в то, что пониже спины, и, наконец, исчезают со сцены, а мы узнаем, что в 2002 году президент США Джордж Буш был переизбран на второй срок.
В спектакле Шиллинга так устроены все скетчи-сценки - пластические этюды, вокальные медитации прерываются сигналом SMS-сообщения, и на экранах возникает текст об очередной социальной язве. Яркие до плакатности, они кажутся новым воплощением политического театра 60-х годов, или брехтовской эпической драмы. Только без гнева и ярости.
Впрочем, этого в вину Шиллингу поставить нельзя - он отлично себя обезопасил, поступив по лучшим правилам концептуального искусства, объясняющего самое себя. В финале он вывел артиста, который по-немецки (видимо, для того, чтобы лучше поняли в Евросоюзе) рассказал обо всем, чем этот спектакль не является. Речь его мало чем отличается от моей. Она выглядит примерно так: "Брехтовским принципом остранения здесь и не пахнет, хотя вам может так показаться. Тема политического насилия, грубой манипуляции представлена в этой театральной конструкции как насилие сексуальное, как опороченное, асексуальное и отвратительное тело, утратившее свое естественное предназначение. А если вы подумаете, что всеобщая "обнаженка" и исключительная по насыщенности матерная речь возникли в спектакле только ради эпатажа, то будете не правы. Здесь не пахнет и эпатажем. Это удовлетворение собственных амбиций - не более того. Вернее - совсем не то".
Спектакль Шиллинга в какой-то момент напомнил мне одно из первых и самых ярких театральных сочинений Кристофа Марталлера в берлинском "Фольксбюне" 1993 года - "Убей европейца, пристукни, прихлопни его!" Блестящая музыкальная пародия на общество с отравленной фальшью политической системой, с опустошенными смыслами, с лживой моралью и патриотической демагогией. При всей блистательности формы спектакль Марталлера был наполнен энергией мощного социального и художественного смысла. Для Арпада Шиллинга десятилетие спустя сама потребность в смысле кажется ненужным придатком - вроде тех бесконечных пенисов, которыми "инсталлировано" его сочинение. А "осмысленная" речь премьер-министра выглядит как десятиминутный каскад отрыжек и междометий.
Венгерский режиссер и его спектакль Blackland не виноваты в том, что им пришлось открывать амбициозный российский проект под названием "Территория". В таком контексте он оказался обреченным на роль манифеста современного искусства. А на такую роль он, увы, не тянет. В нем недостает динамичного, пульсирующего смыслами образа как основы любой театральной конструкции. Вне образа спектакль остается нудным набором вызывающе смелых... эстрадных скетчей на актуальные политические и социальные сюжеты. Но об этом не знала публика "Территории", собравшаяся в зале "Новой оперы". Она восхищенно внимала образу современного искусства в лице венгерского театра Kretakor.