Поделиться
"Представителям нашего посольства удалось договориться с губернатором провинции Красное море о продолжении поисковых усилий", - сказал дипломат.
Самая громкая и печальная трагедия закончившихся на этой неделе каникул - пропажа в Египте группы дайверов при Эльфинстоуне. У не найденной в Эльфинстоуне инструктора по дайвингу Елены Сундуковой в Живом журнале (онлайновом дневнике в Интернете) осталась запись под названием "будущее". В ней планы - первый: "2-9 января - дайвинг в Египте..."
Дайвинг в Египте - это не причуды богатых людей с непривычными до инопланетности нравами в ставшем нарицательным Куршевеле, но отдых милого сердцам экономистов, политиков и социальных аналитиков российского "среднего класса", откладывающего на него деньги с каждой зарплаты. По оценкам социологов, к похожим видам зарубежного отдыха уже сейчас прибегают 5-7 процентов россиян, и, по их же оценкам, эта доля может вырасти скачкообразно. Целый социальный сектор может оказаться в условиях риска, по поводу которых сегодня основная реакция - развести руками. Защита человека государством за пределами своей Родины - в начале XXI века - это своеобразный тест для него на цивилизованность, гражданственность и милосердность. Уже сегодня невооруженным глазом видны безобразные промахи во время поиска пропавших ныряльщиков.
Какая государственная реакция нужна в таких случаях? Какова должна быть технология ответственной помощи?
Владислав Лукьянченко, спасшийся дайвер:
- Задача консула - защищать интересы наших граждан за рубежом. Конечно, мы ждали от него более решительных действий. Я видел, какое участие принимал голландский консул в спасательных работах, голландцы очень старались помочь. Например, выпустили официальное сообщение о том, что посольство Нидерландов в Каире обратилось к Египту с требованием продолжать поиски, а все расходы Нидерланды берут на себя. С нашей стороны подобного не было.
Иван Климов, социолог:
- Когда появилась информация, что люди живы и их можно спасти, нужно было разворачивать широкомасштабную спасательную операцию. Срочно нужен был высококачественный переводчик, чтобы обговорить маршруты и зоны поиска, консульство могло бы в этом помочь. Необходим был серьезный контроль, чтобы выяснить, гоняют ли поисковики вертолет просто так или летают там, где нужно.
Вторая претензия - со стороны консульских служб не прозвучало заявления о недопустимости промедления в поисках, а оно было крайне важно.
Организация поисковой операции стала возможной, когда голландцы сказали: берем расходы на себя. А с нашей стороны такого заявления не было. Деньги находили друзья, знакомые, дайверское сообщество. Пусть у консульских служб нет бюджета на такие расходы, но на уровне гарантий можно было бы поучаствовать.
Голландский консул непосредственно участвовал в организации поисков пропавших, а наши консульские работники подчеркивали, что у них нет претензий к организаторам поисков.
Оправдывающие обстоятельства тоже могут быть, и я бы с этим смирился, если бы у меня не было личного опыта в подобном случае: в апреле прошлого года во время взрыва в Дахабе у меня пострадала жена. У меня сложилось впечатление, что попытка изобразить деятельность для наших консульских работников заменяет саму эту деятельность.
Должна быть выработана технология эффективной помощи консульских служб россиянам, оказавшимся в трагических обстоятельствах за рубежом. Их реактивность и ответственность должна быть повышена.
Трагедии, подобные Эльфинстоуну, не должны выглядеть как казус с экстремалами.
Ольга Фейгина, пострадавшая при взрыве в Дахабе:
- После взрыва нас отвезли в госпиталь в Дахабе, а потом переправили в Шарм-эль-Шейх. Мой телефон остался на месте взрыва. Когда муж позвонил, трубку взял араб, который повторял "бомба, бомба" и плакал. Потом кто-то другой пояснил, что не знает, чей это телефон: здесь был взрыв, вокруг трупы. Через ЖЖ и знакомых муж, найдя арабоговорящих, выяснил, что я в Шарм-эль-Шейхе, позвонил в консульство, рассказал про меня и оставил свои координаты, из консульства ему никто не позвонил. Я час или два провалялась в госпитале, потом появился работник консульства, дал мне позвонить в Россию со своего мобильного, немного посидел, потом оставил телефон, сказав, что по нему надо рассказать, что произошло, - то ли властям, то ли полиции. Но это оказался телефон журналистов.
Я уехала по купленному до трагедии билету, а консул сказал в интервью: "Мы делаем все, чтобы вывезти нашу гражданку на родину".
В Москве выяснилось, что у меня очень серьезные проблемы со слухом, мне говорили, что если не вмешаться, я оглохну, а в больницу не клали, потому что на носу были первомайские праздники. Я смогла обратиться только в коммерческое медучреждение, и мое лечение на очень круглую сумму оплатил мой работодатель. Но я видела, как помогали пострадавшим консулы других стран.
Ранее об этом: Акулы доходнее пирамид