29.01.2007 02:00
    Поделиться

    Баритон Василий Герелло: Я хочу увидеть глаза живых людей, а не снобов

    Но фактом остается то, что в Большом зале Консерватории случится эксклюзивное событие: "Лючию ди Ламмермур" исполнят, причем в блестящем составе, который подобрал для москвичей продюсер Михаил Фихтенгольц. Это Лора Клейкомб, Василий Герелло, Джозеф Каллейя, Паульс Путнинс, дирижер Патрик Саммерс и Российский национальный оркестр. С баритоном Василием Герелло, солистом Мариинского театра, а также театров Ковент-Гарден, Ла Скала, Метрополитен, Венской оперы и многих других, певцом, голос которого критика не поскупилась назвать "совершенством", встретилась обозреватель "Российской газеты":

    Российская газета | На московскую "Лючию ди Ламмермур" солисты слетелись из разных театров мира. Чем привлекают певцов такие проекты?

    Василий Герелло | Концертное исполнение оперы ставит певцов в особые условия. В театральном спектакле мы всегда, если что-то не получается, можем "спрятаться" за декорации, за актерский образ. Здесь же остаемся один на один с композитором и с собственным голосом. Это как "чистилище" для певца. В Петербурге концертную оперу популяризировал Валерий Гергиев с артистами Мариинского театра. И я рад, что в Москве появились такие проекты и свой продюсер, способный собирать на один вечер певцов уровня Лоры Клейкомб или тенора Джозефа Каллейи.

    РГ | Какие неожиданности ждут публику, кроме того, что многие услышат "Лючию" впервые?

    Герелло | Дирижер открыл в партитуре все купюры, которые ни в одном театре не открывают. Так что москвичи услышат полный вариант Доницетти.

    РГ | Вас нечасто можно услышать не только в Москве, но и в Мариинском. Какие реальные связи вы поддерживаете со своим театром?

    Герелло | К сожалению, я редко пою здесь, но Мариинский театр считаю родным домом. Я приезжаю на "Белые ночи", в свои спектакли "Макбет", "Бал-маскарад", "Дон Карлос", "Силу судьбы", "Травиату". Я прилетаю буквально на день. Мы берем пример с маэстро Гергиева, который всегда говорит: "Два дня - это ничего, надо сутки воспринимать так, будто в них 48 часов".

    РГ | Как вообще Мариинский театр поддерживает свой дух, если маэстро почти всегда находится за рубежом, а солисты делают карьеру в других театрах мира?

    Герелло | Возможно, такое впечатление и создается, но Гергиев всегда успевает быть в театре. Мне иногда кажется, что он вообще не покидает театр: когда бы я ни прилетел, он на месте. Он смог поставить дело так, что наши артисты и живут неплохо, и имеют возможность петь, где хотят. Мы собираемся вместе: сейчас у нас начинаются гастроли в Вашингтоне, где я буду петь в "Фальстафе". А в марте мы повезем "Фальстафа" на десять дней в Тель-Авив.

    РГ | И все-таки со своими мариинскими коллегами вы чаще сталкиваетесь на западной сцене?

    Герелло | Не так часто. Мы работали вместе с Анной Нетребко, с Владимиром Галузиным. Вообще, из российских певцов, уехавших на Запад, только единицы поют в хороших театрах. Остальные оккупировали маленькие театры Германии за зарплату в 5000 евро.

    РГ | А в Ковент-Гарден, где собрались сейчас четыре русских баритона: Герелло, Дмитрий Хворостовский, Сергей Лейферкус, Владимир Чернов, как делите территорию?

    Герелло | Бог дал нам голос, поэтому делить нам нечего. Я вообще не воспринимаю соревнование с кем-то, я нахожусь в состоянии конкурса с самим собой. Каждый день, на каждом спектакле.

    РГ | Обычно певцы участвуют в конкурсах для того, чтобы их заметили импресарио.

    Герелло | У меня не было в этом необходимости. Я еще студентом консерватории попал в Мариинский театр и пел в "Дон Карлосе". На спектакле меня заметил агент из Лондона и отправил в Амстердам на постановку "Севильского цирюльника". Ставил не кто-нибудь, а Дарио Фо, известнейший итальянский режиссер, лауреат Нобелевской премии. Я два месяца работал с дирижером Альберто Дзеддой и с Дарио Фо над каждой нотой, над каждым движением. Они мне сделали такую роль Фигаро, что я мог Каватину петь и лежа, и на осле, и жонглировать при этом. И все это было легко и хотелось петь восемь часов подряд. Смысл режиссуры не в том, чтобы Фигаро вышел в обличие бен Ладена, в чалме и с пистолетами, как это было у меня в Париже, а в умении чувствовать органику оперы и певца.

    РГ | Это главный конфликт, который разворачивается сегодня в оперном театре.

    Герелло | Да, сейчас не важно, есть ли голос у певца, потому что в спектакле должен самовыразиться режиссер. В оперу хлынули постановщики из кино, из драмы, которые не знают, где находится нота "до", не понимают, как звучат эти точечки на линейках, какая специфика у вокалиста. Певец не может петь, задрав ногу и заломив руку. Часто это превращается в издевательство над композитором, и появляются спектакли, подобные "Трубадуру" в Гамбурге, где действие начиналось в морге среди покойников, или мюнхенской "Пиковой даме", где Пласидо Доминго в роли Германна изображал железнодорожного проводника, а мой Елецкий выходил вдрабадан пьяный с бутылкой виски и приставал к Лизе: "Ты печальна, дорогая?" На сцене разворачивалась оргия. Так видеть классику - это дегенерация.

    РГ | Что же артисты не протестуют?

    Герелло | Протестуют иногда. И мне приходилось рвать контракты.

    В этом смысле лучшие по отношению к классике театры - Метрополитен, Ковент-Гарден и Мариинский. У нас, конечно, всякое бывает, но Гергиев ищет режиссера. Их нет.

    РГ | Cреди ваших личных предпочтений - украинская народная песня. Пропагандируете ее на Западе?

    Герелло | Я записал диск с украинскими песнями, в Америке он просто нарасхват. Сейчас записываю диск "Городской романс" с оркестром народных инструментов. У меня ностальгия по всему этому: "Глядя на луч пурпурного заката" или "Только раз бывают в жизни встречи"! Это и есть душа. Надеюсь еще спеть с хором в церкви на Пасху.

    РГ | Может, примите участие и в Пасхальном фестивале, выступите в каком-нибудь городе России?

    Герелло | Я вам сейчас скажу главное: у меня есть мечта - бросить на год все свои контракты и поехать по России - спеть бесплатно во всех городах от Москвы до Владивостока. Я серьезно говорю: денег мне не надо. Я хочу увидеть глаза живых людей, а не снобов. Я хочу петь для них.

    Поделиться