Российская газета | Недавно завершились горячие споры о поправках в Закон "О науке и государственной научно-технической политике", и он наконец принят в варианте, который разделил научное сообщество на тех, кто с ним согласен, и тех, кто видит в нем много принципиальных недостатков. А на очереди, как я понимаю, новое испытание для отечественной науки. В чем его суть?
Валерий Козлов | Если в двух словах, то академическая наука может попасть под каток приватизации, со всеми вытекающими последствиями. Что имеется в виду? Еще в 1993 году президент России издал указ, что ряд объектов и, в частности, весь академический сектор науки не может быть приватизирован. В значительной степени благодаря этому документу в период, когда в стране царила стихия приватизации, Российской академии наук удалось сохраниться в полном объеме. Хотя каждый год, когда правительством утверждается план будущей приватизации, все академические ГУПы пытаются внести в список предприятий, подлежащих акционированию. Пока удавалось отбиваться.
И вот только что из аппарата правительства к нам поступил подготовленный в министерстве экономического развития и торговли проект документа, который фактически открывает "зеленую улицу" приватизации академической науки. Здесь я бы хотел обратить внимание, что прецедент уже есть, правда, не в Российской академии наук. Как вы знаете, создано медицинское агентство высоких технологий, куда из Академии медицинских наук, причем без ее согласия, будут переведены, если уже не переводятся, некоторые научные организации. Это опасный прецедент, поскольку это прямо противоречит закону о науке.
РГ | Какова же логика чиновников? Может, они не ведают, что творят?
Козлов | По всей видимости, ряд руководителей самого высокого ранга считают, что государство "кормит" слишком много науки. В свое время под лозунгом: "Рынок все расставит по своим местам", оно отправило в свободное плавание отраслевую науку, и сейчас чиновники удивляются, почему в стране с таким высоким научным потенциалом не идет инновационный процесс, почему разработки ученых недоходят до промышленности. Надо "благодарить" тех, кто превратно толковал законы рынка, считая, что он заставит промышленность гоняться за передовыми разработками.
Казалось, что эта ошибка осознана, наивные представления о могуществе рынка больше не застилают глаза нашим реформаторам. Но нет. Теперь у них руки дошли до фундаментальной науки. И ее хотят заставить жить по законам рынка.
РГ | Все это странно, ведь во всех документах о развитии российской науки сказано, что фундаментальные исследования являются приоритетом государства. Вам не кажется, что одно противоречит другому?
Козлов | Вряд ли стоит этому удивляться, у нас немало законов, которые не стыкуются. У каждого чиновника своя логика, своя задача. У тех, кто составляет планы приватизации цель - выручить от продажи объектов как можно больше денег. За это они ежегодно отчитываются. Наука для них ничем не отличается от заводов или фабрик. Так почему бы и ее не заставить играть по тем же правилам: отправить на рынок, где сильные выживут, а слабые загнутся. Туда им и дорога.
Но тогда так прямо и говорите: пока есть нефть и газ, можно не думать о таких "мелочах", как фундаментальная наука. Надо только следить за конъюнктурой цен на сырье. Конечно, это близорукая политика. Ведь все нефтяные и газовые месторождения в нашей стране сначала были предсказаны и разведаны учеными Академии наук. Об этом как-то сейчас забывают.
Но речь не только о нефти и газе. Речь идет о более существенных вопросах. Еще раз хочу подчеркнуть: если ситуация будет развиваться по предлагаемому сценарию и начнется приватизация академической науки, то совсем скоро мы не то что не сможем вести на высоком уровне научные исследования, мы перестанем понимать, что происходит в мировой науке.
Кстати, минобрнауки и минфин высказались против предложения минэкономразвития о снятии запрета на приватизацию объектов академического сектора науки.
РГ | Помню, как вы на общем собрании РАН сказали, что в академии есть институты, сотрудники которых в общей сложности за десять лет публикуют чуть ли ни одну научную статью. Может, такие институты в самом деле надо приватизировать? Зачем государству их кормить? А может, пригласить авторитетных международных экспертов, пусть они выставят рейтинги нашим институтам? И тогда действительно выяснится, что кого-то следует отправить в свободное плавание.
Козлов | Сегодня ничто не мешает решить вопрос о выводе какого-либо института из состава РАН. Для этого есть все механизмы, и вовсе не требуется на законодательном уровне снимать запрет на приватизацию всего академического сектора. Мы согласны, что его надо модернизировать, что ряд наших институтов, которые ведут исследования сугубо отраслевого или регионального характера, можно передать на эти уровни.
Но принципиально важно, чтобы все эти вопросы решали сами ученые, нельзя выкручивать им руки, тем более с помощью законодательства.
Понимаете, фундаментальная наука создается десятилетиями, это очень тонкий и сложный организм. И тот, кто думает, что может запросто им рулить, глубоко ошибается. А ведь именно на это и направлено снятие запрета на приватизацию.
Ведь, получив в руки такой инструмент, чиновники уже могут, не согласовывая с Академией наук, по собственному усмотрению выставлять объекты на приватизацию и действовать по обкатанной схеме. А мнение научного сообщества можно и не принимать во внимание. Иными словами, в кабинетах составят списки на акционирование, а вы, ученые, отбивайтесь, доказывайте, свою правоту. Если сможете.
РГ | В свое время уже предлагалось сократить государственный сектор науки, оставив в нем только те институты, которые работают на мировом уровне или имеют важное стратегическое значение. Согласитесь, в этом есть логика?
Козлов | В определенной степени - да. Но кто будет оценивать мировой уровень? Совершенно очевидно, что это могут сделать только сами ученые, а значит, мы вновь и вновь возвращается к самому главному в данной проблеме: а судьи кто?
Что же касается включения ряда академических институтов в перечень стратегических объектов, а это и сейчас предлагается сделать идеологами приватизации академических организаций, то здесь похожая ситуация. Ведь чиновник будет решать, кого внести в этот список.
Приведу здесь такой пример. Понимая, что каждый год ставится вопрос о приватизации некоторых принципиально важных для развития науки наших предприятий, мы просили внести их в список стратегических. Однако согласия не получили.
Вообще я считаю, что если уж подходить к приватизации ответственно, то надо наряду с документом о снятии запрета на приватизацию подготовить указ с перечнем научных организаций и предприятий, которые ей не подлежат. Тогда картина была бы более прозрачной.
РГ | Как проект по снятию запрета на приватизацию академических организаций согласуется с пилотным проектом по модернизации РАН, который стартовал в прошлом году?
Козлов | В том-то и дело, что этот проект как раз и нацелен на то, чтобы обновить структуру академии и выявить лучших, существенно повысив им зарплаты. Уже есть четкие критерии оценок работы как сотрудников, так и коллективов. Завершен первый этап реформы, прошло сокращение семи процентов бюджетных ставок, выросли зарплаты у научных сотрудников. Сейчас переходим ко второму этапу. Думаю, что у ряда институтов, которые работают не вполне эффективно, могут возникнуть проблемы. Но, повторяю, все это внутренняя кухня академии, лучше самих ученых никто не определит, кто есть кто. Любое силовое вмешательство нанесет только вред нашей науке, от которого она может уже никогда не оправиться.
Опасения за судьбу нашей науки недавно высказывал на страницах "РГ" нобелевский лауреат Виталий Гинзбург ("Академикам - не платить", 16.01.2007). Наши ведущие ученые не одиноки в своей тревоге. Приводим мнение одного из читателей.
"Позиция Виталия Гинзбурга вызывает восхищение и уважение. Сейчас разрабатывается Устав РАН. Естественно, возникает вопрос: кто его разрабатывает? Уверен, что подавляющее большинство научных сотрудников академии, не говоря уж о научно-техническом и инженерном персонале, ничего об этом не знают. Раньше считалось, что "человек" в Академии наук начинается с доктора наук. Теперь наблюдается, я бы сказал, засилье академиков. В чем оно выражается? В формировании и получении грантов. Причем, как правило, чем выше звание, тем больше размер и число получаемых грантов. Кроме того, я думаю, что необходимо ограничить срок пребывания на посту директора института РАН. Пожизненное пребывание на посту директора, на мой взгляд, не способствует прогрессу науки, учитывая российские особенности. Считаю, что реформа РАН должна быть радикальной. Необходимо сформировать долговременную программу фундаментальных исследований РАН и обеспечить ее финансирование.
Егоров Цезий Алексеевич, доктор химических наук, профессор