Один сельский учитель сто лет назад писал: "Только что прозвенел звонок. Кончился 5-й урок. Около меня столпились дети. "Мы сегодня будем делать коллекции?" Лица возбуждены, общее оживление. Я выбираю нескольких мальчиков и девочек, пообещавшись в другой раз взять остальных... Сегодня мы приготовим коллекцию ...как постепенно из конопли получают рядна... Так составлялся помалу наш музей... Дети с таким интересом относятся к этой работе, что с удовольствием приходят во всякое свободное время: еле-еле уговоришь их побежать домой поесть перед работой".
Коллекция на методическом языке того времени означала наглядные пособия. Именно они, такие пособия, сделанные совместно учителями и учениками, и составляли основу большинства школьных музеев начала прошлого века. Чем вам не педагогика сотрудничества и проектная деятельность?
Читая записки того учителя, я подумал, что если бы сегодня он спросил про коноплю, вряд ли кто-то вспомнил бы о полотне и масле, большинству ребят в голову пришла бы совершенно другая ассоциация.
Тогда считалось, что всякий предмет может составлять ценность для школьного музея: камень, валяющийся на дороге, коробочка от спичек, старое гнездо птички, шмеля, нарост на дереве, раковина, пуговица, поскольку становится объектом пристального наблюдения и инструментом познания окружающего мира.
В середине восьмидесятых в стране было около пяти тысяч школьных музеев, почти в два с половиной раза больше, чем государственных. Они, как и "взрослые" музеи, строились по отраслевому принципу: исторические, краеведческие, литературные, народного творчества. Хотя посвященных родному краю, землякам и особенно истории школы музеев было отнюдь не большинство.
В начале девяностых новая Россия объявила, что школа должна только учить. Воспитание почти на десятилетие уходит из школы. Постепенно рушится система поисковой работы, экспедиций, праздников и фестивалей. Советской историей перестают гордиться. Переосмысливается все: герои превращаются в лжегероев; стройки и освоение новых пространств видятся как амбиции тоталитарного режима; успехи в космосе как результат гонки вооружений и идеологического противостояния; ученых подозревают, что все свои открытия они украли на Западе. Школьные музеи тоже становятся жертвами новых идеологических веяний. В первую очередь закрываются военно-исторические музеи, потому что они, как писал один исследователь, "теряют актуальность".
Только спустя десять лет стало понятно, что освободившуюся нишу - свято место пусто не бывает - быстро заняли другие воспитатели: подворотня, братва, наркотики, секты.
Стали срочно приниматься комплексные программы воспитательной работы, возрождаться детские организации. В этом ряду и национальный проект поддержки классных руководителей. Но не все погибло. Как сказал один учитель, работа школьного музея держится на одном человеке. Как только этот человек уходит - музей умирает.
Не все, к счастью, ушли.
Сейчас в России, по неофициальным данным, две с половиной тысячи школьных музеев. Точной статистики нет. Ни у кого. Федеральный центр ее не собирает. У энтузиастов - крохи. Хотя надо сказать, что в Москве, которая располагает почти половиной всех школьных музеев страны, их уже более десяти лет как сертифицируют. Если восемь лет назад в столице было 499 музеев, то сейчас в два раза больше - около тысячи. Причем военно-исторические составляют чуть меньше половины из них. Мне очень понравилось, как ребята 312-й школы написали о своем музее Героев-молодогвардейцев. "Сейчас уже почти никто не знает их. А в нашем музее - земля с могилы Ивана Туркенича в Польше, вышивки цветов Любы Шевцовой, самодельные книжки Сергея Левашова, личные вещи, книги, шахматы Георгия Арутюнянца. Мы до сих пор держим связь с Краснодоном, следим, какие материалы появляются о молодогвардейцах. Очень хотим, чтобы, несмотря на то, что роман Фадеева "Молодая гвардия" исключен из школьной программы и по телевизору фильмы о молодогвардейцах больше не показывают, об этих героях помнили, чтобы чтили память всех погибших в годы Великой Отечественной войны. Чтобы люди понимали, как дорого нам досталась победа и то завоеванное счастье, которым мы сейчас пользуемся". Этот музей создала учитель математики Тамара Александровна Кисничан, начав собирать экспонаты в 1957 году. Самый первый экспонат - шахтерская лампочка. Когда ребята из этой школы пятьдесят лет назад впервые съездили в Краснодон, шахтеры им подарили лампочку со словами: "Пусть она освещает вам путь в вашей поисковой работе так, как светит нам в лаве".
...Чтобы летом добраться до Кышика, надо сесть на катер в Ханты-Мансийске, пройти километров двадцать по Иртышу, потом еще километров тридцать по Оби, а затем свернуть в мелкие протоки. Другой дороги сюда нет. Школа в этом поселке расположена в обычном здании, таких тысячи по России, но внутри - свой собственный дух, атмосфера, уклад. Она похожа на теплицу. Куда ни глянь - цветы. Разросшийся плющ затянул полстены. Монстера закрывает огромными листьями почти все окно. Бегонии цветут словно на юге. На окнах - расшитые затейливыми орнаментами занавески. Кажется, что не в классе сидишь, а дома в уютной горнице, где тепло и пахнет домашними пирогами. Школа гордится своим музеем. В витринах - расшитые платья столетней давности, меховые накидки, детские игрушки, рыболовные снасти. В отдельной витрине - стадо оленей, и пастухи вокруг стоят. Я присмотрелся к фигуркам, а это не фигурки вовсе, а косточки какие-то. "Это беличьи черепа, - объяснила мне директор школы. - Охотники приносили домой добытых белок, выделывали шкурки, а детям отдавали косточки играть, из них вот такие стада и получались". Собирали этот музей всем поселком. В нем нет безымянных вещей. Ребята знают, кому они принадлежали, как ими пользовались, что это платье носила прабабка Сережи Михайлова, а в этой люльке качали отца Маши Сидоровой. Это живой музей. Настоящий. Не для гостей или почетных посетителей. В нем проходят уроки истории, географии, родного языка. Сюда по выходным заглядывают взрослые вместе с детьми, чтобы потом погулять еще по одному музею - старому хантыйскому подворью, расположенному рядом со школой.
Сколько ни повторяй детям: любите Родину, они не станут любить ее больше или меньше. Это чувство невозможно измерить в процентах. Хотя некоторые педагоги всерьез пытаются это делать. Мне рассказали о молодой учительнице, которая заявила методисту, что, изучая углубленно события войны 1812 года, она таким образом "повышает процент патриотичности своих учащихся". И тогда методист - человек не без чувства юмора - спросил у нее: а повысился ли уровень патриотичности ребят по сравнению с прошлым годом? Она ответила без заминки: вырос с 47 до 62 процентов. Методист растерялся...
Любовь к Родине незаметна. О ней не кричат на всех углах. Она рождается от щемящего чувства причастности к тому, что происходило до тебя и будет происходить после. От веры, что история твоей школы, твоего города, история нашей страны - твоя личная история. Вот почему так важен настоящий живой школьный музей.