Поделиться
Самое время поговорить о человеке, которого по праву считают отцом-основателем КНР.
В серии "Жизнь замечательных людей", которую ныне продолжает издательство "Молодая гвардия", вышла книга Александра Панцова "Мао Цзэдун".
Даже будучи профессионалом, который кроме пятилетнего изучения языка и истории Поднебесной в институте, одиннадцать лет проработал в Китае как журналист, я нашел в этой книге множество новых для себя фактов, интересных мыслей и обобщений.
Правило двух сроков
Книга Александра Панцова помогает понять, почему значки с профилем председателя Мао носят не только ветераны, почему эти значки и сейчас в моде и у молодежи. Встречаясь с китайцами самого разного возраста, достатка и положения, убеждаешься, что формула "семьдесят на тридцать" - как соотношение заслуг и ошибок Великого кормчего - отражает общее мнение его соотечественников.
Самосуды, которые в годы культурной революции учиняли хунвэйбины, размахивая сборниками цитат Великого кормчего, ныне расцениваются как преступления. Однако общественное мнение миллиардной страны твердо убеждено, что заслуг у Мао Цзэдуна вдвое больше, нежели ошибок. Распространена такая метафора: "Если ружье заржавело, в этом виноват владелец, который вовремя его не почистил. Ошибки Мао - результат порочной системы пожизненного пребывания на руководящих постах". Не случайно следующие лидеры - Дэн Сяопин и Цзян Цзэминь исполняли обязанности главы государства строго по два предусмотренных конституцией пятилетних срока.
До "большого скачка"
Примечательно, что хотя в Пекине прилежно копировали советскую модель, после победы революции культ личности поначалу отсутствовал. Специальным постановлением Политбюро ЦК запретило присваивать имена руководителей партии и государства населенным пунктам, предприятиям или учреждениям, отмечать юбилеи лидеров.
Помню, как 26 декабря 1953 года страна праздновала победу первой пятилетки. При помощи советских специалистов на Аньшаньском металлургическом комбинате вводились в строй крупнейшая доменная печь, рельсобалочный и трубопрокатный цеха. По этому случаю из Москвы прилетел заместитель председателя Совнаркома СССР Тевосян. Он поздравил китайский народ с тем, что столь важное событие совпало с шестидесятилетием председателя Мао Цзэдуна. И сообщил, что советское руководство дарит юбиляру самолет, оснащенный новейшей системой правительственной связи.
Эти слова прозвучали тогда для китайцев как сенсация. О шестидесятилетии главы государства (а именно оно считается на Дальнем Востоке главной вехой в жизни любого человека) в печати не говорилось ни слова. Культ личности в Поднебесной сложился и принял уродливые формы лишь в годы "большого скачка" и "культурной революции".
Прыжок в коммунизм
Я приехал на работу в Китай в марте 1953-го, вскоре после похорон Сталина. Тогда там было аккредитовано лишь 12 иностранных послов и 14 зарубежных журналистов. Поэтому нас приглашали на все государственные банкеты. Буквально в нескольких шагах от нашего стола Мао Цзэдун чокался то с Неру, то с Сукарно, то с Хо Ши Мином, то с Ким Ир Сеном.
Осенью 1956 года Мао Цзэдун зашел в комнату для иностранных журналистов, чтобы пожать мне руку и лично поблагодарить корреспондента "Правды" за освещение работы VIII Съезда Компартии Китая. После этого я как бы оказался причисленным к "касте избранных". Вместо фанзы с земляными полами корпункт переселили в квартиру с центральным отоплением. А для поездки по стране уже не требовалось согласовывать маршрут с отделом печати МИДа.
Однако триумфальный момент моей журналистской биографии совпал с первой трещиной в китайско-советских отношениях. Ведь за несколько месяцев до VIII Съезда КПК прошел XX Съезд КПСС, на котором Хрущев осудил культ личности Сталина. По мнению Мао Цзэдуна, нельзя было выступать с такой резкой критикой, не посоветовавшись с международным коммунистическим движением.
После успешного завершения первой китайской пятилетки, которая осуществлялась на основе советского опыта, Мао прибег к авантюристической тактике "большого скачка" (тогдашний лозунг: "Три года горького труда - десять тысяч лет счастья"). Великий кормчий задумал первым скакнуть в коммунизм. Крестьян заставили не только коллективно трудиться, но и есть из общего котла. Даже во дворе редакции "Жэньминь Жибао", как и повсюду в Китае, кустарным способом варили сталь.
"Прыжок в коммунизм" закончился бедствием для страны. Вину за него попытались свалить на "советский ревизионизм", на стремление Хрущева снизить накал "холодной войны" в пользу мирного сосуществования. Самая драматическая коллизия возникла осенью 1959 года. В сентябре Хрущев должен был совершить поездку по Соединенным Штатам. А к 1 октября прилететь в Пекин на десятилетие КНР.
И вот в самый разгар пресловутых "десяти дней, которые потрясли Америку", китайское руководство неожиданно перенесло начало юбилейных торжеств с 1 октября на 26 сентября. Хрущев оказался перед выбором: либо скомкать свой триумфальный визит в США, либо поручить кому-то другому выступать на китайском юбилее. Он предпочел второе. В результате доклад зачитал Суслов. Хрущев прилетел в Пекин лишь 30 сентября. На другой день демонстранты таки увидели его на трибуне Тяньаньмэнь рядом с Великим кормчим.
После демонстрации Мао пригласил гостя в резиденцию близ столицы. Там Хрущева ждал конфуз. Хозяин встретил его в бассейне и предложил присоединиться. Но беда была в том, что Никита Сергеевич не умел плавать. В своих черных сатиновых трусах до колен он, как и на отдыхе в Пицунде, мог зайти в воду лишь до пояса и несколько раз присесть, дабы окунуться. Можно представить себе, сколь неуклюже выглядел гость на фоне хозяина, легко пересекавшего километровую гладь Янцзы. Хрущев был настолько взбешен, что отменил поездку по Китаю и решил немедленно возвращаться на родину.
Думаю, что причинами размолвки между Пекином и Москвой, которая привела к тридцатилетней конфронтации, были не только идеологические разногласия, проанализированные в книге Панцова, но и личная неприязнь двух лидеров. Это чувство у Хрущева усиливали воспоминания о своей беспомощной фигуре в длинных трусах рядом с самым известным пловцом Поднебесной.
Итак, почему современное поколение китайцев, столь не похожее на своих отцов и дедов, почитает Мао Цзэдуна?
Провозглашая 1 октября 1949 года рождение Китайской Народной Республики, Мао Цзэдун произнес фразу, на которую за рубежом мало кто обратил внимание. Однако для жителей Поднебесной она остается ключевой. Он сказал: "Отныне китайский народ распрямил плечи и поднялся с колен". Именно с фигурой Мао Цзэдуна ассоциируется конец эпохи национального унижения, когда державы Запада превратили Китай в полуколонию.
А формула "семьдесят на тридцать", как соотношение заслуг и ошибок председателя Мао, гораздо продуктивнее навешиванию ярлыков. И тут китайский пример может быть кое в чем поучительным для России.