Прошло два с лишним года с того момента, как Большой театр вступил в реконструкцию. Горожане видят строительные леса, сетки, плотно обтягивающие стены исторического здания.
Что происходит за строительным "занавесом" и как творчески существует Большой театр в этих экстремальных условиях, рассказали вчера на "Деловом завтраке" в "Российской газете" руководители Большого театра - Генеральный директор Анатолий Иксанов и художественный руководитель балетной труппы Алексей Ратманский.
Российская газета: Сегодня все газеты вышли с сообщением о том, что не стало великого хореографа-новатора ХХ века Мориса Бежара. С вашей точки зрения, что получил мировой балет от Бежара и что теперь потерял?
Алексей Ратманский: Конечно же, Морис Бежар в последние 50 лет был одним из главных персонажей в мировом искусстве. Надо сказать, что он сильно повлиял и на развитие современного танца в России. Он привозил свою труппу "Балет XX века"в Советский Союз в конце 70-х, и это было потрясением для всех. Его искусство было чувственным, демократичным, а во всем мире на фоне сексуальной революции 60-х годов вызывало просто бум. До последних лет Бежар был очень активным хореографом. Но можно сказать, что он в меньшей степени сочинитель танцев: он скорее философ, человек театра. Трудно представить, в каком виде сохранится его наследие: труппа "Бежар-Балле-Лозанн" будет, конечно, танцевать его спектакли, но в российских театрах, к сожалению, нет ни одного его балета.
РГ: Реконструкция - стресс для любого коллектива. Как Большой театр переносит нынешнюю ситуацию?
Анатолий Иксанов: Для нас это действительно стресс. Наша главная задача в этот период состоит в том, чтобы сохранить труппу и репертуар. Мы знаем множество отрицательных примеров, включая "Ковент-Гарден", когда во время реконструкции из-за отсутствия здания разваливались целые труппы, артисты разбегались. Позитивным был опыт "Ла Скала", построившей театр Арчимбольди на период реконструкции. Правда, теперь они не знают, что делать с этим зданием, расположенным на отшибе Милана. После долгих прений они решили вообще отказаться от него. Наша ситуация в этом смысле просто уникальна: мы построили Новую сцену Большого театра. Ни в одном музыкальном центре мира нет таких бесподобных условий, когда обе сцены - Новая и Основная - находятся на расстоянии 150 метров друг от друга. И я предвкушаю счастливые годы, когда откроется Основная сцена, и все здания, включая репетиционный комплекс, соединятся подземными переходами. Это будет целый город Большого театра.
На сегодняшнем же этапе именно наличие Новой сцены позволяет нам сохранять труппу и репертуар. Ситуация, конечно, непростая: все переехали из огромного здания и работают буквально на головах друг у друга. Не хватает репетиционных залов, гримерок и прочего. Поэтому я могу только с огромной благодарностью относиться к коллективу, труппе, которые все это понимают.
РГ: Но вам пришлось все-таки сокращать штат театра. Известно, что были и тяжелые человеческие трагедии. Как вы это все воспринимали?
Иксанов: Мы уволили триста человек. Это очень тяжелый психологический процесс: не дай бог никому этим заниматься. Конечно, из Большого театра по собственной воле редко кто уходит. Это была сложная юридическая коллизия, и мы к ней очень тщательно готовились при помощи наших попечителей. В основном сокращения коснулись технического персонала, части артистов оркестра и хора. Мы практически не уволили никого из балетной труппы, потому что в балете объективно процесс ротации происходит очень быстро: танцовщики рано уходят на пенсию - в 38 лет. Могу сказать, что мы все делали для того, чтобы эта тяжелая ситуация прошла с наименьшими потерями. И на сегодняшний день, несмотря ни на что, у нас сохранилась самая большая труппа в мире.
(Полный отчет с "Делового завтрака" читайте в ближайших номерах "РГ".)