09.02.2008 03:00
    Поделиться

    "Электра" Мариинского театра открыла оперную программу "Золотой маски"

    Мариинский театр открыл программу "Золотой маски"

    Спектаклем "Электра" на Новой сцене Большого театра худрук Мариинского театра Валерий Гергиев открыл оперную программу "Золотой маски" - как обычно, в своем режиме времени и в специальном проекте "Премьеры Мариинского театра в Москве". В цикле (февраль-март)представлены оперы-номинанты "Электра" Рихарда Штрауса и "Енуфа" Леоша Яначека и одноактные балеты "Серенада", "Ринг" и номинант "Пробуждение Флоры".

    Оба оперных спектакля Мариинки, представленные в этом сезоне в афише "Маски" - и "Электра", и "Енуфа" - абсолютные новинки для столичной публики. Кто-то, может быть, в состоянии вспомнить полувековой давности постановку "Енуфы" в Большом театре, но на "Электру" не замахивались со времен дореволюционного эксперимента Всеволода Мейерхольда (в той же Мариинке): у штраусовской героини прочная, чисто российская репутация "неисполняемой". И чтобы сегодня исступленная, переизбыточная по сложности музыка "Электры" зазвучала на Национальном театральном фестивале, Мариинской труппе понадобились изнурительные годы шлифовки исполнительского стиля оркестра и певцов на вагнеровском репертуаре, на постановках штраусовских партитур - "Ариадна на Наксосе" и "Саломея".

    О том, как прошла премьера "Электры" в постановке режиссера Джонатана Кента и художника Пола Брауна (номинанты "Золотой маски") на фестивале Валерия Гергиева "Звезды белых ночей", "Российская газета" писала ("РГ" от 29.05.2007). Но на фестивале "Золотая маска" спектакль предстал уже спустя полгода в своей стабильной, набравшей прокатный "вес" музыкально-сценической форме. И, хотя времени на детальный прогон у труппы не было (маэстро прилетел в Москву отдельным маршрутом - из Японии), музыкальный итог "Электры" вышел впечатляющим.

    Начиная от первого аккорда, прозвучавшего в трактовке Гергиева, как удар, расколовший неведомый гигантский массив, звуковая волна штраусовской музыки понеслась с невероятно легкой для громоздкого состава оркестра энергией, стремительно растекаясь по инструментальным группам, подхватывая рваные кричащие реплики героев, охваченных манией мести, затаиваясь в устрашающем глухом рокоте литавр - предвестнике убийств, неожиданно замирая в медитативных прозрачных переливах арф, струнных, деревянных, чтобы подняться волной ликования в танце Электры, доводящем ее до смерти.

    Эта драматургия "по лезвию", сверкающая гранями экзальтированной модерновой чувственности и апокалиптического ужаса конца жизни, - художественный абсолют времени создателей "Электры" Рихарда Штрауса и Гофмансталя, пронизывающий и космогонию Скрябина, и кубистические гротески Пикассо, и эротические фантазмы пациентов Фрейда, и все искусство, форсированное темой декаданса. Гергиев отлично ощущает токи звуковой среды этого времени, трактуя штраусовскую фактуру аналитически, как некий мегатекст, типичный для модерна, где слышен и Малер, и Вагнер, и Шенберг, и Скрябин. Самое сложное, что удалось оркестру, - это изнурительные дистанции кульминаций, длящиеся сотни тактов и уже начинающиеся с таким накалом напряжения, что дальше возможно только обрушение: но оркестр продолжал наслаивать звучность, нигде при этом не перекрывая певцов. Такого рационального звукового баланса на премьерном спектакле "Электры" в Петербурге еще не было.

    В образе самой Электры, жаждущей мести за убитого отца царя Агамемнона в исполнении Ларисы Гоголевской (номинация "За лучшую женскую роль в опере"), появились новые краски: ее микенская царевна стала менее неистова и даже нежна. Трагизм Электры-Гоголевской углубился не маниакальной целью мстить, а несопоставимой с другими способностью ее любить покойника-отца, сестру Хризотемиду, брата Ореста, тем масштабом чувств, который перехлестывает за рамки здравомыслия.

    Партию высочайшей степени трудности певица вытянула от первой до последней ноты, не прикрывая себя оркестром и передавая с абсолютной вокальной свободой все психические эксцессы мрачной агрессии, мизантропии и приливы экзальтированной нежности своей парадоксальной героини. Фатальным концом ее стала свершившаяся месть и непомерная радость, в припадке которой Электра Гоголевской рухнула замертво.

    А впечатляющая симфоническая картина, развернувшаяся в оркестре, прозвучала эпитафией ее экстремальной жизни и победительным концом вековой истории страха российской оперной сцены перед "Электрой".

    Поделиться