Поделиться
В рамках программы "Золотой маски" "Премьеры Александринского театра" в Москве была показана "Чайка" знаменитого польского режиссера Кристиана Люпы.
С чеховскими персонажами в спектакле Александринки он обошелся несколько гуманнее, чем это предписывается русскими национальными театральными традициями: ведь оставить Константина Треплева в живых, как ни трактуй, - большой гражданско-режиссерский поступок.
После спектакля Кристиан Люпа в Центре Мейерхольда рассказал про опасные и безопасные углы в собственном доме и подводные камни в "Чайке". Про диковинную технику внутреннего человеческого пейзажа и школу внутреннего монолога, применимую не только в театре. Про то, что актер должен скрывать в себе, и что обязательно знать; что в теле актеру всегда мешает, а что - помогает. Кем на самом деле является зритель во время представления: четвертой стеной или лесом? И о том, что в конце концов происходит сегодня с мировой душой, которую так тщетно пытался озвучить Костя Треплев.
Треплев: гений
или бездарь?
- Любое наше произведение, особенно принадлежащее перу молодого автора, несет в себе и гениальность, и бессмысленность. Чем сильнее молодой человек ощущает себя открывателем, тем больше он приговаривает себя к тому, что становится беспомощным пораженцем.
На протяжении всего пейзажа истории мы можем наблюдать постоянную борьбу поколений. Зрелые люди не могут понять молодых, обвиняют их в невежестве, а молодые считают, что те погрязли в своих компромиссах и слишком большое значение придают тому, как бы не выглядеть глупыми. Действительно, человек, который что-то завоевал, чего-то уже добился в жизни, не хочет выглядеть клоуном, как-то компрометировать себя. В этом, я думаю, глубокая причина того, что мы постоянно бросаем друг другу упреки в непонимании. И, что и говорить, мы часто просто не хотим увидеть в произведениях молодых гениальность.
Нахожу ли я пьесу Кости Треплева талантливой или бездарной? Я нахожу ее серьезной. И я полностью отождествляю себя с его воображением и с тем, что он хочет сказать. Но я пытаюсь в спектакле это сделать так, чтобы каждый мог воскликнуть: да это же кич!
Внутренний монолог
и внешние обстоятельства
Что делать, чтобы не провалиться на сцене?
Технику внутреннего монолога мы пытались освоить в Александринке в ускоренном режиме. Чтобы не увлекаться подробностями, можно сказать следующее: если у тебя есть хорошо установленный и сформированный внутренний пейзаж, то ты можешь все сыграть или все пережить вопреки обстоятельствам, а при общении с другим человеком успешно скрыть свою самую глубокую тайну, не предназначенную для посторонних.
Печаль или страх, или боязнь какой-то печали актер зачастую просто играет, навязывая нам это состояние. Между тем с этой печалью надо бороться, то есть играть совершенно иное. Мое тело ощущает одно течение, а я, актер, играю в этот момент нечто другое. Это никоим образом не противоречит системе Станиславского. Самое главное, за что я боролся, - чтобы актер не был иллюстративным и не демонстрировал свои переживания, не упивался бы ими. Актер никогда не должен быть полностью доволен. Так же, как и человек. Тогда он располагает энергией. Тогда он уверен, что способен еще чего-то хотеть.
Кастинг в Александринке
Конечно, приходя на постановку в театр, которого ты не знаешь, сложно определиться с выбором исполнителей. Я видел спектакли Валерия Фокина, когда приезжал в Александринку. И я могу сказать, что Валерий Фокин очень хорошо почувствовал, что я ищу, и идеально провел для меня встречу с актерами труппы, - подготовил что-то вроде кастинга. Я увидел людей очень близкими к своему пониманию чеховских персонажей.
Для меня важны первые три минуты разговора с незнакомым человеком. Чтобы получить объективное представление о нем, иногда они гораздо более существенны, чем возможность увидеть актера в роли на сцене во всей его красе. Это что-то вроде спонтанного интуитивного взгляда на человека. Для "Чайки" в Александринке я искал людей, которые были бы открыты и ждали приключений. Если для тебя человек важнее, чем актер, чувствуешь такие совпадения взглядов как-то по-звериному.
Что далее было для меня
принципиально: невозможно, чтобы актер все два часа своего присутствия на сцене постоянно и на сто процентов отождествлял себя со своим героем. Персонаж рождается и исчезает - со взлетами, падениями и отступлениями. Мне в последнее время эта истина кажется более привлекательной, чем стопроцентная правда и безоговорочная погруженность в персонажа.
В наших спектаклях актеры иногда как бы перестают играть. А потом снова "закрывают" "четвертую стену". А потом опять бьют ногой по этой стене и говорят: да, я актер, но я хочу немножко отдохнуть, пока не настанет тот момент, когда я снова смогу стать персонажем. И в "Чайке" была парочка подобных ситуаций. Например, когда приближался выстрел Треплева, и все не могли понять, что же происходит на самом деле. Это в классической хрестоматийной пьесе...
Актеры и зрители
Мы и в жизни часто играем перед каким-то зрителем. Когда, например, я кого-то не могу убедить, и вдруг я понимаю, что я даже не в состоянии смотреть этому человеку в глаза. Я начинаю мысленно апеллировать к другим: люди, помогите ему понять меня! А в этот момент и нет никаких людей поблизости... Но человек сам создает себе публику. Это не только и не столько к театру относится. Кто-то меня понимает больше, чем тот, к кому я в данную секунду обращаюсь. Например, сидят два влюбленных человека на берегу моря и разговаривают. И оба смотрят только в море, а не друг на друга. Так вот и в театре: наш третий равноправный партнер - это море.