Поделиться
Кажется, ни один закон столь не подвержен постоянному совершенствованию, как закон о средствах массовой информации. Но на этот раз принятые в первом чтении поправки до второго чтения не дошли. Президиум думской фракции "Единая Россия" отверг предложенные депутатом Робертом Шлегелем ужесточения. Они состояли в следующем: "за распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию", СМИ может быть закрыто. Причем без суда. Решением контрольного ведомства.
Пресса постоянно чувствует на себе суровый взгляд закона. Российский фонд защиты гласности представил данные ежегодного мониторинга нарушений прав СМИ и журналистов. В ряду способов давления на прессу отмечен и такой: в 2007 году журналисты попадали под арест втрое чаще, чем годом ранее. Более 40 из них подвергались уголовному преследованию.
Эта форма расправы с журналистами - через уголовное преследование за клевету - становится все более популярной. Элементарная месть за публикацию камуфлируется судебным разбирательством. Расчет тех, кто осваивает новые технологии давления на журналистов, вполне понятен. После пары вызовов в суд у автора возникает естественное желание избежать третьей повестки.
Прежде такого не было. Я имею в виду конец 80-х - начало 90-х. В ту пору авторитет прессы в обществе и доверие к ней были чрезвычайно высоки. Попробовал бы кто-нибудь предъявить автору газетной статьи или телесюжета обвинение в клевете с вытекающими отсюда тюремными последствиями - шум поднялся бы до небес. Потому-то и правоохранительные органы не поощряли "кровожадность". Тем, кто считал себя оскорбленным, прокуроры и следователи рекомендовали защищать свою честь и достоинство путем подачи гражданского иска. Так в конце концов легче получить сатисфакцию: любые ложные сведения, коли суд их признает таковыми, подлежат опровержению. В гражданском процессе у истца немало шансов, а в уголовном - практически никаких. Чтобы осудить за клевету, надо доказать, что виновный заведомо сознавал ложность распространяемых им сведений, имел преступный умысел, злонамеренно пытался опорочить. Должны быть установлены и мотивы - месть, зависть, ревность и т.п. Все это малодоказуемо. К тому же гражданин не может нести уголовную ответственность, если сведения, которые он считал правдивыми, оказались ложными. Словом, подобные дела были почти безнадежными, обвинительные приговоры по ним выносились в редчайших случаях. А чтоб за клевету дали срок журналисту - это было вообще немыслимо. Теперь же суды охотно принимают такие дела к рассмотрению и бестрепетно выносят вердикт: виновен. Если так пойдет дальше, в России утвердится невиданный ни в советские, ни постперестроечные времена вид цензуры. Это будет цензура судебная. И сопутствующая ей самоцензура, потому что кому же захочется рисковать свободой "ради нескольких строчек в газете". Три года тюрьмы (таков максимальный срок за клевету) - лучшая профилактика острых, принципиальных публикаций, верный залог журналистской беззубости.
Но уголовному наказанию за распространение заведомо ложных сведений хотя бы предшествует судебная процедура. Попыток установить порядок, позволяющий "разобраться" с печатным или электронным СМИ вне суда, прежде не было. Слава богу, такая новация не получила поддержки. "После принятия новой поправки суды будут полностью избавлены от скрупулезного исследования доказательств, - разъяснил позицию ОП ее член Павел Астахов. - В случае необходимости государство может набросить удавку на любое издание, телеканал или радиостанцию".
Общественная палата не в первый раз отражает атаки на свободу слова. Скажем, сыграло свою роль ее несогласие с законопроектом, запрещавшим журналистам упоминать о национальной принадлежности преступников и их жертв. Эта поправка, инициированная депутатами столичной Думы, была отвергнута. Общественная палата не обходит своим вниманием и конфликты региональных СМИ с местными властям. Деятельное и действенное вмешательство в конфликт - вот еще на что хотелось бы рассчитывать в подобных случаях. Увы, делегированные в ОП защитники свободы слова по реальным возможностям, им предоставленным, мало чем отличаются от своих подзащитных. Печатные и электронные СМИ, они ведь тоже только то и могут, что информировать публику о фактах беззакония, мздоимства, воровства и т.п., а принимать меры - это уж дело властей. Но если пресса - общественный рупор, не более, то орган гражданского контроля над властью - еще и общественный инструмент. Собственно, с этим никто и не спорит. Да, инструмент. Однако во всем, что касается прессы, он заточен лишь в одну сторону. Ну в самом деле. Палата может сообщать о нарушениях свободы слова в правоохранительные, надзорные или регистрационные органы. Свои заключения члены палаты вправе направлять руководителям СМИ, допустившим нарушения, их учредителям, а также любым другим "должностным лицам" и "иным компетентным госорганам".
Короче, Общественная палата, как сказано в законе, наделена правом осуществлять контроль за "соблюдением свободы слова в СМИ". "В СМИ" - значит внутри информационного пространства. Попросту говоря, в компетенции палаты - интересоваться тем, как ведет себя пресса. Не отступают ли журналисты от буквы и духа закона. Не пренебрегают ли профессиональной этикой. Это нормальный интерес. Тем более что поводов для предъявления общественного счета российская пресса предоставляет в щедром избытке. Как показали недавние опросы в Москве, 49 процентов граждан требуют ввести цензуру на центральных телеканалах. Среднероссийская же цифирь, отражающая такое желание, и того внушительнее: 75-80 процентов. Впрочем, расшифровка этого показателя делает его не столь уж беспросветным. Граждане хотят не политической цензуры, а нравственной. Требуют ввести запрет не на общественную экспертизу действий власти, не на открытые дискуссии между различными политическими силами, а на тиражирование пошлости, демонстрацию по ТВ сцен насилия и жестокости и прочую "чернуху".
Разумеется, лучший способ для СМИ избежать регулирования (государством ли, Общественной палатой) - это саморегулирование. Но добровольно принятые медиасообществом этические кодексы то и дело нарушаются. Хартия телевещателей "Против насилия и жестокости" трещит под напором непотребной продукции. Помню, как побывала в Москве представительная делегация Всемирного комитета свободы прессы. Международные эксперты изучали документы, встречались с журналистами и политическими деятелями, беседовали с представителями власти. И пришли к выводу, что свобода прессы в России подвергается испытаниям. В числе угроз ей наши зарубежные коллеги назвали и такую: отсутствие высоких этических и профессиональных стандартов в самой журналистской среде.
Контроль за соблюдением свободы слова - вещь, несомненно, полезная. Но не только "в СМИ", а еще и "в отношении СМИ". Этот инструмент должен быть обоюдоострым.