Поделиться
На фестивале "Звезды белых ночей" в Концертном зале Мариинки развернулся спецпроект французской музыки. Одной из партитур, намеченных для представления публике в рамках этого проекта, стала опера Мориса Равеля. Французское сочинение оказалось с испанским названием, прозвучало на русском языке, а постановку его осуществила молодежная команда из Англии и Франции. Руководил "Испанским часом" Валерий Гергиев.
Опера по-русски - "ноу-хау" нынешнего сезона Мариинки, разрабатывающей стратегию привлечения массовой публики в новый Концертный зал. После первого популяризаторского опыта - русскоязычной постановки "Волшебной флейты" Моцарта, созданной для "семейного просмотра", к венскому шедевру добавятся еще две оперы по-русски: французская комическая "Испанский час" Мориса Равеля и итальянская авантюрная "Джанни Скикки" Джакомо Пуччини. Премьеру "диптиха" подготовил начинающий режиссер из Британии, выпускник Оксфорда Александр Зелдин, полгода назад дебютировавший в Мариинке на фестивале "Новые горизонты" постановкой оперы "Припудри ей личико" композитора-соотечественника Томаса Адеса.
На этот раз молодежная команда Зелдина, приехавшая с ним в Петербург, расширилась: "Испанский час" ставили художники из Франции Себастьян Карлье и модельер-стилист Марьон Куанто, владелица собственной марки одежды, "Джанни Скикки" - Гаранс Марно и кутюрье Лоран Мерсье, свет поставил Пьер Гайярдо (парижский Театр на Елисейских Полях). Судя по анкетам постановщиков, в спектаклях можно было предположить самые феерические и актуальные дизайнерские фантазии. Но ничего экстраординарного не случилось.
Малоизвестная в России равелевская опера с сюжетом из обоймы бойких историй в духе комедии дель арте, где страстная испанка с нелепейшим именем Концепция в отсутствие престарелого мужа-часовщика распихивает по корпусам больших каталонских часов жарких испанских мужчин, скрестила в партитуре "брызги" сценического юмора с несколько медитативной оркестровой красотой, выстроенной на изысканных сочетаниях тембров, на завораживающих контрастах ритмов от пульсирующих остинато до вальса и джаза. Воплощать на сцене этот гибрид площадной комедии и "благородной", чисто равелевской музыкальной эстетики постановщикам оказалось непросто. Неказистая сценическая конструкция, напоминающая бесформенное нагромождение красных кубиков с бутафорскими картонными "часами"-будками, под которыми в люках прятались друг от друга мужчины Концепции, ничем примечательным больше в течение спектакля не отличилась - разве что красными тряпками, которыми мужчины, не успев ловко исчезнуть, прикрывали свои торчащие из люков головы. Сама дамочка с глубоким декольте в стиле "маха" в исполнении Анны Кикнадзе бодро вела вокальную партию, осваивая пробежками поверхности кубиков и эпизодически срываясь в танец. Наиболее удачно ее вокальный дуэт сложился с бакалавром Гонзальвом - ярким и сильным по звуку тенором (Александр Тимченко), с которым как раз по сюжету у Концепции насчет "заветного" вышел полный разлад.
Пружина дель арте в спектакле так и не раскрутилась: певцы, конечно, старались найти какой-нибудь яркий ход, изображая - кто во что горазд - и мужа-горбуна, и кривого любовника-банкира, но явно не представляли, что им делать на этих кубиках, кроме того чтобы в устойчивых позах пропеть свои партии и вовремя залезть в будку-часы. Самой эффектной режиссерской находкой оказался тряпичный серый осел на четырех человечьих ногах. Этот старомодный театральный персонаж с наибольшим успехом и развлекал публику, не слишком хорошо справившуюся с комическим содержанием оперы, понять которое из-за невнятной дикции певцов было невеселым трудом.
Спектакль "Джанни Скикки", показанный вслед за "Испанским часом", оказался во всех отношениях более удачным продуктом: отчасти и потому, что не первый год в италоязычном варианте идет в Мариинке. Лаконичная и ясная сценография с огромной, как тектонический разлом, щелью на сцене, набитой темпераментными родственничками покойника по имени Буозо Донати. Красочная толпа жен и мужей, кузенов и кузин, зятей и племянников, один из которых носился с заряженной винтовкой, другая - в инвалидном кресле, временами забывая о своем старушечьем имидже, динамично выскакивала из коляски, бряцая бриллиантовыми подвесками в ушах. Лихорадочным ритмом оказались захвачены все, сгрудившиеся вместе по случаю дележа имущества покойника. Сам "виновник", словно свадебный торт, возлежал на столе, прикрытый мягкой драпировкой, подобной сладкому кремовому слою. В спектакле совпало все: и экспрессивные сценические метафоры, и отличный вокал, и фарсовые актерские реакции, особенно уместные в сюжете, где на ложе мертвеца в ночном колпаке и погребальной рубахе забрался Джанни Скикки (Владимир Самсонов), призванный родственниками покойника, чтобы, прикинувшись живехоньким, передиктовать наследство Донати не в пользу монастырей. За час времени в "Скикки", как в немом кино, промелькнули в каком-то ускоренном темпе и любовная история Лауретты в лирическом исполнении Ольги Трифоновой, и артистичный галдеж родни, окончательно оставшейся благодаря Скикки без наследства, и ерничающий оркестр, молниеносно переключающийся от пуччиниевских звуковых "наваждений" к колким ритмам и ироническим заупокойным "хоралам". А главное - идея петь оперу по-русски не обессмыслилась самими певцами, внятно исполнившими азартный акт про Джанни Скикки.