Поделиться
Недавно исполнилось 200 лет со дня рождения Дмитрия Веневитинова - поэта, ушедшего от нас в неполные 22 года.
Его удивительный дар поэта-философа был соразмерен и пушкинскому, и лермонтовскому. Увы, мы встретили его юбилей с хладным, как сказали бы в XIX веке, равнодушием.
А, казалось бы, сам Бог велел в эти дни провести и форум юных поэтов, и учредить стипендию имени Веневитинова для молодых талантов, и представить публике новые издания классика.
Так, может быть, поэт и не стоит нашего внимания? Возможно, его произведения не выдержали проверку временем и недостойны переиздания? Но еще недавно, в 80-е годы, Веневитинова издавали и "Детская литература" в "Школьной библиотеке", и академическое издательство "Наука". И читатели были. Значит, все-таки дело не в "переоценке ценностей".
Надо честно признаться: поэта, которого как младшего своего брата оплакивал Александр Сергеевич Пушкин, мы просто забыли.
Вспоминается до отчаяния горький возглас Пушкина (из письма Антону Дельвигу): "Почему вы позволили ему умереть?.."
Поэт, художник и дипломат
Фамилия Веневитиновых - от названия древнего русского города Венева на южной границе московских земель. После очередного разорения его уже не стали отстраивать, а уцелевшие жители рассеялись по княжествам, где их стали звать Веневитиновыми. Так на воронежской земле появился род Веневитиновых, позднее перебравшийся в Москву.
Что вместила в себя короткая жизнь Дмитрия? О многом мы никогда не узнаем, но и то, что осталось потомкам, изумляет многообразием, а более всего - гармонией и цельностью.
Веневитинов превосходно рисовал и сочинял музыкальные пьесы. Когда готовилось посмертное издание, Владимир Одоевский настаивал на том, чтобы в книгу вошли не только стихотворения, но и рисунки, и музыкальные произведения Веневитинова: "Мне бы хотелось издать их вместе с сочинениями моего друга, чудно соединявшего в себе все три искусства".
А еще Веневитинов занимался математикой и медициной, фехтованием и верховой ездой, создал литературно-философский журнал "Московский вестник", переводил Гете и Гофмана.
В последний год жизни он выдвинулся в число ведущих сотрудников Азиатского департамента Иностранной коллегии и готовился к командировке в Персию.
"Надо сделать
что-то хорошее, высокое"
Все это были плоды домашнего образования, которым руководила мать поэта, княжна Анна Николаевна Оболенская. Поначалу она сама занималась с тремя своими детьми Митей, Алешей и Соней, а когда они подросли, приглашала к ним лучших учителей. Образование Дмитрия было продолжено в Московском университете.
Федор Хомяков писал о Веневитинове брату Алексею: "Хотелось бы для твоего исправления, чтобы ты пожил с нами здесь, посмотрел на Дмитрия. Это чудо, а не человек; я перед ним благоговею. Представь себе, что у него в 24 часах, из которых составлены сутки, не пропадает ни минуты, ни полминуты. Как скоро он встал, и до самого того времени, как он выезжает, он или пишет, или бормочет новые стихи; приехал из гостей, весело ли ему было или скучно, опять за то же принимается, и это продолжается обыкновенно до трех часов ночи... "
При этом Дмитрий не был самоуверенным вундеркиндом, в нем не замечали ни капли заносчивости и снобизма. Как и многие талантливые люди в этом возрасте, он мучительно думал, в чем же его истинное призвание. "Последнее время меня тяготит сомнение в себе, - писал он одному из своих близких друзей. - Трудно жить, когда ничего не сделал, чтобы заслужить свое место в жизни. Надо что-то сделать хорошее, высокое, а жить и не делать ничего - нельзя..."
Эпоха Веневитинова
Поражает удивительная для юного поэта завершенность его стихов. Совсем немного начатых и заброшенных отрывков. Все стихотворения отделаны с тщательностью мастера.
...Но в чистой жажде
наслажденья
Не каждой арфе слух вверяй
Не много истинных пророков
С печатью власти на челе,
С дарами выспренних уроков,
С глаголом неба на земле.
Трудно поверить, но строки написаны в том тинейджерском возрасте, в котором нынче считается простительным "прикалываться" с жеребячьим смехом над родителями и учителями.
Борис Садовский в зените Серебряного века восхищался: "Форма у Веневитинова безукоризненна. Плохих стихов у него вовсе нет, и эта черта, как и некоторые другие, сближает его с Пушкиным".
И в философских сочинениях Веневитинова трудно отыскать юношескую горячность и поспешность выводов.
Именно 16-летний Веневитинов дал название целому направлению в тогдашней общественной мысли - любомудрие. Участники кружка, собиравшегося в доме Веневитиновых, называли себя любомудрами.
Познакомившись с лучшими образцами немецкой философии, они быстро ею "переболели" и вскоре с мальчишеской дерзостью решили, что возьмутся за создание самостоятельной русской философии. Именно это направление русской мысли увенчалось в ХХ веке именами П. Флоренского и Е. Трубецкого, И. Ильина и Л. Карсавина, А. Лосева и А. Панарина...
Через много лет после смерти друга Хомяков писал: "С Веневитиновым, бесспорно, начинается новая эпоха..."
О "единении" с Западом
Подростками братья Веневитиновы и братья Хомяковы мечтали бежать на помощь грекам, восставшим против турецкого ига. Греция была для них почти родной, ведь одним из их любимых учителей был грек Байло, они великолепно знали греческий язык и в подлиннике читали Гомера и Софокла. А Дмитрий Веневитинов до конца жизни не расставался с греческим Евангелием.
Любимым поэтом мальчишек был Байрон, оставивший благополучие и "обман свободы" (слова Д. Веневитинова из драматического пролога "Смерть Байрона") ради того, чтобы помочь грекам отстоять свое достоинство и обрести независимость.
Много лет спустя Хомяков, храня память о друге и опираясь на его идеи, положил в основание новой философской системы православие, обогнав тем самым свое время. "Приобрести жизненные силы посредством полного внутреннего соединения с живым просвещением Запада невозможно... - писал Алексей Хомяков в 1846 году. - Создать для своего обихода какое-то эклектическое русско-западное существование... как мечтают благонамеренные эклектики, утратившие в мертвой книжности всякое здравое понятие о жизни... есть несбыточная, безрассудная мечта, осуждающая нас на самопроизвольное ничтожество..."
Дружба с Пушкиным
В последние полтора года жизни Дмитрий Веневитинов был и для Пушкина одним из самых близких людей. А дом Веневитиновых - родным для великого поэта.
Инициатором знакомства был Пушкин, прочитавший статью Дмитрия о "Евгении Онегине" и признавшийся друзьям: "Это единственная статья, которую я прочел с любовью и вниманием. Все остальное - или брань, или переслащенная дичь..."
Заглянем в хронику жизни Пушкина. Вот начало осени 1826 года: "10 сентября. У Пушкина с визитом поэт Д.В. Веневитинов...11 сентября. Пушкин приходит к Веневитиновым... 12 сентября. Утром в гостях у Пушкина Д.В. Веневитинов. Вместе они обедают во французской ресторации "Яр"... 17 сентября. Пушкин на балу у Веневитиновых... 18 сентября. Пушкин у Веневитиновых... 25 сентября. Пушкин читает "Бориса Годунова" у Веневитиновых... 27 сентября. Пушкина ожидали к обеду у Веневитиновых... 13 октября. Пушкин вновь в доме Веневитиновых..."
По этим записям можно подумать, что русские поэты в ту эпоху только и делали, что ходили друг к другу в гости да гуляли по ресторанам. Но откуда тогда этот почти необъятный для нас объем написанного ими, обдуманного и выстраданного?
Похоже, у поэтов той поры были особые отношения со временем, позволявшие им жить с невероятной духовной интенсивностью.
"Я был бы рад принадлежать к декабристам"
За полгода до своей внезапной кончины, в ноябре 1826 года, Дмитрий Веневитинов был арестован в Петербурге.
Его подозревали в симпатии к декабристам и участии в тайной организации. Юный поэт прибыл в столицу, чтобы приступить к своим обязанностям на государственной службе, и справедливо считал свой арест оскорблением. В запальчивости он сказал жандармам, что был бы рад принадлежать к обществу декабристов. В результате несколько дней Дмитрия держали в сыром, холодном карцере, однако, не найдя никаких доказательств вины, выпустили. Пережитое потрясение и простуда не прошли бесследно. Вскоре Дмитрий Веневитинов умер от болезни легких.
Последние его письма грустны. В промозглом Петербурге Веневитинов чувствует себя как на чужбине, тоскует по Москве. "Тоска замучила меня, - писал он Михаилу Погодину 7 марта 1827 года. - Здесь, среди холодного, пустого и бездушного общества, я - один. Скорее бы отсюда, в Москву, к вам. Я ни за что не могу взяться..."
Друзья и родные считали, что его тоска - от безответной любви. Мне не хотелось бы сегодня касаться истории любви Дмитрия Веневитинова к княгине Зинаиде Волконской. Об этом слишком много написано, и если кто-то из сегодняшних моих читателей не знает, будет повод почитать и поразмышлять. Я же вспомню лишь три строчки из стихотворения Юрия Домбровского:
Спи, мой юный, мой чистый,
мой гордый,
Не достать их догадливой
сплетне
До любви твоей
двадцатилетней...