Разговор о процессах, происходящих в нашем молодом кино, о том, с каким жизненным багажом приходят в искусство начинающие режиссеры, начатый статьей В.Кичина "Простая российская калигула" ("РГ", 5 июня), продолжает социолог и киновед, главный редактор журнала "Искусство кино" Даниил Дондурей.
В кино начался период смены поколений. А это значит: серьезный кризис старых представлений о кинематографе и, следовательно, - авторов, приоритетов, тенденций. Очень сложный, надо признать, болезненный процесс. В сущности, за последние пятнадцать лет никаких значительных художественных мутаций в российском кино не произошло. Все ждали новых работ наших советских знаменитостей и вместе с ними дожевывали постсоветскую эпоху. Я имею в виду наших крупнейших мастеров - от Алексея Германа-старшего до Никиты Михалкова, от Александра Прошкина до Юрия Арабова и Александра Миндадзе, от Киры Муратовой до Алексея Балабанова...
Все они очень талантливые люди, никому не должны уступать место, но, несомненно, какие-то особенности современных реалий они все-таки чувствуют не так остро, адекватно, как более молодые.
И это естественно: вместе с каждым новым десятилетием, с разного рода "заморозками" и "оттепелями" всегда приходили ниспровергатели с новой энергетикой, агрессией, очередным противостоянием поколению отцов. И это нечто совсем иное, нежели позиция "Тодоровский-младший против Тодоровского-старшего". Это всегда смена самих типов художественного мышления.
Так появляются Кирилл Серебренников, Алексей Мизгирев, Анна Меликян, Борис Хлебников, Алексей Попогребский, Игорь Волошин и та же самая Валерия Гай Германика, вокруг которой, похоже, будут скрещиваться копья.
В каком-то смысле это бунт по отношению к двум эпохам. К поколению выдающихся "родителей" - всем этим народным артистам, блистательным финалистам советского времени, которыми мы так гордимся, чьи имена давно в истории и российского, и мирового кино. И, во-вторых, это бунт по отношению к девяностым и двухтысячным годам с их неопределенностью, пустотой, огромным объемом "никакого кино". Оно вроде бы агрессивное, как бы про бандитов, как бы коммерческое и как бы диссидентское - в духе "как бы". Токи реальной жизни шли в одну сторону, а кинематограф - со своими коммерческими и эстетическими заморочками - в другую.
Большинство режиссеров в страхе и растерянности перед происходящим стали заниматься разного рода ретро. Появилось множество фильмов про сталинскую, хрущевскую, ельцинскую эпохи, про 70-е и 90-е, про что угодно - только не про современность. Жанр, отдельно - фэнтези, экранизации замечательных произведений братьев Стругацких, исторических саг Акунина, наконец, Лукьяненко, если считать фильмы, снятые по его произведениям "художественными поисками", а не "блокбастерскими находками".
А кино про жизнь? Про то, что сегодня происходит с молодыми людьми, про их проблемы, драмы, сомнения? И не в коммерческом варианте, не в пафосном, не в гламурном, как в хорошо покупаемых фильмах - от "Жары" до "Питера FM", - а в рассказе о настоящем. По поводу того, о чем душа болит. В более современном варианте, чем даже "Груз 200", потому что Балабанов предполагал создать некий приговор-притчу, но все-таки о советской эпохе, хотя там очевидны все отсылки к современности.
Такое кино у нас давно не снималось вообще. Даже работы таких режиссеров, как Хлебников и Попогребский, снимались, я бы сказал, в мягком варианте. Это фильмы - милые, скорее некоммерческие, фестивальные, любимые критиками. Обращаю внимание на это слово - культурные, но зрителей - не трогающие.
А Валерия Гай Германика (может быть, через десять лет такое сравнение покажется слишком для нее шикарным) - такая же экстремистка, какими были в изобразительном искусстве начала ХХ века представители "Бубнового валета", "Голубой розы", "Ослиного хвоста" - объединений, казавшихся чудовищными по сравнению с "Миром искусств" с его потрясающим мастерством, редкостными эстетическими решениями, наследованием русской и французской живописным школам. И вдруг в 1907 году приходят люди, казалось бы, вообще не умеющие рисовать... хулиганы. Сегодня их произведения продаются по огромным ценам, а они признаны классиками мирового искусства.
Я совсем не хочу сказать, что Гай Германика будет признанным мэтром. Я просто обращаю внимание на некий импульс, заметный содержательный тренд: молодые люди чувствуют неудовлетворенность и по отношению к отцам, и ко всем другим художникам межеумочного последнего десятилетия. Они просто жаждут открытия новой реальности. И все видевшие фильм, в том числе и автор статьи в "РГ", сходятся на том, что она - режиссер и совсем не боится современной жизни.
Я думаю, сейчас появится много таких молодых авторов. Главное - им ненавистна эта криминальная, беспомощная, анемичная, пустотельная сериальная продукция - с одной стороны. С другой - они не хотят вступать в наследство Германа, Сокурова, Муратовой. Им не интересно и эстетическое мастерство как таковое. А поскольку у них еще нет никаких художественных завоеваний, то единственной защитой им служит негативное отношение ко всему, включая - о ужас! - общепризнанные эстетику, мораль, мастерство. Даже по отношению к самим принципам "хорошего" и "правильного" игрового кино, какими они уже сложились. Поэтому их так занимает граница между разными типами кинематографа - на Московском кинофестивале мы даже планируем дискуссию на актуальную тему "Неигровое кино как ресурс игрового".
Нужно просто подождать. Нужно быть терпеливыми. За двадцатилетними придут другие девочки и мальчики, они будут очень быстро учиться мастерству, находить новые сюжеты, новую эстетику. Будут совершенствоваться в самом процессе осваивания новых территорий. Вот Германика и вынуждена действовать резко, становиться чуть ли не хамкой, вышибать законопаченную дверь. Следующий войдет в эту - открывшуюся - уже интеллигентно, даже, возможно, прикрыв профессиональную наготу.
Потом аудитория Гай Германики естественно поделится на восторженную, некритичную и на культурную, которая наверняка не примет картину. Но сам приход в российское кино настоящей - сырой реальности - неизбежно повлияет и на то, что называют коммерческим кино, и на то, что принято относить к авторскому. Надеюсь, что актуальная реальность будет осваиваться с разных сторон. И, возможно, сам Тимур Бекмамбетов, восходящая звезда Голливуда, уже не сможет не принимать во внимание то обстоятельство, что на его родине есть такие интересные варвары.
Говорят, что другие режиссеры не делали подобное не потому, что не догадались, а потому что не хотели разрушать некие важные культурные табу. Это интересное возражение. Но у меня есть свое: ты можешь только тогда получить право на высказывание, когда решаешься сделать то, чего, по общему мнению, ты делать совсем не должен. Никогда Тарковский или Климов, - я, конечно же, не сравниваю их с Гай Германикой - не смогли бы снять свои фильмы, если бы они ориентировались на существовавшие нормы. Любой худсовет сказал бы им, что они действуют неэстетично и аморально. Так и Германика: в каком-то смысле она - хамка и не нуждается в разрешениях.
Говорят, молодой режиссер должен иметь для своего высказывания некоторый жизненный опыт, дающий ему для этого основания и право. Но у него есть шанс сказать что-то свое, только если у него есть дар, а это право он берет себе сам. Именно так было в начале 70-х годов, когда появилась группа режиссеров, которыми мы сегодня гордимся, и сделала кино адекватным своему времени.
Что же касается приведенных в статье цитат из интервью режиссера и ее высказываний, то я в таких случаях привожу известное шахматное правило: действием там считается фактическое передвижение фигур на доске, а не все слова, которые это передвижение сопровождают. Так же в случае с книгой, картиной, фильмом. Что при этом говорит автор, на мой взгляд, почти всегда не имеет значения. Смысл несет только сам артефакт.