Поделиться
В Cочи фильму "Шультес" нежданно подфартило: жюри фестиваля "Кинотавр" увенчало его главной премией. Вчера он вышел на экраны страны.
Это рассказ о парне, который проводит время, тупо глядя в телевизор либо вычищая чужие карманы разными подробно и технологично показанными способами. Личность одномерная, не знающая эмоций - на челе пустота. Зачем нам ее показывают? Как моральный урок - мол, так жить нельзя? Да нет, автор не склонен делиться раздумьями. Еще вопрос: кому адресовано? Карманникам, которым приятно увидеть коллегу? Подросткам, зашедшим из интереса к трудовому опыту героя? Но их вряд ли занесет на столь артхаусный, т.е. нудный, фильм. Ну а прочим какой интерес в персонаже, способном только тупо молчать или иногда невнятно мычать?
Впрочем, из интервью режиссера Бакура Бакурадзе я узнал, что это фильм о разрыве с прошлым, о человеке без биографии. Мы это должны понять в момент, когда герой обчистит сумку девушки-иностранки. Потом девушка окажется избитой и убитой, что подвигнет Шультеса приглядеться к содержимому ее сумочки: там следы ее биографии, каковых у него нет. Прием неловкий: плохо сконструирован и совсем не читается, не работает. Может, надо нашим фильмам придавать, как в балете, либретто: что хотел, но не сумел сказать режиссер?
Но вместо этого мы слушаем пение убиенной девушки, такое плохое и долгое, что ее хочется убить еще раз.
Может, фильм предлагает особо художественный способ рассказать о таком человеческом микробе? Но и способа не наблюдается: драматургии, диалогов, музыки и актеров нет. Нет и оператора - снято будто мобильником. И, по-моему, режиссера. Возможно, именно это отсутствие всех компонентов творчества и побудило жюри "Кинотавра" дать приз - за такой удивительный минимализм. Хотя все равно неясно, за какие заслуги - делать такое кино очень легко: не надо ничего уметь.
Сообщения о том, что "Шультес" отмечен в Канне, - обычная рекламная ложь: фильм был там показан, но отмечен не был. А почему его туда отобрали - понятно. Для иностранца это фильм-предупреждение: типа не ходите, дети, в Африку гулять, обчистят, убьют и не заметят. Москва в фильме - город серый и мрачный, все люди в ней с потухшими глазами, царство безнадеги. Нет человека, способного вызвать симпатию.
Отталкивающий образ жизни - любимая тема нашего кино. Один социолог объяснил мне прогрессивность тенденции: нам открывают глаза на новые пласты бытия. А какая жизнь - такое и кино.
Откуда взялось убеждение, что кино отражает жизнь, неясно. Но ему теперь учат во ВГИКах, на нем базируются критерии оценок критиков. Это модное, но беспочвенное недомыслие стало индульгенцией для плохих фильмов и гильотиной для хороших. Хотя утверждение поэта, что искусство - не зеркало, а увеличивающее стекло, с годами все более очевидно: искусство жизнь не отражает, а изобретает, создает, моделирует. Отталкиваясь от социального заказа, как бывало в кино СССР или США, либо от жизненного опыта автора, его представлений о добре и зле, прекрасном и уродливом. Причем это стекло увеличивает то, что мило или, наоборот, претит сердцу автора. Автор может сублимировать в искусстве свой оптимизм, а может - беспросветность души. Писатель Ханс Кристиан Андерсен создавал сказки светлые и добрые, режиссер Алексей Балабанов создает сказки мрачные и человеконенавистнические, но все равно же - сказки, субъективные и имеющие отношение не к реальности, а к мироощущению господина Балабанова, к его личному способу видеть человека и мир. Это интересно? Кому-то интересно. Но только будьте добры, не выдавайте иллюзорное за реальное, личную мизантропию за черноту мира, не убеждайте, что кино проникло в неизведанные пласты жизни - как говорил мне коллега по поводу фильма "Все умрут, а я останусь". В жизни человека масса физиологических актов, о которых все знают, но о которых не говорят. И нет тут доблести, когда такие правдоискатели убивают последние надежды на то, что человек, сколь бы ни был похож на свинью анатомически, все же чем-то от нее отличен. И правды жизни тут нет тоже.
Я не припомню мазохизма в фильмах американских, французских, японских, китайских, иранских - любых. В российском кино он - ведущая мода, самоуничижение - хороший тон. Фильмы уровня "Шультеса" или "Все умрут, а я останусь" говорят о том, что эстафету мазохизма, заложенную всеми забытым Виталием Каневским в фильме "Самостоятельная жизнь", подхватило новое поколение. Оно увидело, что мазохизм хорошо продается если не зрителям, то критикам.
Каневский пришел в кино из зеков. Его последовательница Гай Германика - из порнобизнеса. Оба ничему не учились, но обоим есть чему поучить мир. Каневский создавал свой миф на Западе, прикидываясь юродивым. Уже знаменитый, он приехал из Канады в США, его встретили с большой помпой как нового русского гения. Гений увидел, что подкатили тележку для его чемоданов, и тут же сыграл дурачка - к изумлению встречавших забрался на тележку, и растерянный носильщик повез русского чудилу по перрону. Так и создается миф о загадочной русской душе, удовлетворенно говорил мне Каневский. Снова миф, заметьте. "Нас хотят видеть варварами без всяких кавычек",- пишет один коллега, не сомневаясь, что если есть спрос - надо соответствовать. И вкусно описывает кадр из "Самостоятельной жизни": наш варвар вместо наркотиков "откушает денатурату, а потом получит в рот в качестве снадобья струю мочи от опытной старой женщины". И ведь сработало: Каневский на пару лет стал фаворитом Канна.
Итог общих усилий: если в кино, что в мировом, что в нашем, теперь появляются образы русских,- они отталкивающи. Не в такой степени, как у Каневского или Германики, но это вопрос времени: к очередным загадкам русской души надо привыкнуть. Когда на экранах Каннского фестиваля опять появились угрюмые люди с лицами заговорщиков - на темной улице лучше не встречаться ("Молчание Лорны" братьев Дарденн), я решил поговорить со знающим человеком. Жоэль Шапрон - эксперт Канна по кино Восточной Европы, и в его доброжелательном отношении к России я уверен.
Я спросил его, чем обусловлен этот новый имидж русских в западном кино. Может, наши переселенцы на Запад в массе таковы - заносчивые, неотесанные, жуликоватые?
"Все идет от образа, сложившегося в мире от телерепортажей из России, от информации в газетах и по ТВ, от созерцания повадок "новых русских", - ответил Шапрон. - По нашим представлениям, люди не могут за несколько лет законно заработать такие огромные состояния: есть жесткие налоговые законы, которые просто не дают такой возможности. Так возникает образ людей, для которых жить вне закона стало нормой. То есть образ мафии. И вы правы: этот образ создают сами русские. Простая логика: если они вот так запросто могут купить сразу несколько многомиллионных домов и так расточительно разбрасываться гигантскими суммами - значит их состояния нажиты нелегальным путем".
И все стало яснее: российские фильмы на Каннский фестиваль были отобраны в точном соответствии с имиджем страны и людей без морали. Времена, когда на том же фестивале этот имидж определяли герои Татьяны Самойловой ("Летят журавли", "Анна Каренина") и Владимира Ивашова ("Баллада о солдате"), канули в вечность. При активном содействии теоретиков и практиков нашего кино.
Они слишком долго убеждали себя и нас, что соцреализм врал: человек на самом деле - свинья, только двуногая. И киногерои захрюкали. Когда захрюкает смоделированная ими жизнь, с соцреализмом наконец будет покончено.