Шаг за шагом продвигаясь к своему финалу, Авиньонский фестиваль создает новое, неожиданное поле напряжения, в котором проясняется ситуация всего современного европейского театра.
Те четыре года, которые Ортанс Аршамбо и Венсан Бодрийе являются директорами фестиваля, были так или иначе связаны с невербальным или жестко социальным театром, который легко конвертируется в любой стране и на любой европейской площадке. Не случайно дважды в формировании его программы участвовали известные хореографы Йозеф Надж и Ян Фабр, переместившие традиционный авиньонский акцент со слова на движение и современную электронную визуальность. Это стало причиной серьезного кризиса знаменитого фестиваля, когда пресса и публика заговорили о конце большого театра идей, театра Слова. Приглашение Валери Древиль и Ромео Кастеллуччи стало ответом дирекции Авиньона на эту ситуацию. Оба они, казалось, представляют два крыла - театр, основанный на слове и на визуальной образности. Но в своем художественном жесте каждый из этих двух художников обнаруживает глубинное родство - интерес к метафизическому театру, в котором современный человек пронизывается ветрами глобальных духовных катаклизмов.
Не случайно они смогли создать рамку, внутри которой свободно вибрируют самые разные театральные энергии, не противопоставленные друг другу. Бельгийский режиссер Ги Кассье сочиняет на основе кинотрилогии Александра Сокурова и Юрия Арабова "Молох", "Телец" и "Солнце" спектакль Wolfskers (так по-бельгийски звучит название ядовитой травы белладонны), состоящий из нескончаемых и перетекающих один в другой монологов Гитлера, Ленина и японского императора Хирохито. Выдающийся немецкий режиссер Хайнер Гёббельс в старинном замке на другом берегу Роны создает диковинную инсталляцию по мотивам немецкого поэта Штифтера Stifters Dinge, в которой в принципе отсутствуют актеры, а поэтическое и драматическое напряжение создают действующие механизмы. Ромео Кастеллуччи возвращает театру его право на вселенский масштаб, на интенсивную поэтическую образность, отказывается от слов. А навстречу ему Валери Древиль делает то же самое, настаивая на силе проживаемого слова. В начале Авиньонского фестиваля Кастеллуччи представляет на огромных подмостках Почетного двора свой почти безмолвный "Ад", а к финалу программы Валери Древиль устраивает на тех же подмостках беспрецедентное чтение "Божественной комедии", пользуясь лишь силой двух языков - французского и итальянского, соединяя несколько терцин из "Ада", "Чистилища" и "Рая".
Одна актриса на огромной сцене, на фоне величественных стен Папского дворца читает бессмертные строфы о любви, и мы неожиданно понимаем, для чего в качестве реплики к Данте она избрала "Полуденный раздел" Поля Клоделя. Именно этот спектакль по пьесе одного из самых ярких театральных метафизиков сопровождает почти весь 62-й Авиньонский фестиваль. Его представлением он открылся 4 июля в карьере "Бульбон", им же и закроется 26 июля (если, разумеется, не хлынет ливень - тоже постоянный спутник нынешнего фестиваля).
Чтобы попасть туда, нужно ехать на специальном фестивальном автобусе, который курсирует между Авиньоном и карьером. Высокие каменные откосы "Бульбона" создают пространство, в чем-то подобное Почетному двору, вернее же сказать - греческому театру под открытым небом, не защищенному ничем, кроме странного театрального опыта, объединяющего актеров и зрителей. Валери Древиль и ее партнеры рискнули представить в Авиньоне, где празднуются исключительно яркие режиссерские имена, самостоятельный актерский опыт прочтения пьесы французского поэта-мистика. Клодель написал "Полуденный раздел" в возрасте 37 лет, пережив испепеляющую страсть и утрату. В каком-то смысле это была его собственная "Божественная комедия", о которой он писал и думал всю свою жизнь. "Беатриче для Данте - это любовь, а в нашей жизни любовь - стихия, которая по сути своей нам неподвластна, ибо она лишена всякого практического смысла, независима и чаще всего вторгается в тесный мирок, обустроенный нашим косным умом, разрушая и сокрушая его". В сущности, весь проект нынешнего Авиньона, задуманный Кастеллуччи и Древиль, пытается ответить на вопрос, который Клодель услышал в терцинах Данте: "Должно ли видеть в сущем лишь поверхностный и внешний хаос, а не тайну радости, хвалы и блаженства, которую и призван открыть миру поэт?"
Вместо декораций - простой помост и каменные откосы карьера. От помоста вглубь идут рельсы, странно напоминающие о том, что жизнь - это путешествие. Помост - это и корабль, на котором дипломат Мезе, плывущий в Китай, встретил свою вечную возлюбленную Изе, мать почтенного семейства, изнемогающую от обыденности, и кладбище, где им доведется узнать, насколько сильной была их любовь. Огромное трехчасовое произведение играется без антракта, часть публики мирно спит, завернувшись в теплые одеяла, раздаваемые у входа в карьер, часть - заворожено следит за виртуозной, истовой и сосредоточенной работой актеров, доносящих клоделевский крик о любви, летящий через все пространство моря и боли.
А 21 июля в Почетном дворе Папского дворца Валери Древиль, точно продолжая этот крик, представила свое прочтение "Божественной комедии" Данте. Почти два часа кряду она и пять ее товарищей-актеров читали несколько кантин из "Ада", "Чистилища" и "Рая", чередуя французский перевод с оригиналом и доказывая, что в театре важны сила намерения и подлинность страсти, а не то, в каких формах - вербальных или визуальных - они выражаются.