Поделиться
21 октября в стенах Российской академии наук открывается юбилейный Всероссийский социологический конгресс «Социология и общество: проблемы и пути взаимодействия». Он посвящен сразу нескольким знаменательным датам: 40-летию основания института социологии РАН и 50-летию создания Советской социологической ассоциации. Иными словами, началу «эпохи возрождения» этой науки после долгих лет гонений.
С большевистских времен и до оттепели «буржуазная лженаука» была в СССР под запретом. В 1985 году в стране не было ни одного специалиста, имеющего научную степень кандидата или доктора социологии. Сейчас по этой дисциплине ежегодно защищают около 50 только докторских диссертаций, в России действует свыше 400 научных центров, отделов и групп, ведущих социологические исследования. И это как раз тот случай, когда количество напрямую связано с качеством.
О непростом пути, который прошла за эти годы российская социология, о нынешнем ее состоянии и перспективах накануне конгресса в «РГ» беседовали директора двух «профильных» академических институтов РАН — академик Геннадий Осипов (Институт социально-политических исследований) и член-кор. РАН Михаил Горшков (Институт социологии).
Российская газета: У «Российской газеты» особое отношение к российской социологии. Скоро исполнится три года нашему с Институтом социологии РАН совместному проекту, который мы назвали «Зеркало». Проект уникальный и составляет для нас (скажу честно) предмет профессиональной гордости.
Каждый месяц «РГ» первой из всех СМИ публикует самые свежие данные масштабных исследований массового сознания россиян, связанных с наиболее важными для граждан проблемами страны. Эти материалы на основе докладов ИС РАН всегда вызывают массу откликов. Причем очень важно, что их мы получаем не только по электронной, но и по обычной почте, по телефону и в беседах с нашими журналистами. Результаты таких публикаций не раз и не два появлялись уже не на «новостных» полосах газеты, а на тех, где печатаются официальные документы, федеральные законы и государственные целевые программы. Сегодняшней власти, как мы убедились, далеко не безразлично, что граждане думают об ее усилиях в борьбе с терроризмом и криминалом, о причинах бедности и о проблемах мигрантов, о недостатках системы здравоохранения, образования, пенсионного обеспечения и так далее… Очень большой резонанс вызвали материалы полосы «Социология», касавшиеся причин коррупции в России, политических пристрастий молодежи (повзрослевших «детей перестройки»), места России в Европе и в мире, поисков «национальной идеи». Год назад на основе таких публикаций мы издали целую книгу под названием «Свобода. Неравенство. Братство». В нее помимо газетных статей вошли и исходные материалы ученых: графики, таблицы, формы опросных листов. Насколько я знаю, этот сборник есть сейчас в библиотеке каждого крупного научного центра или университета.
В нашем «Зеркале» общество отражается таким, какое оно есть, без прикрас и «чернухи», со всеми его заблуждениями и моментами истины. Зато без лукавых рейтингов, которые показывают «среднюю температуру по больнице», но не позволяют понять — а что, собственно, происходит в умах людей? Очень важно и то, что «жареных цифр» и непроверенных данных на полосе «Социология» не было и никогда не будет. Это принцип. Мы прекрасно осознаем свою (как бы громко ни звучало это слово) миссию. Мы считаем себя продолжателями традиций той публичной, публицистической, но не политизированной и не ангажированной социологии, которую еще в 60-е годы прошлого века привели на газетные полосы Борис Грушин, Юрий Левада и их коллеги.
Гражданское общество, о котором сейчас много говорят (хотя строят с большим трудом), немыслимо без учета общественного мнения и настроений людей, без их открытого и честного диалога с властью и между собой. Трибуна авторитетной ежедневной газеты для такого взаимодействия самая подходящая. Надеюсь, что наши читатели получат возможность еще не раз убедиться в этом сами. А сегодняшние гости редакции — не в первый и не в последний раз — им в этом помогут.
Возвращение из "черной дыры"
Геннадий Осипов: Говорят же, что жить в эпоху перемен — штука не из лучших. Но все-таки хорошо, что времена иногда меняются к лучшему. К социологии, которой я занимаюсь всю свою сознательную и достаточно долгую жизнь, это относится в первую очередь. Ученые моего поколения хорошо помнят времена, когда главный редактор центральной — тем более правительственной! — газеты сильно рисковал бы, говоря подобные вещи. Речи не шло не только о публикации честных и подробных данных социологических опросов. Под запретом была вся социологическая наука вообще. По сути дела социализм проделал в ее развитии «черную дыру». И великая заслуга советских ученых-социологов второй половины ХХ века состоит в том, что они смогли возродить систему социологического знания, сломив сопротивление безраздельно господствовавшей в СССР партийно-идеологической властной машины.
До Октябрьской революции 1917 года социология в России развивалась в русле общемирового процесса: достаточно вспомнить труды Н.Я. Данилевского, И. Лаврова, Н.К. Михайловского, П.Н. Ткачева. В 1907 году, когда был открыт частный Психоневрологический институт, в нем была создана первая кафедра социологии, которую возглавили М.М. Ковалевский и Е.В. Де-Роберти. Еще до этого момента в России было опубликовано 1225 социологических трудов.
«Роман» же победивших большевиков с социологией был недолгим. Работу созданных в 1919 году социологических институтов под руководством П.А. Сорокина и К.М. Тахтарова поначалу только приветствовали. Множились социологические исследования, вплоть до весьма экзотических: «Половая жизнь партактива», «Положение религиозного сектантства в СССР». Но уже в 1922 году известный деятель ВКП (б) Николай Бухарин пишет монографию, где «единственно научной» социологией провозглашается исторический материализм. В 30-е годы социологию окончательно «упразднили» после выхода в свет работы Сталина «О диалектическом и историческом материализме». На все социологические исследования был наложен строжайший запрет. Эпитафию на могильном камне выгравировала дискуссия в Институте философии Коммунистической академии: социологию объявили «буржуазной лженаукой, выдуманной французским реакционером Огюстом Контом», и запретили употреблять даже ее название.
Конта у нас «реабилитировали» только через 2 десятилетия в статье философа М.П. Баскина к 160-й годовщине его рождения. Советским ученым впервые разрешили поехать на III Всемирный социологический конгресс в Голландию в 1955-м по специальному постановлению ЦК КПСС. В 1957 году крупнейшие социологи мира побывали в Москве на Всемирном совещании по вопросу о мирном сосуществовании. 13 июня 1958 года была создана (тоже после соответствующего решения ЦК КПСС и Президиума Академии наук СССР) Советская социологическая ассоциация. Возглавил ее академик Юрий Францев, заместителем был ваш покорный слуга.
Каждое из этих событий было для нас грандиозной победой. Или, скорее, «возвращением из небытия». В 1960 году в Институте философии создается первое в стране научное социологическое подразделение под названием «Сектор новых форм труда и быта» (мне довелось стать его руководителем). В Ленинградском государственном университете в то же время первую социологическую лабораторию возглавил Владимир Ядов. Сложились «московская» и «питерская» социологические школы, и я не могу не назвать здесь имена таких блестящих ученых, как А. Здравомыслов, И. Кон, Ю. Левада, А. Зворыкин, Н. Мансуров, В. Васильев и др. В начале 60-х годов были осуществлены четыре крупных социологических проекта в Свердловске, Горьком, Ленинграде и Молдавии. И наконец, социология совершила мощный прорыв «в массы», когда в 1961 году Б.А. Грушин и другие ученые начали по инициативе «Комсомольской правды» проводить опросы общественного мнения и широко освещать их на страницах самой популярной в то время молодежной газеты. Резонанс превзошел все ожидания. И, как быстро выяснилось, по законам резонанса стал в какой-то момент угрожающе расшатывать саму идеологическую систему, которая «цементировала» советский режим.
У слуг прислуги нет
РГ: Чем же социологи не угодили власти?
Осипов: Тем, что не стали «прислугой слуг народа». Интеллектуальный потенциал ученых, трудившихся в этой научной сфере, быстро вывел ее из такой малопочтенной роли. Были построены математические модели исследований общества, сформулированы базовые принципы моделирования социальных процессов. И, естественно, не заставил себя ждать логический вывод: социология не может быть «буржуазной» или «марксистской», она — как любая наука — вне политики и идеологии, потому что оперирует объективными фактами. Более того, их выводы сплошь и рядом оказывались диаметрально противоположными абстрактным схемам исторического материализма. Научными методами было доказано: тезис о неизбежности перехода советского общества к коммунизму — чистая пропаганда и никакой основы под собой не имеет.
Стоило социологам всерьез вникнуть в любой из исследуемых ими предметов, как эти расхождения немедленно становились явными. Например, по государственной статистике, около 90 процентов промышленных предприятий «активно участвовали в соцсоревновании». Наши исследования показали, что 90% из них считали свое участие чисто формальным, а иногда — приносящим больше вреда, чем пользы.
РГ: Как говорилось в анекдоте тех времен, «а за это, батюшка, можно и партбилет на стол положить»…
Осипов: И положили. Гонения на советских социологов начались, едва только эта наука всерьез заявила о себе, особенно на международном уровне. Собственно говоря, власть никогда нам всерьез и не доверяла. Да и всем, кто имел дело не с идеологическими химерами, а с точными фактами, характеризующими процессы в обществе. Вспоминаю мой разговор с членом-корреспондентом АН СССР В.Н. Старовским, который, возглавляя Государственный комитет по статистике, был одним из немногих государственных деятелей, не сомневавшихся в существовании социологии как науки. «Я несколько раз ставил перед И.В. Сталиным вопрос об издании журнала «Вопросы статистики», — рассказывал мне Старовский. — Сталин обходил этот вопрос молчанием, но в конце концов прореагировал: «Передайте В.М. Молотову, чтобы он подготовил решение об учреждении этого журнала и назначении вас его ответственным редактором». И, помолчав немного, добавил: «Но чтобы в этом журнале не было... никакой статистики». Диалог показательный — точно так же на данные социологов реагировали и те, кто пришел Сталину на смену.
Справедливости ради надо сказать, что мракобесие было не всеобщим. Например, когда по указанию тогдашнего вице-президента АН СССР П.Н. Федосеева в 1961 году пытались фактически разогнать Советскую социологическую ассоциацию (ССА), президент АН СССР академик Мстислав Келдыш выступил против. «Последнее время я занимался очищением от мракобесия биологической науки, — сказал он. — Видимо, настала очередь общественных наук. Я приложу все силы, чтобы социология заняла достойное место в системе АН СССР». Увы, обещание он выполнить не смог из-за болезни и трагического ухода из жизни.
Эту благородную задачу впоследствии решили президент АН СССР академик Георгий Марчук и президент РАН академик Юрий Осипов.
РГ: Только спустя десятилетия…
Осипов: К сожалению, да. А тогда, в 1961-м, руководство ССА все-таки сместили волевым порядком, буквально протащив решение в обход всех законов. Ряд крупных ученых — например, Татьяна Заславская — категорически отказались участвовать в этом шабаше, и о ее поддержке я всегда вспоминаю с глубочайшей благодарностью. Меня тогда отстранили от должности председателя ССА и даже попытались возбудить уголовное дело под названием «Шахматный клуб» (через него, не будучи хозрасчетной организацией, ССА вела свои финансовые расчеты, причем строго в рамках закона). Дело развалилось, не дойдя до суда. Но ССА возглавили люди, от социологии далекие. В конце концов, после бурных (и не всегда обоснованных) объединений и размежеваний мы эту Ассоциацию в 90-х годах потеряли вообще. Сейчас альтернативных организаций социологов в стране больше семи. Союз социологов России восстановлен лишь летом прошлого, 2007 года.
Неблизкие родственники
РГ: Почему же, хорошо зная законы и логику «властной элиты», социологи так покорно «шли на заклание»?
Осипов: Совсем не покорно. Да и «элита» была разной. Могу напомнить подробности так называемого «дела академика Алексея Румянцева», возглавлявшего созданный в 1968 году Институт конкретных социальных исследований (ИКСИ РАН, ныне преобразованный в Институт социологии РАН). Румянцев был не социологом, а выдающимся экономистом, однако в свой институт он привлек выдающихся специалистов из нашей сферы, а также демографов и политологов, стремившихся работать «не на ЦК КПСС, а на советский народ». Противоположной позиции придерживался зав. отделом науки и вузов ЦК КПСС Сергей Трапезников — он предлагал строго засекретить все социологические исследования и использовать их только для внутреннего пользования главного партийного штаба. «Вы еще о ваших идеях пожалеете», — сказал он нам с Румянцевым и Федором Бурлацким, когда мы изложили ему свою концепцию работы института. И обещание выполнил. Вмешательство партийного руководства в научные исследования стало причиной расправы над ведущими социологами страны. Поводом для атаки в 1968 году стали «Лекции по социологии» Юрия Левады — автора обвинили в «насаждении буржуазных теорий» и лишили работы. К чести академика И.Г. Петровского, который был тогда ректором МГУ, он наотрез отказался устроить в университете судилище над Левадой.
В дальнейшем академик Алексей Румянцев был снят с поста директора ИКСИ. Тогдашний главный идеолог страны Михаил Суслов требовал для него самых суровых карательных мер, однако благодаря заступничеству некоторых членов ЦК обошлось «лишь» строгим выговором по партийной линии. А истинного виновника «дела Румянцева», инициатора и основателя Ассоциации научного прогнозирования, доктора исторических наук И.В. Бестужева-Ладу мы с Федором Бурлацким смогли тогда (при содействии зятя министра культуры Екатерины Фурцевой) отправить в длительную командировку в Японию, фактически «спрятав с глаз подальше», сохранив в партии и в институте.
Для ИКСИ «днем Ч» могло стать 15 июня 1983 года. В этот день в докладе Генсека ЦК КПСС К.У. Черненко наш институт был подвергнут резкой критике и должен был быть упразднен. Уже подготовили (к восторгу наших оппонентов) соответствующее партийное решение. Но… Черненко скончался. К власти пришел Михаил Горбачев. А его супруга, покойная Раиса Максимовна, в свое время подготовила и защитила под моим руководством диссертацию «Формирование новых черт быта колхозного крестьянства» по материалам социологических исследований на Ставрополье. Не чужд социологической науки был и сам Михаил Сергеевич, который даже опубликовал научную статью в соавторстве с моим аспирантом А. Кулагиным. Так или иначе, институт в итоге был сохранен.
РГ: И стал «прожектором перестройки»?
Осипов: Новых конфликтов с властью мы все равно не избежали. В конце 80-х — начале 90-х в социологическом сообществе сложились две концепции перестройки и реформирования СССР и России. Первая (ее сторонником был известный ученый Владимир Ядов) исходила из того, что надо полностью разрушить все созданное в период коммунистического руководства страной, «расшатать» социальную стабильность и форсировать перемены, не допустив партократического реванша. Вторая концепция, которую поддерживал я, во главу угла ставила интересы человека, любую реформу мы предлагали оценивать с точки зрения того, осуществляется она за счет человека или ради него, укрепляет стабильность или ведет к распаду социальных связей. Институт, заявил я тогда, должен работать на науку, а наука — на процветание общества. Мы оказались в меньшинстве, мою программу отклонили. Конфликт был решен после вмешательства главы АН СССР Г.И. Марчука — наш научный коллектив в итоге стал основой созданного в марте 1991 года Института социально-политических исследований, ныне ИСПИ РАН. Сейчас оба научных института — ИС РАН и ИСПИ РАН — существуют параллельно, никакой вражды и ревности друг к другу не испытывая (как видите, и здесь мы сидим бок о бок с директором ИС РАН, мною уважаемым Михаилом Константиновичем Горшковым). То давнее решение было, на мой взгляд, долгожданной «победой демократии в науке» в противовес привычному для советских времен «силовому подавлению» неугодных направлений и неудобных оппонентов. А наука, развивающаяся в таких условиях, уже никак не сможет стать «служанкой власти». Она всегда будет стоять на страже интересов общества и национально ориентированного правового государства. Пожалуй, это главный итог все-таки состоявшегося в нашей стране «возрождения» фундаментальной социологической науки и залог ее дальнейшего последовательного развития.
Уроки эпохи возрождения
Михаил Горшков: Мне трудно что-то добавить к рассказу моего старшего коллеги, глубоко мною уважаемого Геннадия Васильевича Осипова. Действительно, вряд ли какая-то еще из отраслей обществознания испытала в нашей стране столь суровые «хождения по мукам». Но, как известно, «все, что нас не убивает, делает нас сильнее». Есть семь уроков, которые мы можем и должны извлечь из примеров и судеб (порой изломанных) наших учителей- первопроходцев.
Урок первый. Наука развивается и идет вперед только тогда, когда ученые ни при каких обстоятельствах не поступаются принципами, готовы отстаивать свою правоту до последнего. То, что мы можем сейчас отмечать свои социологические юбилеи, свидетельствует о том, что наши предшественники были именно такими. Урок второй. В науке очень важен принцип «слияния опыта и молодости», не революций, а преемственности. К сожалению, в социологии очень ощутим разрыв между поколением «шестидесятников» и «восьмидесятников». И есть промежуточное, «полубесхозное» поколение, которое выросло без научных наставников — результатом стал дефицит профессионалов, снижение общей культуры социологических исследований. Урок третий. Социология должна уметь работать с властью. Не ошарашивать ее на каждом шагу своими оценками и выводами, а последовательно и доказательно убеждать. Но и власть должна уважительно и терпимо относиться к любой, даже «строптивой» социологии — иначе она сильно рискует остаться «оглохшей и ослепшей». Урок четвертый. Социологам нужно терпеливо выстраивать откровенный диалог с обществом. Не подменять его рейтингами партий и политиков, а говорить о реальном состоянии дел и самочувствии людей. Надо при этом помнить и понимать, что люди изначально не доверяют политическим декларациям и несбыточным обещаниям.
РГ: Социологам веры больше или меньше, чем политикам?
Горшков: Больше — именно потому, что они оперируют реальными цифрами. Но ожидания людей обманывать нельзя. Кроме того, очень легко для ученого встать в позу: мол, я занимаюсь сложными вещами, простой публике на пальцах их не объяснишь. Нет. Будь любезен, объясни. И не однажды. В газете, по радио, на ТВ, в Интернете. И помни о том, что «если тебя нет в СМИ — тебя, считай, нет вообще!» Именно поэтому мы очень дорожим тем проектом, который осуществляем вместе с «Российской газетой»: он позволяет вести с читателями полноценный диалог, не упрощая сложного и не скатываясь в заумные теоретизирования.
Чувствителен для нас и урок пятый. Многих проблем можно было бы избежать, если бы в период своего «возрождения» социологическое общество было более сплоченным. Особенно досадно, когда язвительные споры шли не в профессиональном сообществе, а в СМИ. Удар, который при этом наносится нашему общему делу, слишком чувствителен по сравнению с мизерными «победами» над оппонентами. Урок шестой. Ни одна наука, а социология в особенности, не имеет права «вариться в собственном соку». Она должна взаимодействовать с политикой, культурой, реальной экономикой, учитывать все перемены, происходящие вокруг. Урок седьмой: ничто не проходит бесследно. Понять, куда идет Россия, можно только на основе жизненного опыта и истории нескольких поколений ее граждан. Именно поэтому все должно существовать в нераздельной связи друг с другом: и фундаментальная наука, и прикладные исследования, и историческая практика, и «злоба дня». Думаю, что мои коллеги это тоже осознают.
РГ: А граждане, по-вашему, уже перестали считать социологию «лженаукой» или пока в сомнениях?
Горшков: Граждане так и не думали, в отличие от партийных деятелей. Скорее уж «затруднялись с ответом». Но сейчас мы констатируем существенный рост доверия к нашим данным и в обществе, и со стороны власти. За годы реформ все больше становится спрос на практические направления социологии, в регулярную практику вошли массовые опросы населения и беседы с экспертами на самые разнообразные темы. От рейтингов политиков до исследований торговых брендов по заказам заинтересованных структур. На этом поприще высокопрофессионально трудятся ВЦИОМ, недавно отметивший свое 20-летие, «Левада-Центр», фонд «Общественное мнение», Социологический центр РАГС при президенте РФ, Центр социального прогнозирования и маркетинга и др. Но, к сожалению, 90-е годы отразились на развитии нашей социологии, и не лучшим образом тоже. Наряду с профессиональной социологией страну захлестнула и откровенная халтура. Мало того что стали множиться низкопробные исследования. В практику, особенно предвыборную, стали внедряться специально сфабрикованные социологические данные, с помощью которых через масс-медиа пытаются манипулировать общественным мнением накануне выборов или в целях рекламы. И хотя в этой сфере постепенно удается навести определенный порядок, профессиональным социологам придется немало потрудиться, чтобы «пиратам» и мошенникам места не осталось.
Ваше мнение?
РГ: Что современный Институт социологии может поставить себе в особую заслугу?
Горшков: Читателям «РГ» это известно лучше, чем кому бы то ни было. Я лишь напомню об исследованиях, которые мы проделали в последнее время (большинство нашло отражение на страницах «Российской газеты»). Среди них уникальный проект, начатый 14 лет назад и продолжающийся до сих пор — «Российский мониторинг социально-экономического положения и здоровья населения» (руководители П.М. Козырева и М.С. Косолапов), серия мониторинговых исследований институтского центра «Социоэкспресс» (рук. В.А. Мансуров), посвященных восприятию реформ в обществе, изучение элит на федеральном и региональном уровнях (О.В. Крыштановская и А.Е. Чирикова), крупнейший проект по изучению идентичности на базе сравнительного российско-польского исследования (В.А. Ядов) и многие другие. Ученые ИС РАН выполняли проекты по проблематике социальных неравенств и становления среднего класса (Н.Е. Тихонова), социологии политических процессов (Ю.А. Красин, А.А. Галкин), становления институтов гражданского общества (О.Н. Яницкий, И.А. Халий) и др. В конце 2006 года в структуре института появился Центр региональной социологии, которым руководит В.В. Маркин.
РГ: До конца ли социологи понимают, что происходит в обществе?
Горшков: Мы исследуем мнения и настроения людей, порой противоречивые. Российское общество — весьма сложный предмет для научного изучения. Оно неоднородно, в нем сейчас как минимум десять социальных слоев, три из которых (общей численностью до 60%) — это разные уровни бедности и малообеспеченности. Колоссальные различия между нищими и богатыми, между мегаполисами и селом, между старшим поколением и молодежью не добавляют обществу стабильности и покоя. Нет единства и в среде ученых, когда они пытаются сделать прогнозы дальнейшего развития страны.
РГ: А в социологии?
Горшков: В ней по-прежнему идет борьба различных школ и направлений. Для общества конфликты нежелательны, однако в научных спорах истина рождается. Российская социология демонстрирует это на собственном наглядном примере. Надеюсь, что «тенденция к возрождению» этой науки, которую мы наблюдаем вот уже полвека, окажется стойкой и вспять этот безусловно позитивный процесс уже никто и никогда не повернет.