Поделиться
Премьерой неоконченной оперы Модеста Мусоргского "Женитьба" по пьесе Николая Гоголя Центр оперного пения Галины Вишневской фактически дал старт "гоголиане", начинающей разворачиваться к грядущему в 2009 году двухсотлетнему юбилею классика русской литературы. Новый спектакль в постановочном концепте режиссера Владимира Мирзоева выпустили дирижер Ярослав Ткаленко, художники Алексей Порай-Кашиц и Алла Коженкова, режиссер Вячеслав Стародубцев и балетмейстер Артур Ощепков.
И спустя сто с лишним лет музыка незаконченного опуса Модеста Мусоргского, написавшего 1 акт "Женитьбы" на оригинальный гоголевский текст, остается образцом музыкального эксперимента. Доказательством новизны в позапрошлом веке было смятение в стане единомышленников Мусоргского, часть которых была потрясена "невероятной талантливостью" музыки (как Александр Даргомыжский, чуть не подавившийся от смеха во время исполнения "Женитьбы" автором на рояле), другие вынесли вердикт - "курьез, невозможный к исполнению", а в сегодняшнем времени - актуальность интонационных решений и очевидность артефакта непревзойденной музыкальной сатиры.
Для воплощения этого давнишнего эксперимента из эпохи русской классики Центр оперного пения пригласил режиссера Владимира Мирзоева, мистика и концептуалиста, мастера эксцентрики и сценических шарад. Конечно, даже в житейскую историю холостяка Подколесина Мирзоев просто не мог не ввести тему гоголевского "морока", будоражащих снов, девушек-"нежитей", цепляющих руками шею жениха. В конечном результате ассоциативная цепочка разрослась в название "Женитьба и другие ужасы".
На сцене, оформленной в "высоком" петербургском стиле с монолитом гранитной стены, напоминающей набережные Невы, с львиными мордами в качестве декора и симметрией лестниц, сбегающих "от Невы" к подколесинскому логову, засеменили мелкими шажками, забегали на четвереньках, застыли в ужасе, запутались тонкими "русалочьими" руками персонажи спектакля. Сценическая эксцентрика явно усложнила задачи молодым певцам, и без того осваивавшим трудные партии с быстрыми речитативами, где композитор не предусмотрел ни одной вокальной лазейки, ни одной арии для "свободного полета". Но артисты - Константин Пурилкин (Подколесин), Максим Сажин (Кочкарев), Инна Звеняцкая (Сваха) и Руслан Розыев (Степан) отлично освоились в жанре фантасмагории, потребовавшей от них серьезного владения не только голосом, но и телом. Имени Мирзоева, правда, в программке спектакля не оказалось.
Зато вторая часть спектакля - гала "гоголианы", составленная из фрагментов опер Чайковского "Черевички", Римского-Корсакова "Ночь перед Рождеством" и "Майская ночь", Шостаковича "Нос", дала возможность певцам развернуться в популярном классическом репертуаре, показать себя в ариях и дуэтах и, что удивительно, "не выпасть" из заданного жанра. Во "сне Агафьи Тихоновны" (Надежда Карязина), сладко дремлющей на высоких подушках и мечтающей о "носах, губах" и прочих прелестях женихов, на сцене замелькали звучный Вакула (Александр Касьянов) и артистичные Солоха (Инна Звеняцкая) с Бесом (Юрий Баранов) из "Черевичек", лиричная Парася и игривый дуэт Хиври (Наталья Боброва) и Учителя (Дмитрий Иогман) из "Сорочинской ярмарки".
Пиком парада гоголевских героев стала сцена из "Носа" с ернической музыкой Шостаковича, балаганными криками "Бублики, бублики!" и взвинченной массовкой, обнаружившей в своем стане гуляющий Нос (в облике Подколесина). "Непорядок" по Гоголю разрешился благостным финалом в духе купеческой идиллии: Агафья Тихоновна на брачной кровати с блюдцем чая в окружении женихов. А рождественская музыка "Поезда Овсеня и Коляды" Римского-Корсакова укротила фантасмагорию "Женитьбы" и ее ужасов - подобно тому, как сам Римский-Корсаков "смирял" роскошной оркестровкой резкие, угловатые, незаконченные партитуры рано ушедшего своего друга - Мусоргского.