В Падуе родился и в Виченце развернулся Андреа Палладио - единственный архитектор в мировой истории, чьим именем назван стиль.
Чтобы не вдаваться в архитектурные подробности, проще всего вызвать в воображении Большой театр или районный Дом культуры - они таковы благодаря Палладио. И если составлять список людей, усилиями которых мир - по крайней мере, мир эллинско-христианской традиции от Калифорнии до Сахалина - выглядит так, как выглядит, а не иначе, Палладио занял бы первое место.
Палладианские здания - архитектурное эсперанто, пунктир цивилизации. Самое представительное сооружение на свете - широкие ступени, ряд колонн, треугольник с барельефом, высокие окна: там тебе непременно что-нибудь скажут, объяснят, покажут. Одинаковые парламенты, суды, театры, музеи, особняки и виллы покрыли планету задолго до "Макдоналдса" - назойливые, но необходимые ориентиры. Огонек в лесу. Хуторок в степи. "Земля-я-я!!!"
Его стиль - превознесенность. Его загородные виллы для отдыха и развлечений больше всего напоминают храмы.
Красиво, но бессмысленно. И этот стиль распространился по всему миру, до глухих углов? Все же тяга к роскоши куда неистребимее, чем стремление к нормальному удобству, не говоря о том, что это более пламенная страсть. Взять хотя бы мировые географические открытия, сделанные в поисках пряностей, золота и мехов, - не за пшеном же плыли вокруг света.
Считается, что Палладио возрождал античность. Так считал и он сам. Так оно и было. Но с поправкой: Возрождение изгоняло из греко-римской древности язычество, а с ним - низовую физиологическую телесность.
Интерес к античности возник во флорентийском кватроченто, а решающее событие произошло, когда Поджио Браччолини нашел в монастырских архивах сочинение древнеримского архитектора Марка Витрувия "Об архитектуре". Основа его: архитектура должна имитировать природу и строиться на рациональных принципах, ведущих к Красоте, Пользе и Мощи. Римлянина развил Леон Баттиста Альберти, который вычленил у язычника Витрувия библейский антропоморфизм, сравнивая пропорции колонн с соотношениями роста и толщины человека, расстоянием от пупка до почки и т.д.; человеческие же пропорции он, вслед за Блаженным Августином, соотнес с параметрами Ноева ковчега и храма Соломона. Максима "Человек есть мера всех вещей" - для нас метафизическая - имела для Ренессанса арифметический смысл.
Продолживший Альберти в своем трактате "Четыре книги об архитектуре" Палладио заключает: "Здание должно выглядеть цельным, совершенным телом".
Следствие - иерархия архитектурного пространства, подобно тому, "как Господь замыслил части нашего тела так, чтобы самые красивые были выставлены на обозрение, а менее достойные упрятаны". Оттого лестницы (кроме парадной) и другие служебные конструкции оставались без внимания. Оттого кухни задвигались и тесные неудобные помещения рядом с погребами, а иногда вовсе выносились за пределы здания - к амбарам и конюшням. Бельэтаж по сей день в Италии называется piano nobile - дворянский этаж, этаж для благородных.
Сортирами архитекторы палладианского толка пренебрегали: неловко, видно, делалось. На четырнадцать залов роскошной виллы Пизани обнаруживаешь одно отхожее место. Архитектура низа еще только предстояла человечеству, а ту, что была в прошлом, забыли. Я видал в Эфесе древнеримские общественные уборные дворцового размаха. Процесс там был организован тонко: оркестр играл, заглушая неблагозвучные шумы, запах нейтрализовали благовония, рабы предварительно нагревали своими зад ницами мрамор сидений. Хоть Возрождение возрождало антич ность, но полторы тысячи лет христианства не прошли даром: телесность заметно отступала перед духовностью. Суть - перед идеей.
Палладио упразднял сортиры, расширяя столовые, - и специальные помещения уставляли ночными горшками, от чего в итоге бешено разрастались цветы в садах: тоже вроде польза, но косвенная, не предусмотренная. Говорят, красиво жить не запретишь, - неправда: красивая жизнь только та, которая полноценна и естественна. Запланировать красоту и счастье не выходит. Потому и утонул "Титаник": чтоб не зарываться. Как там у Венедикта Ерофеева: "Все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтоб не сумел загордиться человек, чтоб человек постоянно был грустен и растерян".
Широта Палладио нечаста даже для Ренессанса. Он пробовал все: храмы, жилые дома, загородные виллы, общественные здания, мосты, плотины, театры, гробницы, оформление торжеств. Между 1540 и 1560 годами начал в Виченце и вокруг нее тридцать зданий - два десятка вилл, десяток дворцов. Если прибавить к этому авторство трактата об архитектуре, который почти полтысячи лет - мировой бестселлер, то поразишься взлету сына жерновых дел мастера.
Идеи растекаются - чем они проще и внятнее, тем быстрее и шире. Но всегда должен быть проводник, персонификация идеи: таким для Англии стал Иньиго Джонс, а для России - Джакомо Кваренги. В 1780 году по приглашению Екатерины он приехал из Италии в Петербург, где и умер тридцать семь лет спустя, успев послужить еще и Павлу, при Александре впав в немилость. Неистовый палладианец, он задал тон, стиль, моду, оставив выдающиеся образцы: Английский дворец в Петергофе (разрушен Люфтваффе в 42-м), Академия наук, Эрмитажный театр, Обуховская больница. Конногвардейский манеж. Не забудем Смольный: эволюционер Палладио оказался причастен к самой радикальной революции в истории. А победивший гегемон в своих общественных и частных сооружениях самоутверждался, копируя дворцы и поместья. В санатории "Сочи", построенном для Политбюро - с портиками, фресками, лепниной, - я своими глазами видел монументальную плиту, где золотом по белому в прожилках выбито: "Кефир 22.00 - 22.30". Под Москвой попал в гости к нефтяному магнату, занявшему бывшую дачу ЦК: лестница вчетверо шире кухни, ионические колонны в два обхвата, в биллиардную попадаешь через спальню.
Прижизненная судьба Палладио сложилась тоже неплохо: в конце концов, он получил в свое распоряжение целый, и немалый, город. Но тяжелый комплекс непризнания Венецией тяготел над ним до смерти. С 70-х годов XVI века, то есть в последнее свое десятилетие, он именуется в венецианских документах "наш верный Андреа Палладио", но ни общественных, ни частных заказов в Венеции так и не получил. Победив посмертно планету, всю жизнь мечтал одолеть один город.
Ему все же удалось поработать здесь, оставив два фасада, которые доминируют в вечернем городе. Когда над лагуной непроглядно темнеет, глаз наблюдателя, стоящего у воды перед Дворцом дожей, режет одно пятно - Сан Джорджо Маджоре, мертвенно-белый фасад церкви.
Тем же вечером стоит перебраться на другую сторону Большого канала, завернуть за здание таможни на остром мысу, выйдя на набережную Неисцелимых вдоль широкого канала Джудекка (нет в мире лучшей вечерней прогулки), - и перед глазами встанет мощный силуэт храма Реденторе с таким же отбеленным фасадом.
Церковь Реденторе (Искупителя) - шедевр Палладио: компактная огромность.