Поделиться
Иосиф Райхельгауз, только что отметивший 20-летие своего театра "Школа современной пьесы", непременно хотел получить к юбилею новую пьесу Гришковца. Вот Гришковец и написал "Дом".
В день премьеры у здания театра толпились новенькие автомобили "Бентли", с легкой брезгливостью поглядывая, как их лощеные владельцы входят в двери полинявшего особняка, смешиваясь с остальной публикой. Дальнейшего они себе и представить не могли, эти чисто вымытые "Бентли". Разбитые по парам зрительские кресла ютятся спиной и лицом друг к другу в самом хаотическом порядке, как на улицах Бомбея, а по четырем стенам хорошо освещенного зала висят экраны, наводящие окуляры на всех без разбора, - то сам Гришковец попадется, то Елена Санаева, то Александр Гордон, то Альберт Филозов, то один смущенный зритель, то другой. Когда, точно черти из табакерки, из соседнего кресла неожиданно "выпрыгивают" актеры, среди зрителей все сильнее возбуждается веселье.
Райхельгауз перемешивает всех, как машины в московских пробках, как пассажиров в метро, как каналы в телеящике. Когда лицо Александра Гордона (Игоря) привычно вспыхивает на четырех мониторах, вовсе не обязательно смотреть на него "живьем". Приятно расположившись в плюшевых креслах, публика чувствует себя как у домашнего телеэкрана.
В этом и заключается "эффект Гришковца": он рассказывает о том, как все уникально личное, что отвоевал для себя христианский мир, оказалось экспроприировано всеобщим, "массовидным" существом из телевизора. Но рассказывает об этом так, что завороженный, точно на сеансах Кашпировского, зритель чувствует себя единственным обладателем сходного жизненного опыта.
Герой "Дома", 45-летний врач, впавший в тоску от однообразия бытовых ритуалов и побед (жена, двое детей, успешная частная практика отоларинголога), мечтает купить дом. Но дело в том, что кредит на него взять нельзя, даже под залог квартиры - она тоже куплена в кредит, который еще не погашен (о, эти страсти, создавшие целому поколению иллюзию полноты жизни). Остаются друзья. Но тут-то и выясняется, что друзья ему дать денег не хотят. Мотивации самые разные, от простых ("отопление, вечные проблемы с бойлерной, вывоз мусора, ливневая канализация") до утонченных: "Ты будешь чувствовать себя неудобно передо мной. Я буду бояться тебе слово сказать, так как буду переживать, что ты это воспримешь как попрек".
С каждым новым отказом герой Гришковца все больше сознает свое одиночество. В эти минуты даже владельцы "Бентли", которым не вполне понятны финансовые трудности доктора ("чеховская" профессия героя здесь не случайна), тревожно замирают: одиночество, тоска и страх смерти - вещи универсальные и им не чуждые. Когда же после всех "кругов ада" в его руках оказывается пачка "похоронных" денег тещи и тестя (Елена Санаева и Альберт Филозов во сне героя воспаряют ввысь и превращаются в бабушку и дедушку из его нежного детства), влагой наполняются не только их глаза.
Гришковец - точнейший социальный медиум: он всегда чувствует, какая ситуация сможет захватить всю его аудиторию. Покупка квартиры, машины, дома (яхт, заводов, телеканалов) - самое универсальное обстоятельство последних лет, еще не описанное им. Да и традиционный интерес русского театра к этому сюжету тоже, кажется, учтен. У Чехова в "Вишневом саде" была продажа, утрата дома, и по отношению к этому событию вершились частные и общие судьбы. В "Серсо" Славкина и Васильева герой тоже терял родительский дом, уходил из него с компанией своих инфантильных 40-летних друзей. Еще был "Старый дом" Алексея Казанцева конца 70-х. Не знаю, думал ли об этом Гришковец, когда сочинял свою историю о вовсе не купленном доме, но Райхельгауз - безусловно.
После антракта, когда действие пьесы окончено, а жизнь героя находится в тревожном многоточии, Райхельгауз предлагает публике посмотреть эпилог: по его просьбе Сергей Соловьев снял праздник в большом старинном доме с анфиладой комнат и гостями, одетыми в костюмы начала ХХ века. На одном экране герой Гордона танцует с женой под звуки оркестра (того ли самого, из "Вишневого сада"?), на другом - депрессивно сидит в кресле, на третьем - стреляется на бильярдном столе, на четвертом - отсутствует вовсе.
Этой пьесой Гришковец отметил свое возвращение из литературы в театр. В начале мая он сыграет свой собственный спектакль "+1", где обещает выйти в костюме космонавта и по-новому рассказать о любви к Родине.