"Слово предоставляется начальнику транспортного цеха", "Меня зовут Николай Степаныч. А вас?", "На пляже в рабочее время?", "Вы не Сидоров-кассир, вы - убийца" - монологи, которые читает Роман Карцев, именно с его же интонациями, повторяет вся страна. Характерный артист небольшого роста способен рассмешить так, что все проблемы кризисного времени отступают на задний план. 20 мая Роману Карцеву - 70. А накануне артист ответил на вопросы обозревателя "РГ".
Российская газета: Роман Андреевич, мне всегда хотелось вас спросить, что вы чувствуете, когда читаете монолог про раков?
Карцев: Тоже мне вопрос (смеется). Ничего не чувствую. Только смех в зале. А почему они смеются - я до сих пор не знаю. Это единственная вещь, которую я не могу объяснить. Любой монолог, миниатюру - могу. А что такое "Раки", в чем их феномен - не знаю.
РГ: У Жванецкого есть известная миниатюра, суть которой в том, что "Раков" пытаются перевести на английский - и все в недоумении: над чем русские смеются.
Карцев: Так получилось, что в свое время Миша (Жванецкий - Прим С.А.) меня вытолкнул на юбилее Райкина, чтобы я впервые прочел "Раков". Я откуда-то приехал, усталый. И вдруг - пошло. Зал был артистический, своя публика. А когда зрители по телевизору увидела, что те смеются, они подхватили. Это я так думаю. Но на самом деле не знаю. Может, там все дело - в паузах.
РГ: Меня удивляет, что молодые люди, которые вообще таких цен не знают - три рубля, пять рублей - все равно смеются.
Карцев: Поэтому, когда сейчас меня просят исполнить "Раков", шучу в ответ, что все, номер пропал. Потому что сейчас килограмм раков 558 рублей - это больших. А 264 - маленькие. И все. Уже не смешно.
РГ: У артиста на каждом концерте шутки повторяются. Не бывает такого, что самому скучно.
Карцев: А баскетболисту на каждой игре в одно кольцо попадать - тоже должно быть скучно? Есть еще импровизация, приемы, которые согревают душу. Вот, к примеру, мы работали с Райкиным. Его режим был такой - четыре дня работы - выходной и так далее. Он играл спектакль два-три года. С одной стороны - это тяжело. А с другой - очень легко, потому что спектакль доводится до совершенства. Меняются миниатюры, больше ощущается основное содержание. Все, что происходит на сцене это - процесс. В кино это - ножницы. Режиссер, оператор… Они тебя вырезал там, подрезали здесь, и ты ничего не можешь с этим поделать. А вот на сцене ты можешь завтра этот же монолог сделать хотя бы чуть-чуть, но иначе
В серьезном драматическом театре не разрешают серьезно импровизировать, и, когда актеры играют помногу лет один спектакль, им может быть скучно. У нас в театре миниатюр все по-другому. Вот я сейчас приехал, потом съезжу в Екатеринбург, потом до 9 июня не буду работать. В этом тоже своя прелесть. Сейчас я играю свой моноспектакль, и каждый раз волнуюсь как на премьере. Потому что, когда играешь с большими перерывами, то каждый выход, как первый.
РГ: А сколько у вас было спектаклей за все время?
Карцев: Тринадцать
РГ:Почему вы говорите, что не будете работать. У вас же 20 мая на сцене театра Сатиры - большой юбилей. Вы разве не будете на нем выступать?
Карцев: Буду, конечно. Играть то же, что и на гастролях в Омске и Екатеринбурге. Читать вещи, которые сам написал. И еще там будет несколько добавочных специальных номеров - Лариса Долина, Миша Жванецкий, Семен Альтов и другие.
РГ: А в Одессе будете как-то отмечать юбилей?
Карцев: Приглашения пока не было. А вот из Ленинграда позвонили. Пригласили в Большой зал. Я очень нервничаю. Это как раз и будет 9 июня.
В Одессе же я в прошлом году много раз был. Наверное, надоел им уже.
РГ: Ходят слухи, что вы собираетесь уехать в Одессу на ПМЖ?
Карцев: На постоянное место жительства вряд ли - у меня же дети и внуки в Москве. Но два-три месяца побыть в родном городе - это удовольствие. Что там говорить! Свой воздух. Свое море! Свои люди!
РГ: Поговорим о вашим работах в кино. Ролей было мало, но какие! Я насчитала десять
Карцев: Одиннадцать!
РГ: Недавно отмечался юбилей - 20 лет картине "Биндюжник и Король". Вы там играете портного - Боярского, который хотел жениться на сестре Бени Крика Двойре (Максим Леонидов и Татьяна Васильева). Кто придумал эту фразу "Пгивет Боягский", которую все до сих пор цитируют?
Карцев: Фраза была в тексте изначально. Но я специально картавил. Вот у Рязанова я придумал фразу в "Небесах обетованных": "Всю жизнь кричали: "Бей жидов, спасай Россию!". Жидов перебили, а Россию не спасли". А вот на днях на канале "Культура" будет хороший документальный фильм. Я как-то написал рассказ про Чарли Чаплина, который мне приснился. Будто бы я его вожу по Одессе. И вот в фильме этот рассказ будет словно проходить через все мои киноработы. Они нашли и самые редкие, где я снимался "Нечистая сила", фильм Романа Виктюка, последний фильм - того же режиссера, который снимал "Биндюжник и Король" Владимира Аленикова "Улыбка Бога или чисто одесская история". Он - новый. Его мало кто видел.
РГ: Я видела. Он сделан по книге Гарика Голубенко "Рыжий город". И вы там играете опять портного - Перельмутера. И как вы поняли, что и этот портной - ваша роль?
Карцев: Я предлагал режиссеру другого человека, но он все-таки решил задействовать меня. Я не в восторге от этой своей работы. Людям этот образ нравится. Но мне, честно говоря, создать его особого труда не стоило - я играл сам себя.
РГ: Расскажите, пожалуйста, про роль Швондера. Когда читаешь "Собачье сердце" Булгакова, то представляешь Швондера серьезным, зацикленным на идеологии человеком. А у вас он получился смешным.
Карцев: Швондер поэтому и смешной, потому что серьезный. Поэтому и смешной фильм "Семнадцать мгновений весны", потому что наши очень серьезно изображают немцев. Нашего прекрасного великого актера Тихонова можно было бы поймать, как шпиона, через пять минут. И все эти потрясающие лица - и Табакова, и Плятта, и Броневого. Это пародия - я так считаю - и всегда, когда смотрю, очень хохочу. А сейчас еще фильм цветным сделали… Играют гениально, но это - фарс. Так и Швондер. Он маленький, но серьезный… Я хорошо знаю такой тип людей. У нас с Мишей в каждой программе был такой образ.
РГ: Вы всю жизнь читаете произведения Жванецкого. А было такое, что вам приносили тексты другие писатели-сатирики?
Карцев: Были у нас хорошие авторы - Аркадий Хаит, например, который писал Хазанову и многим другим. Но и он, и другие маститые авторы мне свои тексты даже не предлагали. Потому что не выдерживали сравнения со Жванецким.
Так что от добра добра не ищут. Я только в последнее время начал свои вещи читать. Но я это делаю, как дополнительную краску - мол, я еще и пишу. А так кто может Мишу переплюнуть? Никто! В театре я играл Хармса - у Михаила Левитина в театре "Эрмитаж", "Чехонте" вместе с Любой Полищук. Играл Шолом-Алейхема в спектакле "Искренне ваш". Семена Альтова - целый спектакль "Зал ожидания" шел довольно долгое время. Так что я давал Мише отдохнуть. А теперь он мне дает - сам выступает (смеется).
РГ: У Жванецкого достаточно непростой характер. Как вам было с ним ужиться в течение всей творческой жизни?
Карцев: Дело в том, что мы с Мишей очень мало виделись. Он был свободный художник. Первое время, когда мы ушли от Райкина, он со мной и Витей ездил. Но потом ему это надоело. Он занялся другими делами. Приезжал к нам, потом опять исчезал.
Мы больше с Витей были - с утра до вечера репетиции, гастроли. С Мишей - не так. Поэтому мы с ним меньше ссорились. Единственное, он всегда на меня орал, потому что я импровизировал. Иногда чересчур. И это его сильно злило. Но, когда получалось хорошо, он молчал.
Как-то мы с ним плавали в круизе в одной каюте. Это был очень интересный случай, Как раз тогда была борьба с пьянством. Нас раньше не выпускали и вдруг выпустили. Круиз 24 дня. Но была всего одна каюта. Правда, дорогая, несколько комнат. И мы со Жванецким почти месяц там жили. Он, правда, меня не видел, а я - его. Он приходит поздно. Я уже сплю. Я встаю в шесть утра. А у него - самый сон. И через месяц он сказал: "С тобой так хорошо жить - я тебя почти не вижу".
Конечно, у него сложный характер. Да и у нас непростой.
РГ: У вас две книжки. Еще писать будете?
Карцев: Нет. Больше не буду. Так, для себя я что-то пишу, Но книжку издавать не собираюсь. Одна вышла автобиографическая. Другая - художественная. По-моему, нормально.
РГ: А раньше сами писать не пробовали?
Карцев: Нет. Зачем писать, если Миша под боком, такое количество миниатюр, что мы сидели и перебирали их, как перебирают камешки. Но я иногда импровизировал, конечно. Потом, в спектакле "Моя Одесса", когда Вити не стало, я почувствовал, что мне просто необходимо говорить с публикой. И я начал вспоминать всякие одесские зарисовки. Они хорошо принимались. И с тех пор я понял, что в любом спектакле с публикой надо общаться. Она это очень любит. Конечно, смотря что и как. И Миша стал говорить с публикой. Раньше он мне кричал: "Прекрати говорить, играй!", а сейчас сам - отрывается от текста и говорит.
РГ: Я слышала как вы поете одесские песни.
Карцев: Я пел очень много в фильме "Биндюжник и король". И в картине "Улыбка Бога…" спел песню об Одессе "Ах этот город, рыжий город". Думал даже эту песню вставить в свой спектакль. Но пока не знаю как получится.
РГ: Ну и последний вопрос - о личном.
Карцев: Внуки растут. Внучка учится в Англии. Ее папа - человек состоятельный - опекает и курирует. Внук - Ленчик переходит в четвертый класс. Красавец. Женщины любого возраста уже от него падают. Он молчаливый, мужичок такой. Пока, слава богу, в искусство не лезут. В сатиру тоже. Сейчас ведь эпоха примитивизма. Юмор, спектакли, телевидение, кино - примитивные за редким исключением. Чем проще, тем лучше. Я не понимаю, как может самая читающая страна хохотать над самой большой пошлостью. Телепередачи юмористические беззубые, никого не трогают… Но вот, когда я езжу на гастроли. Такая прекрасная публика собирается. Они соскучились по нормальному живому слову. Так что и я получаю удовольствие, и они кричат - "Приезжайте!".